Гарри Поттера и его мир придумала Д. Ролинг. Я просто играюсь с персонажами.
С тех пор, как Драко Малфой сделал Гермиону Грейнджер и Джинни Уизли своими рабынями и шлюхами для всех озабоченных подростков Хогвартса, девушки часто говорили себе — да, мы в аду, но хотя бы хуже уже не будет.
Так было, когда Малфой и Гойл грубо оттрахали девственные задницы гриффиндорок, пока рыдающие Гермиона и Джинни полировали языками вагины двух слизеринок — Пэнси Паркинсон и Милли Булстроуд.
Так было, когда двенадцать слизеринцев и слизеринок пустили Гермиону и Джинни по кругу, и к концу долгого группового изнасилования зудящие дырки гриффиндорок уже не закрывались, а сперма наполняла желудки.
Так было, когда Малфой заставил Гермиону и Джинни безжалостно надругаться над Нимфадорой Тонкс, а потом позволил двум эльфам-домовикам вогнать свои длинные узловатые члены в рабочие пёзды гриффиндорок. Когда Малфой вынудил Гермиону и Джинни перед всем Хогвартсом признать себя последними блядинами и нимфоманками, торгующими телом за пару галлеонов. Когда Гермиона и Джинни отправились в Азкабан за изнасилование Тонкс, в котором не были виновны.
И снова Гермиона и Джинни сказали себе, что хуже не будет. И снова ошиблись, потому что сейчас они жались к грязной каменной стене тюремной камеры, совершенно голые, с торчащими между ног чёрными самотыками. И на них наступали высокий мужчина с длинными светлыми волосами и женщина с безумно блестящими глазами, на которые спадала копна нечёсаных тёмных кудрей. Люциус Малфой и Беллатриса Лейстрендж.
ххх
У Джинни подкосились ноги — она сползла по стенке и отчаянно захохотала, в истерике выдирая пальцами со своей головы рыжие волосы.
— Джинни, ты чего? Очнись! — затормошила подругу Гермиона.
— Это мой безумный смех! Я его долго репетировала. Не смей повторять его за мной, тварь! — взвизгнула Беллатриса Лейстрендж.
— Ой, не могу! — смех Джинни перешёл в какие-то надорванные всхлипывания. — Я говорила… тут не будет Малфоя с дружками… А Малфой здесь, только не Драко, а Люциус! И Беллатриса Лейстрендж тоже в одной камере с нами! Два ближайших слуги Волан-де-Морта — вот как нам везёт!
— Незачем приписывать везению плоды моего ума, Уизли, — улыбнулся Люциус Малфой. — От меня потребовалось только несколько добрых слов и золотых монет — и здешний тюремщик любезно согласился посадить скандальных рабынь Хогвартса в одну камеру с нами. В конце концов, зачем ему заботиться о таких распоследних шлюхах?
— Мы сами хорошенько о них позаботимся, — хихикнула Беллатриса. — Надеюсь, вы научились хорошенько работать язычками, потому что иначе я на вас живого места не оставлю! Впрочем, может, я в любом случае его не оставлю — просто так, для развлечения…
Гермиона с отвращением посмотрела на сумасшедшую ведьму и тёмного мага.
— Вы кое-что упустили, — яростно проговорила она, сжимая кулаки. — Ваши приказы мы совсем не обязаны выполнять, и у вас тоже нет палочек, так что силы равны… Что, Белла, проверим, кто из нас лучше дерётся?
— Ты дважды не права, грязнокровка. Палочки вы нам принесли сами, да и о вашем послушании я позаботился, — весело ответил Люциус, доставая из-за полы тюремной робы красный конверт. Малфой-старший надорвал конверт, и камеру заполнил голос Малфоя-младшего:
— Грейнджер и Уизлетта! Выполняйте все приказы моего отца и моей тётки, и покажите им, что вы годны хотя бы на то, чтобы работать своими грязными дырками!
Гермиона прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от страха и беспомощности, и опустилась на холодный пол рядом с Джинни, которая бессильно уткнулась лицом ей в плечо. Последняя надежда избежать новых издевательств рухнула, и им снова оставалось только терпеть боль и унижение.
— Ничего, Джинни, — Гермиона погладила подругу по рыжим волосам, — потерпи. И этот ужас когда-нибудь закончится.
— Но сначала он начнётся, — рассмеялась Беллатриса. — Узри мою пизду, грязнокровка! — голосом драматической актрисы провозгласила она и стала стягивать через голову засаленную тюремную робу.
Люциус покачал головой:
— Белла, потерпи, у нас ещё очень важное дело к этим шлюхам. Не обращайте внимания, — сказал он гриффиндоркам, — Белла всегда ведёт себя странно, если у неё давно не было секса, а сейчас она его была лишена надолго — мы были заперты тут вдвоём, а мне совесть не позволяет спать с сестрой жены.
— У вас нет совести, мистер Малфой, — отрезала Гермиона.
— И к тому же мне казалось, что Беллатриса была влюблена в Тёмного Лорда, — тихо вставила Джинни.
— Ну, это как-то не помешало ей перетрахаться с половиной Пожирателей обоих полов, — пожал плечами Люциус.
— Заткнись, предательница крови! — завизжала Беллатриса. — А ты, Люциус, не говори ерунды, а лучше заткни рот этой рыжей сучке, пока я поработаю над грязнокровкой. Обождёт твоё важное дело — я хочу мести!
