Дзинтари, концертный зал. Свет концентрически сгущается над эстрадой. Здесь музыканты настраивают свои скрипки. Аплодисменты, все вытягивают шеи — вышел дирижер.
Шеи старух морщинисты, движутся в вырезах платьев как черепашьи. Шеи мужчин тверды и кадыкасты словно березовые поленья. Неужели и мы когда-нибудь станем приходить на концерт после бесцветно проведенного дня за суточной пайкой впечатлений?
Дирижер поднял руки, и в тишине несколько мгновений был ясно слышен шум моря.
Заиграли музыку Баха, геометрически прекрасную музыку Баха. При этом музыканты отражаются в стекле за эстрадой, располагаясь вертикально. На самом верху два изящных виолончелиста, более изящных, чем на самом деле.
— Меня больше интересует отражение музыкантов, чем они сами.
— А меня — вон та девочка через два ряда.
Забавно наблюдать, как руки каждого музыканта движутся в ритме, задаваемом дирижером, но по своему рисунку. Приковывают взгляды плечи, лица, руки, вздымающиеся в такт движениям дирижера, мягко танцующего, как бы стремящегося и не решающегося взлететь.
Он — как черное пламя свечи, колеблемое ветром с моря. Тьма обступает, наваливается с боков. Здесь, в открытом зале лучше чувствуешь хрупкость так называемых культурных ценностей. Аплодисменты. Задвигались, ожили черепашьи шеи в вырезах платьев.
— Ну как тебе?
— Ничего, что-то в нем есть, в этом Иоганне-Себастьяне.
Смущенная улыбка из-под черной щеточки усов.
— Уж не пойти ли?
— Что ж…
Они двигались между огромных сосен, которые росли прямо из дюн: виднелись корни толщиной в мужскую руку. Они двигались, обтекаемые теплым воздухом, в котором витало неуловимое острое беспокойство.
Лето давало последний аккорд. Кафе открыты, у некоторых длинные очереди. Ничто не изменилось с тех пор, как они были здесь в прошлый раз. Только вот прошло лето.
— Знаешь, музыка иногда вызывает странное ощущение, будто дирижер обращается именно к тебе. А он просто добросовестно воспроизводит нотную запись.
— Угу, иллюзия общения. Как с девочкой. Холишь, ласкаешь ее тельце и кажется, что человечек, боязливо выглядывающий через ее глаза, все понимает. Предчувствуешь понимание и готов сойти с ума от благодарности. Очень, очень забавно. К счастью быстро проходит — чуть прихватишь междуножное пирожное…
Посмеялись.
Через дорогу под порывами ветра как лягушонок пропрыгал серый лист.
— Завернем?
Они зашли в кpуглый павильончик. Несколько столиков было занято. Сидела компания грузных мужиков, один из которых разливал вино точными профессиональными движениями. Кайфовала пара у самого оконца: прыщеватый юнец в замшевой курточке и она, тонкая, с худыми коленками и таким обнаженным взглядом, что уж лучше смотреть на коленки.
Сели к даме, явно отдыхающей в каком-то соседнем санатории, вполне интеллигентного вида. Она уже собиралась уходить, но взяла еще кофе и пирожное. Нет, ее зовут не Таня, Наташа. Да, конечно, в санатории. Нет, из Башкирии. Что вы! Это юг Урала. Конечно, любит путешествовать! Самое интересное? Пещеры, да-да, сталактитовые пещеры.
Наконец, она встала. У нее и впрямь оказалась вполне аппетитная фигура.
— Ну что ж, желаю приятно провести вечер, мальчики.
— Разрешите проводить?
Он снова почувствовал обнаженный взгляд из угла и понял, что сегодня они своего не упустят. Наташа щебетала что-то малозначительное, еще не разобравшись, который ей нравится больше. Как будто это может иметь какое-то значение.
Вышли на пляж. Серая волнующаяся масса воды и песок, шершавый как спина огромного морского животного. Оба остро чувствовали терпкую красоту этой ночи, предстоящее легким ознобом холодило спину. Они шли подальше от ярко освещенного главного входа в сторону Булдури, в ночную тьму. Девушка примолкла.
Приятно было угадывать в темноте знакомые с детства места. Они невольно представляли себе скопление народа, кружки воллейболистов, глухие удары по мячу, выкрики, смех, калейдоскоп разноцветных купальников. Странным это казалось сейчас, на почти нежилом пляже.
Сергей постелил на песок покрывало, еще хранящее, кажется, тепло жаркого дня. Споро и умело раздели Наташу, легко преодолевая запоздалое сопротивление — да и было ли оно? Ее груди матово светились в темноте словно два плафона, длинные ноги утопали в песке по щиколотки. Она обхватила плечи руками словно перед купанием.
Они не спешили, держали паузу, гурманили.
— Ну, кто первый? — не выдержала она.
