Дебелая жопа сладко стонала,
Всегда, когда в свой анал давала,
Давала летом, давала в ненастье,
И в этом давании видела счастье.
В ней были мальчишек, прыщавых, хуйки,
В неё изливался любой старый хер,
Огромные члены созревших мужей,
Бутылку вбивали, и «Жопа налей!»
Звучало в компаниях ёбарей странных,
Любителей жоп и их дыр засраных.
Драли её и в кабинетах,
Где отражалась она на портретах,
Драли в избе, и в садовом домишке,
В дому сумасшедшем огромной елдою,
При малом совсем сексуальном умишке,
И даже дали задроченному местным бабьём
Конишке, что уже перестал быть конём.
Но впёр и он ей, обнимая копытами,
Спустил очень быстро в дырку разрытую.
Дома она ублажала соседа.
Он её драил рукой,
Сиськи больно сжимая при этом,
И приводил иногда таких же слабых в стоячке друзей,
И веселились они, со стаканами стоя, —
Удивляла жопа своей втулкою —
С краснухой вгоняя бутылку: «Жопа налей!»,
Она наливала, качая булками,
Потом ради смеха и просто понта,
Враз принимая сразу по два,
Не уставала давать дыра.
Натёртой трудясь пиздой и работая ртом,
Выменем хуи поднимая, мечтала о том,
Чтобы в дыре с нескончаемым пылом,
Хуёв по двадцать за вечер ходило…
И вот прапор, знакомый, в анальных делах зная толк,
Тайком приволок пышнотелую в полк.
И так из казармы в казарму, плывя на хуях,
Познала всё, что было в мечтах,
И в дырки всадили однажды три члена,
Три хачика — в жопу, в пизду — три чечена,
Её проебав, обозвали засранкой
За кровь, что сочилась из маленькой ранки,
Которую сделал, колено впихав, уходя,
Зам по тылу командира полка…
Потом её тёрли на нарах гаупвахты
И те, кто сидел, и что были при вахте…
Оттуда с забитым в дыру сапогом,
Как прапор сказал,
Её голышом сволокли на вокзал…
Был праздник недельный у всех бомжей,
Жопа помнит в дырах во всех их вонючих ежей.
Потом, опустив меж двух половиц
Сиськи отдали сосать
детишкам ебущихся проводниц,
Оставив сверху лишь обхватанный таз,
Из дырки сделали унитаз,
В него кто хотел, что хотел и сливал,
Кому было надо — туда плевал,
Иногда приводили пьянчугу запойного,
О жопе такой он не мечтал,
Дыру хуём, узловатым, своим прочищал,
Затем, подумав, что с жопою сотворить,
Решили на столбик оградки её насадить…
Сняли менты, и не видя увечий,
Домой повезли, где резвились весь вечер.
Рвали и рот, и пизду, отдавая дань сиськам,
Особо узбек один сильно тискал,
И всё приговаривал: «Ай, какой сиська,
Жалко разорвана жопа и писька,
Так бы в жена взял, такой полный женщин,
Я бы пока на служба ходил,
Мне бы калым приносил весь аил»…
Теперь вновь умыта, в халатике жопа,
Ждёт, когда к обеду начнётся работа –
Придут деды, будут щупать и мять,
Слюнки пускать на толстую блядь,
Прибегут пацанята, чуть не с детсада,
Будут хватать полушария зада.
Хуйки запускать в пизду и ручонки.
Потом придёт подросток – ещё мальчонка,
Хуй у которого вырос такой,
Что уже ему мало радости
Со старой, пухлой иметь дело пиздой,
И как недавно дедок подсказал:
«Чтоб проебать эту добрую тётю,
Надо ей заходить в анал…» , —
Ставит любимую даму раком,
И от засосов, перейдя к настоящему,
Полюбовавшись на гладкую сраку,
Вошедшую в сладостной ебли пору,
Толкает свой дрын в большую дыру…