— А, к Моргане всё, с тобой бесполезно спорить. Время терпит, — отмахнулся Люциус и тоже скинул робу. У него было подтянутое, хотя и бледноватое тело, но внимание Джинни в первую очередь привлёк его член. Стоявший колом хуй Малфоя-старшего призывно покачивался перед лицом рыжей гриффиндорки. Капля мутной жидкости поблёскивала на головке члена.
— Впечатлена, Джиневра? — спросил Люциус, сжимая налитый кровью член в кулаке. — Я польщён. Ты ведь немало хуёв попробовала в последние две недели.
За последние дни Джинни пришлось отсосать у такого количества людей (у шестнадцати, если верить её колдотатуировке), что она уже научилась на глазок довольно точно оценивать размеры каждого пениса. И Джинни могла сказать, что член Люциуса в длину не уступал члену Драко, но был ещё и потолще. И теперь этот хуй был нацелен прямо в её глотку.
— Да, мужским достоинством природа Малфоев не обделила, — гордо сказал Люциус.
— Это единственное достоинство, которым вашу семью не обделили, — вдруг вырвалось у Джинни в последней вспышке упрямства. — Больше нечем похвастаться?
— Могу похвастаться тем, что я смешал вас с грязью — да, Драко, выполнял мой план — и очень скоро я стану свободным человеком вновь. Впрочем, не болтай, а соси, Уизли, — отмахнулся Люциус, и магия контракта заставила Джинни покорно раскрыть алые губки.
«По крайней мере, это только минет… можно потерпеть…» — отчаянно пыталась успокоить себя Джинни. В следующий момент слёзы брызнули из её глаз, когда Малфой одним махом всадил все сантиметры своего члена ей в горло. Джинни судорожно вдохнула через нос и поняла ещё кое-что — узники Азкабана не посещают душ, и теперь она будет заглатывать и обсасывать грязный член человека, не мывшегося несколько месяцев.
Сдавленные, приглушённые всхлипы Джинни в другое время надрывали бы сердце Гермионе, но сейчас ей было даже не до подруги, которая давилась и кряхтела, пока Люциус Малфой методично насиловал её рот. Гермиона как загнанный зверь смотрела, как медленным вкрадчивым шагом к ней приближается совершенно голая и совершенно сумасшедшая Беллатриса Лейстрендж.
Когда-то — годы назад — Белла была писаной красавицей: сильное тело, пухлая грудь с большими тёмными сосками, упругий зад. Годы не стёрли, но потрепали эту красоту — теперь на боках и животе пожирательницы кое-где нарос жирок, и кожа местами одрябла, и целлюлит тронул округлые ляжки. Кроме того, в Азкабане явно не выдавали бритвенных принадлежностей — подмышки и лобок Беллатрисы густо заросли кучерявыми чёрными волосами. Но хуже всего был острый запах немытого тела, который Гермиона чувствовала и в метре от пожирательницы.
Беллатриса подошла совсем близко, и Гермиона опустила голову, чтобы сумасшедшая ведьма не увидела страха в её глазах. Белла склонилась над Гермионой, и гриффиндорка вздрогнула от её горячего дыхания.
— Я хотела это сделать ещё тогда, в Малфой-мэноре, но нам помешали, — промурлыкала Белла. — Посмотри на меня, грязнокровка.
Гермиона подняла голову, и их глаза встретились — лихорадочно блестящие в сексуальном возбуждении глаза Беллатрисы и обречённый, но непокорный взгляд Гермионы. Вдруг Белла впилась губами в губы Гермионы, с силой протолкнув язык в рот гриффиндорки. Гермиона попыталась отстраниться, но Беллатриса сама прервала поцелуй, довольно облизнулась и выпрямилась.
Изо рта Беллатрисы несло как от склада навозных бомб. Она хищно оскалила жёлтые зубы.
— Теперь ты меня целуй, грязнокровка, так же страстно, но в другие губы, — хрипло прошептала она, широко расставляя ноги и пальцами раздвигая мясистые половые губы. Меж чёрных липких зарослей лобковых волос Гермиона увидела алую щель влагалища и набухший клитор Беллатрисы.
Так медленно, как только позволяла магия контракта, она потянулась языком к раскрытой пизде старшей ведьмы — но тут Беллатриса схватила Гермиону за голову и вдавила её лицо меж своих ляжек, прямо в свою текущую вагину.
ххх
Джинни не знала, как ей удавалось сдерживать рвоту.
Член Люциуса Малфоя насиловал её рот, с чавкающими звуками врываясь глубоко в горло. У Джинни сводило губы от усталости — ей казалось, что она сосёт этот грязный хуй уже вечность. Саднили колени, стёртые об грубый каменный пол тюремной камеры. Нитки густой слюны свисали с подбородка гриффиндорки.
Но хуже всего был вкус немытого члена Люциуса. Заполнившая рот Джинни тёплая плоть отдавала старым потом, засохшей спермой, мерзкой мочой. Рыжая гриффиндорка чувствовала каждый из этих привкусов на языке, но, естественно, не могла перестать сосать.
«Ну когда же он кончит? — с отчаяньем думала она. — Кончи, кончи уже! Ну пожалуйста! Остановись, я же задыхаюсь!»
