Обычно объектами первой юношеской страсти становятся юные создания, этакие нераспустившиеся бутоны. Меня же — наоборот, в годы отрочества тянуло на зрелые ягодки, то есть к дамам середины лета, которым ближе к тридцати. Дело в том, что с самого раннего возраста мой интерес к девочкам был удовлетворен, поэтому мне хотелось ощутить в руках полную грудь, провести пальчиком по волосатому женскому месту, хлопнуть ладошкой по тронутой целлюлитом заднице…
Когда я появился на свет, мои родители, а также моя бабушка, жили в пригороде, в небольшом деревянном доме на две семьи с садом и огородом. Удобства во дворе, вода в колонке на улице. Родители были дружны с соседями по дому, а родился я в один день с соседской дочкой. Наши мамы и забеременели день в день. Подозреваю, это было после празднования 7 ноября, все праздники мы отмечали вместе с соседями, возможно за праздничным столом и возникла идея увеличения обеих семей. Наших будущих мам отвезли в роддом на одной машине, и в тот же день, пятого августа тысяча девятьсот пятьдесят…, короче, лохматого года, с разницей в четыре часа, они родили нас. Я был на эти четыре часа старше своей соседки.
Мы росли вместе как брат и сестра, летом бегали голенькие по двору, а лет до семи нас купали в одной ванночке в целях экономии воды, ведь ее нашим мамам надо было натаскать и нагреть. Мы совсем не стеснялись друг друга и даже не придавали значения своим анатомическим различиям. Если в процессе игры в саду кого-нибудь из нас приспичит по маленькому, мы делали это без тени смущения, просто отойдя чуть-чуть в сторонку. Я мог в любой момент, когда мне этого захочется, заглянуть ей под платье, а она – сунуть ручку мне в трусы и подержаться за мою штучку. Она была свидетельницей моей первой эрекции, что привело ее в бурный восторг. Родители называли нас женихом и невестой, считая вопрос сватовства решенным.
Но, когда нам было лет по десять, ее отцу предложили крупную руководящую должность в другом городе, они переехали, а мы остались в нашем деревянном доме одни, больше к нам никого не подселяли. Без малого год я переписывался со своей несостоявшейся невестой, а потом все это тихо сошло на нет. И вот тут я стал замечать, что меня не волнуют мои неполовозрелые сверстницы, я все больше обращал внимание на десятиклассниц и молодых учительниц. В пятом классе я был страстно и, конечно же, безответно, влюблен в учительницу биологии. Она ходила в обтягивающей водолазке и узенькой коротенькой юбке, демонстрируя всем свою пышную грудь, номер четвертый, не меньше, огромную задницу и стройные ноги. Естественно, она была замужем, а когда через год собралась уходить в декрет, я испытывал самую натуральную ревность.
В седьмой класс я пошел уже в другую школу. Мы переехали в город, в отдельную квартиру — папин НИИ выстроил жилье для своих сотрудников. Каким-то образом папе удалось не выписывать бабушку, она так и осталась жить за городом в нашем старом деревянном доме. Летом меня отправляли туда, а родители наведывались по выходным и в отпуск. Мы так и называли теперь этот дом – «бабушкина дача».
Чтобы не скучать зимой и иметь прибавку к пенсии, бабушка пустила в одну из пустующих комнат жиличку. Это была двадцатисемилетняя незамужняя женщина, высокая брюнетка, очень симпатичная и чем-то похожая на нашу биологичку, по которой я все еще сох. Похожа она была, наверно, своими формами – бюстом и задницей. Когда она шла, бюст подпрыгивал, а попа раскачивалась, и все это приводило меня в неописуемое возбуждение. Конечно же, я в нее тайно влюбился. Я страшно ревновал и не находил себе места, когда к ней приходили мужчины. А некоторые из них уходили только утром. Бабушке тоже не нравились эти визитеры, и однажды она ей прямо высказала:
— Надя, если ты не прекратишь устраивать в моем доме бордель, я тебя выселю!
Что такое «бордель» я еще не знал, но понимал, что Надя ведет не совсем правильный образ жизни. Однако это меня не останавливало, я продолжал ее страстно любить и очень хотел ее. Во мне уже пробудились все инстинкты, желание иметь женщину было нестерпимо, особенно – ЭТУ женщину. Я очень беспокоился, чтобы она опять не устроила на бабушкиной даче бордель и не потому, что это претит нормам морали, а потому, что бабушка может и впрямь заставить ее съехать.