— Оба разом, Натик, оба разом — это тебе не Удмуртия! — весело проговорил Сергей, ухватывая ее запястье и стягивая вниз, на покрывало. Алекс привычно замкнул комбинацию. Они сжали, сдавили ее сдобное тело сандвичеобразно, упруго покачиваясь, впадая в ритм. Предчувствуя неизбежное, Наташа безвольно обмякла меж ними. Голоса и всплески смеха небольших компаний, изpедка пpоходящих по кpомке воды пpидавали волнующую пикантность моменту. Они не вошли — ворвались, вломились одновременно с двух сторон, вызвав болезненно сладострастный приглушенный стон, удачно вписавшийся в негромкий рокот слегка разволновавшегося к ночи моря.
— Встреча на Эльбе, — фыркнул Сергей.
Они усилили напор, извлекая из аппетитной, совершенно беспомощной плоти волнообразное, почти нечеловеческое стенание. Кое-кто из прогуливающихся во тьме уловил эту ноту отчаяния, наслаждения и боли, долетающую из дюнной зоны. Несколько любовных пар замерло, вслушиваясь, ощупывая друг друга, возбуждаясь. Никто не хотел упустить редкостной возможности свершить соитие на фоне ночного пляжного изнасилования. Каким-то шестым чувством Наташа знала, что посторонние смакуют происходящее, стыд заставлял сдерживать стоны, толстый рог, неумолимо вонзающийся в отверстую попку, в то же время лишал ее самоконтроля, лишал остатков самоуважения…
Они позволили ей вырваться, выскользнуть. Она бросилась бежать — в темноту, на шум моря. За ней погнались, она слышала шумное дыхание, топот босых ног. Ее снова отловили — молча, жестко — и подвели к скамейке, постаив в непристойную позу. Кисти рук были сразу же прикручены к спинке скамейки, но она еще пыталась сопротивляться. Кто-то из них не задумываясь влепил ей несколько звонких оплеух.
— По мордасам, по мордасам! — пробормотал Сергей.
Она послушно развела ноги, выпятила зад.
Кто-то хихикнул — кажется, это был девичий голос. Оказалось, уже образовался небольшой кружок зрителей.
— Пользуйтесь! — великодушно предложил Сергей.
После секундной заминки подрагивающие от вобуждения пальцы ухватили ее за промежность, умело раскрыли вход.
— Миша, дай ей в рот! — это был тот же девичий голосок. Темный силуэт возник перед ней, гладкая головка ткнулась в склоненное вниз лицо. Она сжала губы.
— Не берет!
Пальцы в промежности тотчас пришли в движение и так защемили клитор, что она взвизгнула.
— Соси, сучка!
Она впустила член и стала его неумело вылизывать.
— Бездарь!
Мужчина ухватил ее за уши и взял инициативу на себя. Кончая, он извлек член, обильно выплеснув семя ей на лицо.
— Следующий!
Наташа вдруг ощутила перед собой женскую, специфически пахнущую муфточку. Женщина женщине? Разве такое возможно?! Однако влажная щель уже находилась перед ней, а несколько чувствительных щипков в глубинах собственной раковины напоминали, что следует поторопиться.
Наташа ввела кончик языка между упругих губ, робко лаская их.
— Выше! И глубже, дура!
Она покорно вошла вглубь, прижимаясь губами, прогибаясь, ощущая неожиданный прилив сладострастия.
— Ну, кто-нидудь сзади! — задыхаясь, проговорила ее мучительница. — В зад!
Сергей и Алекс сидели рядом на скамейке, курили, отдыхая. С моря тянуло прохладой. На длинной косе беззвучно мигал маяк.
— Да, это тебе не Удмуртия, Натик! — повторил Сергей с полузевком. — Запомнится вечерок, не так ли?
Наташа не имела возможности ответить.
— Ну, не пора ли по одиночкам? — заметил Алекс. — Ребята, потом проводите девочку до санатория — как бы не угодила в лапы каких-нибудь сексуальных хулиганов.
— Все будет в лучшем виде, — гоготнул кто-то. — По графе люкс.
— Все возвращается на круги своя, — задумчиво проговорил Сергей, когда они с приятелем отошли подальше. — В такие вечера особенно трудно взнуздать себя. Ты домой?
— Угу.
Они расстались. Алексею еще предстоял путь до Риги. Ярко освещенный вагон электрички. Смотришь в окошко, а видишь свое лицо. Оно так спокойно. Как она там сказала? Путешествия? Сталактиты в пещеpах? Забавно, забавно… Он вошел в квартиру, закрыл за собой дверь и сразу почувствовал, что пес ткнулся головой в колени. Ощутил его твердый, поросший короткими волосками лоб.
Он прошел на кухню, а пес шел рядом, слышно было характерное постукивание когтей. Он зажег свет. Пес сидел у стенки и смотрел ему в лицо с любовью и преданностью. Он взял из холодильника немного холодного мяса, налил пива, вспомнил песчинки на мраморно-гладких ягодицах, острый запах водорослей, разгоряченного лона и подумал, что проводы лета, пожалуй, удались.