Будто услышав её мысли, Малфой-старший достал член из рта Джинни, шлёпнув её головкой хуя по щеке. Джинни поспешила перевести дыхание. Её маленькая крепкая грудь с проколотыми сосками вздымалась и опадала в такт тяжёлому дыханию.
Люциус так внимательно рассматривал свой тяжёлый хуй, покрытый слюной Джинни, будто это было ценное родовое сокровище.
«А ведь он действительно так считает, — подумала Джинни. — Он такой же двинутый на сексе маньяк, как и Драко — яблочко от яблони. Оба гордятся, что могут чуть ли не порвать мой ротик… О Мерлин!»
— Ну, хоть какая-то часть меня теперь чистая, — весело сказал Люциус. — Весьма неприятно, знаете ли — несколько месяцев не принимать ванну. Правда, Джиневра? Не понравился вкус моего члена?
— Нет, — глухо ответила Джинни.
— Ты радуйся, что тобой занялся я, а не Белла, — заметил Люциус.
Джинни украдкой взглянула на Беллатрису. Та была похожа на сумасшедшую голую наездницу, оседлавшую строптивую лошадь. Беллатриса повалила Гермиону на пол и елозила по её лицу своей волосатой грязной пиздой, испуская хриплые стоны наслаждения. Она буквально трахала себя о голову Гермионы, которая только иногда успевала вдохнуть воздуха.
Джинни боялась даже подумать, что чувствует Гермиона, вылизывая эту неподмытую щель — выделения Беллатрисы, грязь и мочу, засохшую кровь менструаций… Гермиона сипела и как-то неловко дёргала головой, пытаясь хоть немного высвободиться, но Белла снова и снова с чавкающими звуками расплющивала свою текущую вагину о лицо гриффиндорки.
— Может быть, нам поменяться? — спросил Люциус. — Почему бы мне не проверить, какая Грейнджер соска. Драко рекомендовал…
— Не надо! — быстро сказала Джинни и вспыхнула от стыда: ей подумалось, что в Гермиона в такой ситуации согласилась бы занять место Джинни, лишь бы облегчить участь подруги. — То есть да, можно поменяться, — добавила рыжая гриффиндорка.
— А, ладно, заняться Грейнджер я ещё успею, — сказал Люциус. — Продолжай, Уизли. Мои благородные яйца тоже требуют внимания. Личная гигиена — важная вещь, как-никак.
Со скрытым облегчением Джинни взяла в ладонь мошонку Люциуса и стала облизывать его яички, покрытые редкими светлыми волосиками. Другой рукой она дрочила длинный член пожирателя, крепко сжав его в кулачке.
— Возьми в рот.
Скривившись, Джинни стала по очереди обсасывать яички Люциуса, перекатывая их во рту. На запах и вкус они были лучше, чем хуй пожирателя, но всё равно отдавали въевшейся грязью.
— Да! — выдохнул Люциус. — Мой сын ведь делает фотографии каждой новой ступени в твоей блядской карьере? Когда твоя семья вернётся в Британию из Бразилии, я позабочусь, чтобы они сначала увидели именно этот момент, Уизли. Эта фотография будет висеть в Министерстве на двери кабинета твоего отца… Как старина Артур обрадуется — его единственная дочурка ласкает мою мошонку, она всё быстрее дрочит мой хуй в кулаке — да, вот так, Уизли… Ещё немного… Она дрочит, и моя сперма летит ей в лицо. Всё твое лицо залито спермой, Уизли… Да! Да!
С радостным возгласом Люциус спустил на лицо Джинни. Первая струя горячей кончи упала ей на лоб, следующие залепили левый глаз, замарали щёку, белые капли упали на плечо и грудь.
— Как тебе моя маленькая фантазия? — спросил Люциус. — Что ты почувствуешь, когда она станет явью, Джиневра?
— Не знаю, — шепнула Джинни, слизнув сперму с пальцев. Она давно запретила себе даже думать о том, как её семья узнает о её новом звании школьной бляди — и без того у неё с Гермионой было достаточно поводов сойти с ума.
— Белла, ты долго ещё будешь возиться с этой грязью? — окликнул Малфой-старший сокамерницу.
— Это ты скорострел, Люциус, а я только начала, — откликнулась пожирательница.
Беллатриса Лейстрендж полусидела-полулежала у стены, отходя от оргазма. Гермиона Грейнджер, устроившись между её ног, продолжала нехотя ласкать ртом широко раскрытую алую щель под кустом лобковых волос. Многие из этих волос прилипли к мокрому и липкому лицу Гермионы, а рот гриффиндорки был наполнен выделениями старшей ведьмы. Когда Беллатриса кончила, Гермиону чуть не вывернуло от вкуса и запаха.
«Лучше, чем когда тебя насилуют, — горько думала Гермиона, посасывая набухший клитор Беллатрисы. — И в то же время более унизительно. Мерлин, ну почему в Азкабане узникам не дают даже подмываться? Я не забуду этот вкус никогда… Сколько мы тут ещё пробудем? Малфой вряд ли сделал нас проститутками всего Хогвартса для того, чтобы просто дать сгнить в Азкабане, — подумала она с некоторым воодушевлением. Сейчас Гермиона была не прочь даже вернуться в Хогвартс. — Нет, мы тут не навсегда. Но что старшему Малфою от нас надо? Неужели нас сюда отправили, только чтобы и эти двое смогли над нами надругаться? И что ещё придумают эти звери?»