В то лето мне было неполных шестнадцать лет. Полных должно было исполниться 5-го августа. Я с нетерпением ждал, когда окончится школьная практика, чтобы поскорее уехать на бабушкину дачу и снова увидеть ЕЕ. И вот этот момент наступил. Я все время старался торчать в саду возле дома, чтобы почаще ненароком встречаться с ней, когда она выходила в туалет или за водой, или развешивала постиранное белье. У Нади тоже были каникулы, поскольку она преподавала в техникуме, и она все утро и почти весь день проводила дома. По вечерам она частенько куда-то уходила, а возвращалась поздно, иногда даже под утро. Но мужчины к ней больше не приходили, бабушка у меня строгая, ослушаться ее нельзя.
Если Надя разговаривала со мной, я был вне себя от счастья. Когда я приехал, она сделала мне комплимент, сказала, какой я уже большой, почти взрослый мужчина. И даже озорно посмотрела на меня, отчего искры пробежали по всему моему телу. Бабушка тогда строго погрозила ей пальцем:
— Смотри, мальчика мне не спорть!
А когда мы ненароком встречались в саду, она обычно расспрашивала меня о всяких пустяках: как учеба, с кем дружу, чем увлекаюсь. А сам я не знал, о чем с ней поговорить. Когда на веревке сушилось ее белье, я старался чаще проходить мимо и разглядывал ее лифчики и трусики. А бабушка ворчала:
— Тьфу, бесстыдница! Опять свои причиндалы развесила!
Ванной в нашем старом доме не было. Мыться ходили в баню или ополаскивались дома, стоя в тазике и поливая себя из ковшика. В начале июля баню недели на две закрыли на ремонт. И вот однажды бабушка куда-то ушла, быть может, на рынок, а Надя поставила на газ греть воду в ведре и в чайнике, очевидно, готовилась помыться. Я крутился на кухне, чтобы опять ненароком встретиться с ней. Надя вышла из своей комнаты в халате, сняла с плиты ведро и обратилась ко мне:
— Можешь мне помочь?
Не просто могу, мечтаю даже! – хотелось крикнуть мне. Но я только кивнул.
— Возьми чайник, отнеси ко мне в комнату.
Я с удовольствием пошел за ней с чайником в руке. В ее комнате стоял неописуемый женский аромат. Пахло духами, какой-то косметикой и еще чем-то, не могу сказать чем, но так пахнет только в помещениях, где живет женщина. Очевидно смесь запахов ее секреции, пота, волос, парфюма и прочего. Посреди комнаты стояло оцинкованное корыто и еще одно ведро с холодной водой. Я заметил, что занавеска на ее окне неплотно закрыта. Сейчас я поставлю чайник, подойду с той стороны к окну, и понаблюдаю за ней.
— Ты не торопишься? – спросила она.
— Нет, — робко ответил я.
— Полей мне, пожалуйста, на голову.
Она разбавила холодной водой из ведра воду в чайнике, а потом вынула руки из рукавов халата и повязала его вокруг бедер, получилось как юбка. На ней был бюстгальтер, но все равно ее вид привел меня в состояние крайнего возбуждения. Она взяла шампунь и наклонилась нал корытом.
— Давай!
Я поливал ей на голову, а сам переминался с ноги на ногу, потому что в трусах у меня стало очень тесно. Когда она смыла всю пену, отжала волосы и повязала голову полотенцем, то повернулась ко мне и, улыбнувшись, сказала:
— Всё. Спасибо. Свободен. Или… ты еще что-то хочешь?
Она посмотрела на мою красную физиономию, потом на оттопыренные штаны и спросила:
— Я тебе нравлюсь?
Я кивнул, потому что сказать ничего не мог.
— Я красивая?
Она слегка тряхнула бедрами, и халатик упал на пол. На ней были простые белые трусики, через которые пробивались черные волоски там. где кончался живот и начинались ноги. Я нервно взглотнул и хрипло произнес:
— Очень.
Надя рассмеялась.
— Вон как у тебя вздулся! Уже дрочишь?
— Как это? – сделал я непонимающий вид.
