— Ура-а-а! — закричал Витька и оттянув рукой член решительно полоснул по нему. Из паха брызнула кровь. Едва сохраняя сознание Витька с силой вонзил отрубленный член в рот инвалида. Хруст и чавканье донеслись до меня…
Я потерял сознание — последнее что я видел — кровища, густо струящуюся по тяжёлому подбородку монстра.- Очнулся! — сквозь пелену я увидел склонившегося надо мной друга.
— Да… — сознание начинало возвращаться ко мне: кошмар, Аркадий!..
— Не cсы! Живой, а это меня радует! Главное не расслабляться до конца смены — меньше часа, один урок — и ранцы в зубы! — Аркадий по-собачьи встряхнулся.
— Слушай, где мы?
— Как где? Ты что, сбрендил? Вот мудак, цеха родного не признаёт, — Аркадий обращался уже к мастеру, который, грустно глядя на меня стоял рядом.
— Что ж ты, сынок? Встал бы — люди-то делом занимаются… Стыдно лежать-то, при людях!
— Петрович! — это кричал Шурик, возившийся у окна, — айда сюда, пиздишь, а я, водила, станки смотреть должен?
— Бегу!
Мы в Аркадием остались вдвоём. Удобно устроившись на боку я принял с утра заготовленной водочки и повеселел.
Чтобы отвлечься от дурных мыслей я стал было напевать мысленно полюбившуюся еще со школьной скамьи непритязательную песенку о первой любви, что-то вроде: «Великий русский прозаик — Лев Николаич Толстой, своё половое кредо он прикрывал бородойЙ», когда идиллия была нарушена мощным гулом. Взрыкнув, «запел» «Токарев».
С интересом я стал следить за происходящим. За станок встал Шурик — голый и мускулистый, как кенгуру. Сквозь его сосцы были продеты массивные медные кольца — к кольцам на проволоке ВР-ке крепились 41-е гайки при каждом движении они били шофёра в пах. Член Шурика был в двух местах перехвачен тяжелыми, оклёпанными шипами подшипниками, шелушащимися спекшейся кровью. «Дамочку трахал» — пронеслось в голове: «жалко дамочку!..» В несколько приемов Шурик зарядил в патрон станка хорошо обработанную, толстую, как полено папы Карло, деревянную болванку, обдал ее из масленки, оглянулся.
— Светка! — крикнул Шурик-Вампир, — наш друг Токарев готов! Мы изнемогаем! — Шурик тряхнул плечами, получил гайками по хую, ухмыльнулся и врубил передачу — болванка бешено завертелась.
— Айн момент! — задорная учетчица выпорхнула из женской раздевалки, сбросила на ходу халатик и грациозно вспорхнула на станок. Расставив ноги она лежала на брюхе и красным язычком кокетливо облизывала суппорт. Крупные половые губы девушки двумя тряпочками вывалились на заструженную станину.
— Держись, Токарев!.. — завизжала Светка и Шурик повёл болванку к ее промежности. Обороты были сбавлены, болванка, нежно поворачиваясь вошла и, разворашивая влагалище, скрылась в глубоком Светкином теле… Учетчица, судорожно подмахивая «Токареву», неистово терлась клитором и всхлипывала. По болванке бежала слизь.
— Эх-ма! — Аркадий схватился за член и стал стремительно надрачивать, пытаясь воткнуть его в Светкин глаз. Я лишь с грустью посмотрел на моего бессильного червя-дождевика.
— Клиника! — мастер в утешение похлопал меня по плечу и заправил член в рот учетчице. Бригада обступила станок, прижималась к разгорячённой девице — слышалась сопение и яростная брань.
— Без мата кончить не может, ему или самому на говно изойти надо, или чтоб слушать! — перекрывая гвалт проорал Аркадий, кивнув на мастера.
— Душ, душ! — закричал вдруг Шурик. Он энергично выкрутил болванку из Светки и повысил передачу. Болванка завертелась быстрее — капли светкиного сока полетели в стороны, орошая рабочих.
— Душ! — кричал Шурик и прыгал. Гайки хлестали его прямо по яйцам. Член, зажатый кольцами, надулся и вдруг выстрелил длинней струёй, хлестнувшей меня по щеке.
— Полегче! — заметил я. Но меня не слышали.
По станине побежали желтые струйки.