Беллатриса будто прочитала её мысли. Она оттолкнула Гермиону ногой, и на миг гриффиндорка понадеялась, что пока её оставят в покое. Потом она с ужасом увидела, как Белла встаёт раком и раздвигает чуть дряблые ягодицы.
— Теперь попробуй мою попу, грязнокровочка. Она довольно грязная, но и ты ведь не чище, — рассмеялась Беллатриса. Гермиона как зачарованная смотрела на сморщенный анус старшей ведьмы, коричневатый от засохшего… Гермиона не хотела думать, чего именно. Язык сам вылез из её рта, и грязная ложбина между ягодиц Беллы была всё ближе. Запах ударил в нос…
— Оригинально, — сказал Люциус. — Всегда ценил полёт твоей фантазии, Белла. Джиневра, окажи-ка мне такую же услугу. Я ведь уже говорил, насколько ценю личную гигиену?
Шокированная Джинни попыталась отползти, но магия контракта потянула её к Люциусу.
«Не надо! Что угодно, только не это! Нет!» — панически думала она, но не могла вымолвить даже мольбы — слова застревали в горле. Джинни успела взглянуть на подругу — Гермиона уже уткнулась лицом в жопу Беллатрисы. Только тогда Джинни поверила, что ей действительно предстоит сделать это — и тут задница Малфоя-старшего закрыла ей свет…
Гермиону била мелкая дрожь. Жопа Беллатрисы пахла хуже её пизды, а ведь гриффиндорка пока всего лишь лизала кожу около её ануса.
«Всего лишь!» — истерично хихикнула Гермиона про себя и тут же приказала себе выбросить из головы все мысли, чтобы не сойти с ума. — «Я не думаю, я ничего, ничего не чувствую», — твердила она свою мантру.
Белла довольно мурлыкнула и выгнула спину. Введя два пальца во влагалище, она стала мастурбировать, пока Гермиона ласкала её зад.
— Ласковый язычок у тебя, грязнокровочка, — сказала она. — Но не тяни соплохвоста за хвост, переходи к главному блюду.
Так медленно, как только позволяла магия контракта, Гермиона припала губами к анальному отверстию Беллатрисы. Её передёргивало, выворачивало наизнанку от нечистого вкуса, и она уже не могла притворяться, что ничего не чувствует.
Снова и снова кончик её языка обегал колечко мышщ между полупопий Беллатрисы. Снова и снова Гермиона слизывала коричневые крупинки, сглатывая привкусы чужой задницы. И с каждым разом эти привкусы становились только хуже.
От отвратительной вони и страшного унижения слёзы хлынули из глаз Гермионы. Горячие слёзы сбегали по её лицу и дальше — по ягодицам Беллатрисы.
— О, эти слёзы счастья, — хмыкнула Беллатриса. — Если бы мы знали, что ты так любишь дерьмо, грязнокровка — а можно было догадаться, это же естественно для грязи вроде тебя — мы бы давно попросили Драко устроить тебе угощение.
— Уизли тоже плачет. Да, подходящая работа ртом для предательницы крови, — довольно протянул Люциус, наслаждаясь оральными ласками Джинни между его ягодиц. — Между прочим, Уизли, мой троюродный внучатый дядя Арчибальд пытался протолкнуть закон, по которому все грязнокровки и предательницы крови несли бы именно такую туалетную повинность для чистокровных магов. Знаешь, как ему ответили?
— Как? — сквозь рыдания переспросила Джинни, пользуясь шансом хоть на секунду прервать полировку ртом задницы Люциуса. «Говори, говори, только не заставляй больше…» — молила она.
— Назвали его грязным извращенцем и отправили в подарок дюжину рулонов туалетной бумаги, — вспыхнул Люциус. — Как грубо! Но ничего, теперь всё встало на свои места… не отвлекайся, Уизли, залезь языком поглубже и отведай всё, что должна отведать.
— Убейте меня, — вдруг просипела Джинни, снова зарываясь лицом в его ягодицы.
— Зачем? Ваш Дамблдор говорил, что есть вещи намного хуже смерти, — сказал Люциус. — Считай, что я доказываю его тезис на твоём примере.
— Жаль, что я не знала этого твоего дядю троюродного внука или как его там, мы бы поладили, — рассмеялась Белла. — Грязнокровочка, ты всё подлизала?
— Да! — Гермиона сплюнула коричневую слюну. — Я всё сделала, отпустите меня!
Её душили слёзы, вкусы и запахи. Она сама не могла поверить, что сделала это — каждая волосинка, морщинка и трещинка вокруг ануса Беллатрисы теперь была девственно чиста стараниями Гермионы.
— А вот на пол харкать не надо, по нему тут ходят благородные маги. Впрочем, что ждать хороших манер от грязнокровки, — сказала Белла. Она стала дрочить ожесточённее, глубоко насаживаясь на собственные пальцы. — Я знаю, как тебе нравится мой зад, так что почисти меня изнутри. Да, ты правильно меня услышала! И чур — не сплёвывать! Даже моё дерьмо чище, чем ты и подобные тебе.