Честно говоря, я почти год изредка занимался онанизмом, но, естественно, никому не рассказывал. И сильно стыдился того, что кто-то может об этом узнать.
— А то не знаешь как! — засмеялась она. — Да ты не стесняйся, ничего зазорного в этом нет. Все мальчики так делают, просто не все признаются. Если хочешь, можешь прям тут на меня подрочить.
Я засмущался.
— Ой, стесняется! — она пальчиком слегка стукнула по бугорку на моих штанах, который немного стал уменьшаться. — Ну, хочешь?
Она медленно расстегнула лифчик и сняла его. На меня глянули огромные соски в обрамлении бордовых кружков на внушительных размеров выпуклостях, которые слегка повисли и закачались. От этого возбуждение усилилось.
– Смотри, штаны лопнут. Все равно ведь пойдешь за мной в окошко подглядывать, а потом спускать в туалет. Так уж лучше здесь. Ну, давай, доставай свой инструмент.
И она начала расстегивать мне ширинку. Оголив член, она подвела к нему мою руку и сама обвила мои пальцы вокруг него.
— Ну, давай! Или тебе еще что-нибудь показать?
Надя приспустила резинку трусов, чуть-чуть оголив покрытый черными волосами лобок. И я машинально стал двигать кулаком. Семяизвержение наступило быстро, я подставил другую руку под струи спермы, чтобы не обрызгать все вокруг.
— Ну-ка, — Надя притянула к себе мою ладонь, с которой на пол закапала сперма, и вытерла о свой живот. – Это полезно женской коже, — пояснила она. – Придает ей упругость, от целлюлита избавляет. Ну, все, иди. Я мыться буду. Это процесс интимный, не подглядывай. Если захочешь что-нибудь у меня посмотреть, я тебе потом сама покажу. Я же вижу, с какими глазами ты возле меня крутишься. Иди, а то бабушка скоро придет. Да, и вот еще. Когда будешь сам спускать, набери мне в баночку, хорошо? Я сегодня вечером уеду дня на два по делам, а ты мне за это время набери, ладно? Это будет тебе домашнее задание.
Вечером мы с бабушкой пили чай в саду в открытой беседке. Около нашей калитки остановилась зеленая «Волга». Надя села в нее и уехала.
— Шлюха, — проворчала бабушка и плюнула на пол. – Не приведи господи, тебе жена такая попадется.
Я ничего не сказал. Я был бы счастлив, если бы Надя вдруг стала моей женой. И почему шлюха? Женщина по делам уехала, быть может, в командировку. Или, там, на курсы повышения квалификации какие.
Перед сном я стащил из буфета пустую майонезную банку и, поскольку спал я в отдельной комнате, мне никто не мешал выполнять данное Надей «домашнее задание». Я выполнил его перед сном, потом утром. Бабушка обычно вставала поздно, поэтому время у меня было. Потом днем, когда бабушка ушла за продуктами, еще раз перед сном и на следующее утро. Набралось почти треть баночки. Я оставил ее под кроватью, а сам пошел в сад. Уже созревал крыжовник и черная смородина. И именно в этот момент бабушка затеяла уборку в моей комнате. Она вышла на крыльцо и, потрясая моей баночкой с «домашним заданием» спросила:
— А это что у тебя за гадость?
У меня все обмерло внутри, я испугался и не знал, что ответить.
— Это… это молочная сыворотка, оставь, ба! Я казеиновый клей хочу сделать. Модель клеить буду.
— Господи, сказал бы мне. У меня этого казеину… Ну ладно.
Уф! Пронесло.
Вечером приехала зеленая «Волга». Надя вышла из нее и, цокая каблучками по плиточкам, которыми выложена дорожка, направилась к дому, довольная и счастливая. Бабушка в это время суетилась на кухне, я был в саду один.
— Ну, как домашнее задание? – шепотом спросила она, проходя мимо меня, наклонившись к моему уху.
От нее пахло немного вином и сильно — мужским одеколоном. Меня внезапно охватил приступ ревности.
— Готово, — ответил я хмуро и опустив глаза.
— Хорошо, — в ее голосе слышался задор и некая игривость. — Завтра проверю. Когда твоей бабушки дома не будет. А сейчас спать хочу, просто сил нет.