— Ссытся, блядина! — возбуждаясь от собственных воплей Аркадий в упор кончил Светке на глаз — учетчица заморгала и разразилась матом…
Вдруг все затихли. В цех большими шагами влетел толстый человек с портфелем и при галстуке.
— Наше — вам! — отрекомендовался он. И посмотрел на мастера. Мастер кивнул на меня.
— Мойоденький, мойоденький… — напевал человек с портфелем, уверенно приближаясь ко мне. Я поднялся.
— Новенький? — человек приятно картавил.
— Новенький… Два дня как…
— Мойоденький… — снова запел человек и неожиданно властно сказал, — Покажи хуй!
Удивленный, я повиновался. Человек нагнулся и крепко забрал мой фаллос в рот. Я дернулся было, но маленькие пухлые ручки держали мои яйца, как поводья. Толстые щёки заходили ходуном — человек сосал и я находил это довольно приятным. Мой бесполезный червяк вновь обрел очертания дородного тепличного огурца. Очевидно, «работал» профессионал.
Человек неожиданно с чмоком выплюнул член и, обдавая перегаром, задышал мне прямо в лице:
— Я хочу тебя, пайень, хочу! Трахни меня, исковыряй мне жопу, изъеби, чтоб я, сука беременная, шевельнуться не мог!..
Я беспомощно оглянулся на бригаду. Товарищи хранили гробовое молчание.
Тем временем перед моим лицом прыгала уже жирная задница, густо поросшая рыжими волосами. Подчиняясь самому мне неведомому чувству я зажмурил глаза и воткнул член в похотливую жаркую дырку. Задница энергично заходила взад-вперед. Человек с портфелем блаженно захрюкал.
— АндреичЙ — над моим ухом склонился мастер, — ты, Андреич, старайся, знатно трахай… Трахаешь-то кого? Директора!..
— Ди… директора?!. — от ужаса всё в моей глотке слиплось Мой балбес моментально потерял форму и выпал из объёмистой жопы директора. Обмякнув, я рухнул на скамью…
— Бойван! — директор, прижимая к груди портфель, брызгал слюной: кого набираем, педерастов-недоростков!.. В какую пизду кадьйовик смотрит!
— Сматывайся лучше! — посоветовал Аркадий. Понуро я вышел из цеха…
За моей спиной мастер натрахивал директора, о чем-то прося его, а тот капризно куксился. Уже в дверях я услышал:
— Ну, извините вы его… Молодой ведь парень! Выучится, мажет, классного слесаря из него сделаем!..
— Слесайя… — бурчал директор, покрякивая, слесайя — это хойошо-оЙ
…Я добрался до дому к утру. Мать была напугана, догадываясь по моему истерзанному виду, что случилась нечто кошмарное, непоправимое, поэтому вопросов не задавала, а молча проводила до кровати, сунула томик Костанеды и выключила свет.
Ворочавшегося в постели, меня заставил вздрогнуть телефон.
— Толик… Ты уволен! — это был Аркадий.
— Пошёл на хуй! — ответил я и спокойно уснул. В ту ночь мне снились деревья и бабочки…
Утром я поднялся со свежей головой и строил прожекты моей будущей судьбы когда в комнату ввалилась веселая гогочущая толпа, осыпающая меня цветами и конфетти.
— Ребята? Да ведь я…
— Нет, не уволен! — Аркадий мягко улыбался, — Понимаешь, это — розыгрыш такой…
— Что?!
Ко мне пробился мастер:
— Ты извини, Андреич… Просто мы на заводе новичков всегда разыгрываем. Грубовато, может… Но, парни-то мы простые, рабочая кость, по-умному шутить не приспособленные… — Мастер замялся
— Ага! Простые мы… — промычал кудрявый парень в шерстяной куртёшке.
— Витька!? А как же это… Ну, это… — я полоснул ребром ладони у паха.
— Что — это?
— Ну, то, что оттяпал? А?!..
Витька ухмыльнулся:
— Ну, коль оттяпал, значит оттяпалЙ А чё? Зато разыграли по мировому!..
Мужики залпом захохотали.
Я вздохнул:
— Эх, мужики, мужики… У меня аж седины полезлиЙ
— Йна хую! — подсказал корчившийся от смеха Аркадий.
Да ладно тебе, — я дружески ткнул Аркадия в челюсть, — Теперь-то что?
— Как это — что? — мастер нахмурился, — На завод теперь. Дела-то стоят!
И ко мне протянулась широкая трудовая ладонь.