Плач Гермионы перешёл в рыдания, когда она свернула язык в трубочку и протолкнула его сквозь сфинктер Беллатрисы в её анальный проход.
— Очень приятно, — оценила сумасшедшая ведьма. — Не стесняйся, тётя Белла угощает. Да, вот так… Глубже… Сильнее, сильнее! Да!
Пальцы Беллатрисы сновали в её хлюпающей пизде всё быстрее. Наслаждаясь двойной лаской, она с силой шуровала ими в вагине, пока язык Гермионы ощупывал стенки её анала изнутри. Вот Белла дёрнулась, простонала сквозь оскаленные зубы и прижалась горячим лбом к холодной стене, отходя от оргазма.
Гермиона продолжала делать римминг нечистой задницы старшей ведьмы. Лицо гриффиндорки приобрело зеленоватый оттенок. Она держалась руками за горло, будто надеялась удержать ими рвоту.
— Довольно, — холодно скомандовала Беллатриса. — Ещё не хватало, чтоб тебя стошнило на меня. Люциус, если ты готов исполнить свой план, я вся во внимании.
— Да неужели, наконец-то, — пробормотал Люциус, отталкивая Джинни. Рыжая гриффиндорка немедленно стала отчаянно отплёвываться. — Ну-ка, где их самотыки?
ххх
Джинни сидела на холодном камне, бессмысленно уставившись в стену. Рыжая гриффиндорка машинально шевелила губами, будто всё ещё вылизывая зад Малфоя-старшего. Пальчики теребили вагину — по одному из приказов рабыни возбуждались даже после орального секса.
Гермиона полудремала, свесив голову на грудь. Она так же машинально ласкала себя, но и возбуждение, и стыд, и страх притупила усталость — Гермиона страшно вымоталась за этот безумный день. Расправа над Тонкс, уничтожение остатков репутации, арест и новые издевательства от пары пожирателей смерти…
Звяканье металла привлекло её внимание. Люциус Малфой, брезгливо взяв один из разрушителей — дилдо рабынь — отвинчивал у него основание.
— Да, они полые внутри, — кивнул он девушкам. — И заколдованные чарами расширения пространства — в них помещается намного больше, чем можно предположить по внешнему виду.
Основание металлического самотыка отделилось, и Люциус запустил пальцы в скрытую полость.
— Я знал, что охрана побрезгует тщательно досматривать эти штучки, — сказал он. — Две извращенки принесли с собой любимые игрушки — что тут подозрительного? Так Драко смог передать мне вещи, полезные для побега… и ещё для кое-чего, — он вытащил из разрушителя две волшебные палочки и кусок пергамента. Одну палочку Люциус кинул Белле, и та поймала её с торжествующим возгласом. Пергамент Люциус бросил на пол перед Гермионой и Джинни.
— Узнаёте?
— Разве такое можно забыть, — медленно проговорила Джинни.
Конечно, они узнали этот кусок пергамента. Он был совсем небольшой, и написанные на нём немногочисленные строчки теснились на листе:
«Сим документом Гермиона Грейнджер, дочь Дэна Грейнджера, и Джиневра Уизли, дочь Артура Уизли, передаются в рабство Драко Малфою согласно закону от 1012 года. Подписи рабынь: … (пропуск). Подпись владельца: … (пропуск)».
— Рабский контракт, такой же, как наш, только без подписи, — сказала Гермиона. Даже смотреть на этот проклятый документ было больно для неё. — Зачем он вам?
— Это копия, — пояснил Люциус. — И я буду очень признателен, если вы её тоже подпишете — такие важные документы негоже хранить в одном экземпляре. Один контракт останется у Драко, другой будет моим, — он сотворил из воздуха перо с чернильницей и протянул их гриффиндоркам. — Вы должны подписать его по своей воле, иначе контракт не вступит в силу. Если вы не будете упорствовать, я обещаю, что сегодня мы вас больше не побеспокоим со своими развлечениями.
Джинни потянулась к перу. Гермиона легко ударила её по руке.
— Ты что? — зашептала Гермиона, наклонившись к подруге. — Нельзя такое подписывать!
— Ты не слышала? Хоть на сегодня они оставят нас в покое, — затараторила Джинни, даже не пытаясь понизить голос. — Потом, один контракт уже существует, какая разница, если будет второй такой же.
— Такая, что нам придётся придумывать, как разрывать уже два контракта сразу, — Гермиона пыталась урезонить подругу.
— Я не могу больше, Гермиона, — Джинни, до того чуть не плакавшая, вдруг сказала это спокойно, уверенно, обречённо, и от этого Гермионе стало ещё хуже. — У меня так болит между ног, а попа болит ещё больше. У меня вкус дерьма во рту, и я не спала уже… Гермиона, нам хоть раз помогло то, что мы сопротивлялись? Давай сделаем, как они хотят.
— Тонкс говорила нам не подписывать контракт, — уцепилась Гермиона за воспоминание.
— И где сейчас та Тонкс? — возразила Джинни. — Сильно она нам помогла?
Гермиона упрямо мотнула головой. Почему-то она была уверена, что сейчас как никогда важно не подчиниться мучителям. Какая-то мысль вертелась на задворках её ума, но как в такой ситуации сосредоточиться на ней…
— Мы не сможем выстоять, — Джинни заглянула Гермионе в глаза.