Перед сном на меня накатила грусть и тоска, даже не было настроения выполнять «домашнее задание». Может, бабушка и права, она действительно шлю… нет, не мог я назвать ее этим словом. Мальчики в таком возрасте крепко верят в свой идеал. Подумаешь, ну отметила с подругами удачное завершение своих курсов. А шофер «Волги» так сильно наодеколонился, что его запах впитался и в Надины волосы, и в одежду. А раз она меня спросила про «домашнее задание», значит, помнит обо мне, и я ей нужен. Я вспомнил, как она сняла лифчик и приспустила трусики. Пошарил рукой под кроватью и достал свою баночку с «домашним заданием».
Днем бабушка пошла на рынок. Я тихонько постучал в дверь Надиной комнаты.
— Входи, открыто, — ответила она.
Я вошел. Надя сидела в халатике перед зеркалом и занималась своими ногтями.
— Ну что, принес?
— Ага, — ответил я, протягивая баночку.
— Ой, как много. Ты прямо дойная коровка. Нет, бычок-осеменитель. Ну, шучу, не обижайся.
Она встала и убрала баночку в холодильник, потом вернулась и села на пуфик прямо против меня. Я все еще стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Во мне кипела страсть к ней, но одновременно я ее… боялся.
— Это мне на потом, — она лукаво посмотрела мне прямо в глаза. — А сейчас давай-ка мне свеженькой на личико побрызгай. Ну-ка, как, мы уже стоим?
Она стала расстегивать мне брюки. А я от растерянности возбуждался очень медленно.
— Ой, еще нет. А ну, посмотри-ка сюда.
Легким движением она развязала пояс халатика, и полы его раскрылись, оголив грудь и колени. Конечно же, под халатом не было ни трусиков, ни бюстгальтера. Я опять увидел эту подрагивающую как желе грудь и черный треугольник между ножками. Она держала в руке мой член, который стал быстро напрягаться.
— Ну-ка, где наше косметическое молочко?
Она своей ручкой стала теребить мой половой орган. Это было совершенно новое ощущение, абсолютно не похожее на то, когда делаешь это сам. Я посмотрел на отражение в зеркале, где взрослая тетя теребила мальчишескую писю и стал извергать семя. Надя закрыла глаза, подставляя под струйки свое личико. Потом отпустила мой орган и двумя ладошками размазала все по лицу.
— Вот я и умылась, — сказала она. – Ну все, беги, как бы твоя бабушка нас не застукала.
Надя запахнула халат, повернулась к зеркалу и снова занялась ногтями. Остаток этого дня и весь следующий день я жил под впечатлением этой утренней процедуры. Надя меня больше к себе не звала, а я заглянуть к ней стеснялся. Вечером она снова уехала на зеленой «Волге».
На следующий день ближе к вечеру бабушка намылилась в гости. У нее были две подруги, с которыми она каждую пятницу проводила за вечерним преферансом. Бабушка надушилась, надела свое лучшее платье, сказала, что в холодильнике котлеты на ужин, чтоб я их разогрел и еще сварил себе макароны, велела не скучать и удалилась. Я остался сидеть на кухне. Едва бабушка ушла, как я услышал шум подъехавшей машины. Громко хлопнула дверца, и прозвучал Надин голос:
— Проваливай, подонок!
Взревел мотор и завизжали шины. Автомобиль быстро скрылся. Надя, покачиваясь, шла по дорожке к дому и ругалась.
— Мерзавец! Кретин! Подлец! Подонок!
Каблучки простучали по коридору и затихли в Надиной комнате. Хлопнула дверь. Что это с ней? Кто-то обидел? Пойти пожалеть? А вдруг и сам попаду под горячую руку?
Я посидел немого в своей комнате, потом вышел в сад, побродил, подышал свежим вечерним воздухом, сходил в туалет и вернулся домой. Дверь в Надину комнату была открыта. Я машинально заглянул. Она сидела за столом, на столе стоял стакан и початая бутылка коньяка. Надя сидела, оперервшись локтем на столешницу и запустив пятерню в волосы. Увидев меня, она сказала:
— Заходи, я тебя искала, но не нашла.
Я вошел.
— Коньяку хочешь?
Я пожал плечами. Никогда еще не пил крепких напитков. Вино сухое пробовал, крепленое приходилось, шампанское на Новый год, ну, пиво еще. А водки, коньяка пока — нет. Надя налила мне полстакана.