— Сможем, — мягко сказала Гермиона подруге и вдруг быстро поцеловала её в губы. Джинни удивлённо вздрогнула, но не помешала Гермионе. — Я знаю, ты тоже храбрая, Джинни. Держись.
— Очевидно, это означает «нет», — подытожил Люциус. — Прошу заметить, что я предлагал по-хорошему.
— А я рада, что будет по-плохому! — выкрикнула Беллатриса и стала делать быстрые пассы палочкой. Пирсинги в чувствительных сосках и клиторах девушек завибрировали, и с вибрацией пришло невыносимое магическое возбуждение. Пальцы гриффиндорок сами полезли во влагалища…
— Шаловливые ручки, — улыбнулся Люциус и взмахнул палочкой. — Так не пойдёт.
Из ниоткуда появились верёвки — прочные, грубые, суровые. Они подобно змеям оплели тела Гермионы и Джинни, обжигая трением кожу. Верёвочные петли захлестнули ноги над ступнями и задрали их к груди, петли обвязали руки у запястий и выше, зафиксировав их у тела. Верёвки перевязали тела Гермионы и Джинни, и через полминуты те напоминали два мясных ореха в сетке.
Гермиона и Джинни не могли и пошевелиться, не то что дотянуться до болезненно возбуждённых вагин и сосков. Они бестолково дёргались в путах, но от этого верёвки только сильней впивались в кожу.
— А теперь подождём полчасика, пока они не сойдут с ума от невозможности кончить, — сказал Люциус. — Присядь, Белла, я расскажу тебе интересную историю про моего троюродного внучатого дядю Арчибальда и трёх грязнокровок, которые попали в его власть…
ххх
Вероятно, Люциус наложил заклинание и на голосовые связки рабынь. Иначе трудно было объяснить, почему они ещё не сорвали голос.
Их стоны, вероятно, можно было услышать в другом конце Азкабана. Люциусу приходилось перекрикивать их, чтобы рассказывать Беллатрисе.о своём дальнем родственнике.
Между ног гриффиндорок натекли вязкие лужицы. Соски так покраснели, что могли бы загореться. Сейчас бы Гермиона и Джинни отдали бы всё немногое, что у них оставалось на свете, лишь бы их изнывающие пёзды или задницы натянули на чьи-нибудь хуи. Но врезавшиеся в потные тела верёвки не давали им даже поласкать самих себя.
— Думаю, пёзды ни у одной из трёх грязнокровок уже не закрылись никогда, — закончил Люциус историю про Арчибальда. — Смотри-ка, Белла, а шлюхи ещё держатся. Настоящий Гриффиндор — упрямый и неразумный.
— От их криков у меня голова болит, — поморщилась Беллатриса, запустив пальцы в чёрные кудри. — Люциус, дай я ими займусь!
— Пожалуйста, развлекайся, — согласился Люциус.- Это общественные шлюхи, в конце концов.
Белла присела рядом с связанной Джинни, и так посмотрела на голую беспомощную девушку, как натуралист смотрит на мерзкое, но любопытное насекомое. Джинни безуспешно попробовала отползти от пожирательницы.
— Мне интересно, что в тебе нашёл Поттер, — сказала Беллатриса, исследуя руками веснушчатое тело Джинни. — Да, фигурка неплохая, но сиськи маловаты…
Она ногтями подцепила колечки пирсингов в груди Джинни и резко дёрнула вверх. Крик Джинни перешёл почти на ультразвук. Беллатриса так оттянула её соски, что те торчали двумя крутыми горками. Джинни казалось, что сумасшедшая ведьма вот-вот вырвет из неё пирсинги с мясом.
— Но пиздёнка неплохая, — одобрила Белла. Два её пальца теперь сновали во влагалище Джинни. — Рыжая-бесстыжая, ты так течёшь, что твоим соком можно напоить всех страждущих Британии.
Беллатриса извлекла пальцы и, к удивлению Джинни, с причмокиванием облизала их.
— На вкус тоже ничего, — решила Белла. — Что ж, грязнокровочка никогда такого от меня не дождётся — велика честь для такого животного — но в тебе есть чистая кровь, так что получи маленький подарок…
Кудрявая голова Беллатрисы скользнула между ног Джинни, рот припал к вагине гриффиндорки. Джинни ещё сильнее забилась в путах, когда почувствовала язык Беллатрисы внутри себя.
Пока пожирательница играла с Джинни, Люциус занялся её подругой.
Больше всего Гермиону мучила верёвка, которая затянулась прямо на её влагалище, врезавшись между половых губ. Гермиона отчаянно сжимала бёдра, чтобы суровые скрученные волокна сильнее тёрлись о её клитор, но этим лишь больше распаляла возбуждение.
Люциус произнёс заклинание, и вдруг верёвка пришла в движение. Она поползла через промежность Гермионы, и гриффиндорка не сдержала нового стона. Вытянув шею, она заглянула себе между ног — и увидела, что с её попы к животу вместе с верёвкой переползает завязанный на ней узел.
— Этот приём мне тоже подсказал мой троюродный внучатый дядя Арчибальд, — сказал Люциус. Гермиона заочно возненавидела неведомого Арчибальда не меньше самого Люциуса.
Толстый узелок упёрся в возбуждённое влагалище Гермионы. Девушка заскулила и смешно засучила ногами, силясь избежать новой муки.