— Пей.
Я сделал глоток. Поперхнулся.
— Эх, ты, мужчина, — Надя допила за мной коньяк.
— А хочешь, я тебе минет сделаю?
Она была совсем пьяная.
— А это как?
— Вот так, – она расстегнула мне штаны, и спустила их вместе с трусами до колен, потеребила пальчиком мой орган. – Ну-ка, как мы встаем, а?
Когда я достиг возбуждения, она взяла его в рот. Это было еще приятнее, чем тогда ручкой. Когда я кончил, она все проглотила.
— Запить надо. Выпей еще глоток.
Надя налила в стакан чуть поменьше, чем в тот раз. Теперь я выпил, не поперхнувшись. Она налила себе и тоже выпила.
— Все мужики – сволочи, — изрекла она. – Кроме тебя. Но ты еще не мужик. Хочешь стать мужиком? Вижу, что хочешь.
Она посмотрела вниз. Я все еще стоял со спущенными штанами, а член мой торчал, несмотря на недавнюю эякуляцию. Надя медленно расстегнула блузку.
— Ты что, не хочешь мне помочь? Дама, видите ли, раздевается, а он стоит руки в боки и ноль внимания.
Я робко стянул с нее блузку, повозившись с пряжкой, расстегнул лифчик, потом расстегнул крючочки на юбке и стал стягивать ее вниз. Она не стягивалась.
— Вообще-то, женщины юбку через голову снимают, — сказала она и ловко освободилась от этой детали одежды. – На будущее запомни. Колготки я тоже сама сниму, а то порвешь.
Не ней оставались только трусы. Мы легли на диван. Я сразу на нее взгромоздился, а она обхватила руками мою шею и поцеловала взасос. Я протянул руку, чтобы снять с нее трусы, но обнаружил, что их на месте уже нет. Когда она успела их снять, осталось для меня загадкой. Я стал тыкать в нее своим инструментом.
— Погоди, не торопись. Женщину сначала завести надо. Поцелуй там.
Она руками отпихнула мою голову к своим ногам. Мои губы оказались в волосах ее промежности. Там пахло немного мочой, но когда я раздвинул пальцами волосы и коснулся языком мокрых губок, все перебил резкий запах женской секреции. Я несколько раз лизнул, потом она взяла меня за подмышки и притянула наверх.
— Теперь можешь совать.
Поскольку у меня уже был только что один оргазм, я шуровал в ней долго и кончить никак не мог. Она подмахивала попкой и часто дышала, а потом громко всрикнула несколько раз.
— Ну все, слезай, я тебе ручками спущу. Только на лицо теперь не надо, вот сюда, на ножку давай.
Когда все было сделано, она снова налила в стакан коньяку и протянула мне. Мы все еще были голые.
— Ну, давай за тебя, мужчина! Извини, стакан только один.
Мы выпили по глотку и стали одеваться, потому как скоро могла явиться бабушка. Она явилась как раз в тот момент, когда я выходил из Надиной комнаты.
— Что ты там делал? – строго спросила бабушка.
Я замялся и не знал, что придумать. А бабушка настоятельно требовала ответа:
— Ну, что? Модель клеил? Казеином?
— Я эта… там Наде надо было шкаф передвинуть. Я помогал.
— Шкаф, значит. А ну-ка дыхни! Это она с тобой, значит, за шкаф стаканом расплатилась. А, может, еще чем? Ну щас она у меня получит.
Бабушка распахнула дверь. Надя стояла в халате, подбоченясь, готовая отразить атаку.
— Ах ты, сука! – кричала бабушка. – Мало того, что по мужикам шляешься, еще пацана моего совратила! А ну, выметайся, чтобы духу твоего через час тут не было! Ишь, моду взяла! На малолеток потянуло! Да я на тебя в милицию заявление подам! Чтоб неповадно было юнцов развращать!
— Вя-вя-вя! – передразнила ее Надя. – И уйду! Что я, не найду комнату? Напугала. В милицию. А я на тебя в милицию – жилье сдаешь нелегально. Все, ладно. Чава-какава!
Она захлопнула дверь. Было слышно, как она швыряет вещи в чемодан. Я ушел к себе. Вскоре я услышал, как хлопнула дверь, и каблучки зацокали по направлению к калитке.