Ничего не помогало. Узел зацарапал по нежной коже половых губ, медленно раздвигая их и погружаясь в щёлку между них. Гермиону сводило с ума это обжигающее медленное движение материала сквозь её натёртое, зудящее, болезненно чувствительное влагалище. Даже смазка, стекавшая из её вагины по бёдрам, почти не смягчала пытку.
«Ты права, Джинни, — подумала она. — Мы не сможем».
Белла жадно лакала из пизды Джинни, как путник в пустыне у водопоя. Она уверенно исследовала влагалище гриффиндорки, стараясь почаще проводить широким шершавым языком по проколотому клитору.
Джинни было уже неважно, что ей лижет сумасшедшая ведьма, убийца, пожирательница. Главное, что мучительное возбуждение спадало с каждой секундой такой ласки.
«Так плохо и так хорошо, — подумала Джинни, чуть-чуть придя в себя. — Я ненавижу её, но если она остановится, я не вынесу этого… Нет, не прекращай!»
Кажется, последнее она выкрикнула вслух, потому что Беллатриса, оторвавшись от пизды Джинни, польщёно улыбнулась.
— Мне часто так говорили, — сказала она. — Ты бы знала, рыжая, на что была готова моя сестрёнка Нарцисса, лишь бы я ей чуть-чуть полиза…
— Белла! Думай, о чём говоришь! — окликнул её Люциус, смотревший на муки Гермионы от движущейся верёвки.
— Я тоже готова! На всё готова! — выкрикивала Джинни. Когда Беллатриса прекратила ласки, зуд и жжение снова затерзали гриффиндорку. — Я подпишу! Прости, Гермиона!
Гермиона едва ли услышала её за своими воплями. Узелок, упёршись в клитор гриффиндорки, ужасно медленно переползал через него, вдавливая чувствительный бугорок в тело. Гермионе казалось, что её клитор до основания стирают наждачной бумагой, и всё её влагалище превращается в одну сплошную рану.
Узел наконец-то переполз вдоль всей длины половой щели, и ненадолго девушке полегчало. А потом Гермиона снова заглянула себе между ног и увидела, что на верёвке завязаны ещё четыре узла — каждый толще предыдущего. И первый из них вот-вот дойдёт до её вагины…
Когда он действительно дошёл, Гермиона сдалась.
— Я — ай, нет! — подпишу! — выдавила она из себя.
Люциус расчеркнул палочкой. Пирсинги перестали вибрировать, возбуждение как рукой сняло, даже боль и усталость отчасти отступили — на Гермиону и Джинни будто вылили ушат ледяной воды. Верёвки исчезли, оставив вдавленные красные следы на теле.
— Ради вашего же блага надеюсь, что вы правда это сделаете, иначе мне придётся перейти к более серьёзным методам убеждения, — бросил Люциус. — Надеюсь, вы в состоянии держать перо?
«Более серьёзным?» — спросили себя обе гриффиндорки.
Неверной, будто ватной рукой Гермиона взяла перо и вывела свою подпись. На мгновенье её руку и сам контракт окутала зеленоватая аура. Гермиону будто дёрнуло электричеством — мощная, пьянящая магия прошла по телу. Перо выпало из пальцев.
Джинни подобрала перо и кое-как нацарапала своё имя и фамилию. Её рука тряслась, и она оставила небольшую кляксу на листе. И снова зелёный свет на миг осветил камеру.
— Я видела точно такую же кляксу на том контракте, — озадаченно сказала Гермиона, пытаясь осмыслить происходящее. Думать было тяжело — после чудовищных испытаний даже первоклассный ум Гермионы отказывался работать.
Вдруг страшное подозрение заставило её содрогнуться. Она испытала гордость, потому что разгадала план Малфоя — и отчаянье, потому что разгадала его слишком поздно.
— Свершилось, — прошептала Гермиона.
— Свершилось, — эхом отозвался Люциус. Его глаза ярко блестели в полутьме камеры. Малфой-старший снова взял разрушитель и достал из его полости очередной предмет — что-то вроде песочных часов на цепочке. — Узнаёшь, Грейнджер?
— Маховик времени, — машинально ответила Гермиона. — Мы же их разбили все тогда в Отделе Тайн.
— Один маховик всё-таки не до конца пришёл в негодность, — любезно объяснил Люциус. — Пара моих агентов смогла украсть его из Отдела Тайн и отчасти починить, а Драко переправил его ко мне в вашем самотыке. Правда, этот маховик сможет отправиться в прошлое только один раз… и не сможет переместить с собой человека, только какую-нибудь мелочь… вроде листа пергамента!
Люциус свернул только что подписанный рабынями контракт в свиток, обмотал его цепочкой песочных часов, закрепил клеящими чарами, а потом стал вращать маховик, отсчитывая про себя обороты.
— Зачем отправлять в прошлое копию контракта? — устало спросила Джинни.
— Я думал, ты сама поймёшь, — улыбнулся Люциус, — но мы, видимо, тебя совсем затрахали. А вот Грейнджер, похоже, уже поняла.
— Никакой копии не существует, контракт только один, — мёртвым голосом произнесла Гермиона. — Почему я слишком поздно поняла…
Она устало потёрла лоб и быстро заговорила:
— Помнишь, мы искали в библиотеке книги про контракт, а я наткнулась на памфлет про маховики времени? С тех пор мне что-то не давало покоя, но как тут было сообразить, когда каждый день с нами творят такое? Джинни, это тот же самый контракт, что был у Драко с первого дня наших мучений, — с горьким смешком сказала Гермиона. — Наши подписи на нём были подлинные… мы сами только что подписали его… А теперь Малфой отправит его в прошлое, где сам его и получит… или, вернее, уже получил его две с лишним недели назад!
— Десять баллов Гриффиндору, — кивнул Люциус. Маховик блеснул и исчез из его рук, унося в прошлое контракт.
Люциус довольно потёр руки и обратился к рабыням:
— У меня было много времени на раздумья в этой камере. Я думал, как мне — то есть нам с Беллой — выбраться из Азкабана и восстановить должное положение в обществе. Стоил самые разные планы. Одной из идей как раз было подсунуть вам рабский контракт, чтобы вы оказались в моей власти…
— Ну почему именно нам? — отчаянно вскрикнула Гермиона.
— Вообще мне был нужен Поттер. Мальчик-который-выжил, кумир Британии… С такой пешкой я бы добился всего, — пояснил Люциус. — Но Поттера не берёт даже Империус, и он как-то раз смог выкинул Тёмного Лорда из своей головы… про две безвредные для него Авады не буду даже вспоминать. Что если он сможет бороться и с магией рабского договора? Тогда всё будет зря. Я не мог рисковать.
— Но вы, — продолжил Малфой, которому явно нравился звук собственного голоса, — девушка Поттера и его лучшая подруга… о, имея власть над вами, можно добиться от Мальчика-который-выжил чего угодно. Но какой хитростью заставить вас подписать договор? Ведь вы должны были это сделать по своей воле. Я всё думал над этим… пока однажды прямо передо мной на пол этой камеры не упал маховик времени с уже подписанным контрактом!
Люциус прошёл к своей койке и достал из-под грязного матраса маховик времени — точную копию того, что только что отправился в прошлое.
— Вот этот маховик, — сказал он, покачав песочными часами перед гриффиндорками. — Появившийся с ним контракт я отправил Драко, и так началась ваша жизнь рабынь. Сам я тем временем через своих людей устроил кражу и починку маховика. Правда, Поттер и Уизли как-то узнали о контракте раньше срока, да и ещё и рассказали этой гулящей Тонкс. Но Драко вовремя вмешался и обернул дело в нашу пользу — за её изнасилование вы отправились в Азкабан вместе с предметами, спрятанными в разрушителях. Здесь вы подписали договор, и я только что отправил его в прошлое себе самому. Просто и гениально.
— Но это же… — Гермиона задыхалась от возмущения и не могла найти слов. — Так нельзя делать. Вы заставили нас подписать контракт, используя этот же самый контракт. Вы могли уничтожить вселенную такой петлёй времени!
— Зачем существовать вселенной, если я вынужден прозябать в Азкабане? — пожал плечами Люциус. — Риск был, но дело выгорело.
— Хорошо, вы победили, — Гермиона схватилась руками за голову. — Что дальше? Что вам от нас с Джинни надо?
— Месть, — прошипела Беллатриса, до того вполуха слушавшая беседу. — Растоптать вас, грязнокровка, смешать с грязью… и проверить, как вы умеете ебаться, — невинно добавила пожирательница.
— Это не главная цель, Белла, — заметил Люциус. — Но о главном я потолкую с Поттером, когда он примчится сюда вас выручать… зная Поттера, это будет довольно скоро.
— А пока мы его ожидаем, не продолжить ли наши развлечения, Люциус? — сказала Беллатриса. — Шлюхи, вы снова течёте и хотите кончить любой ценой!
Стихшие было зуд и жжение в сосках, в вагине, в анусе с новой силой обрушились на Джинни. Всё было как в тумане — Джинни слышала свои стоны, слышала хлюпанье пизды, куда она вгоняла разом почти целую ладонь, слышала будто со стороны свои мольбы:
— Ебите… ебите… ёбаный Мерлин, ну выебите же меня!
Когда длинный и толстый член Люциуса вонзился в пылающую вагину Джинни, она заорала и расплакалась от счастья, подмахивая хлюпающей пиздой каждому толчку Малфоя-старшего. Но даже в таком состоянии рыжая гриффиндорка заметила, как Беллатриса машет палочкой у своего лобка, как бёдра Беллы обхватывают чёрные ремешки, а спереди вырастает страпон — огромный искусственный член, чёрный и шипованный.
— Мой малыш, — Беллатриса любовно погладила поверхность страпона, чувствуя под ладонью шипованную резину. — Я нарекла его «Дракопупсик» в честь любимого племянника, разве это не мило? — с детской непосредственностью заявила сумасшедшая ведьма.
Если бы Гермиона в своём теперешнем состоянии могла смеяться, она бы оценила кислую мину Люциуса — тот явно не считал, что так уж необходимо называть самотык в честь его единственного сына.
Белла довольно покачала своим новым резиновым пенисом и наклонилась над Гермионой, которая кричала и долбила себя пальцами в пизду и в зад одновременно. Голос Гермионы сорвался ещё выше, когда её ненасытная, но чувствительная вагина приняла первые сантиметры страпона Беллатрисы, и резиновые шипы раздвинули нежные стенки влагалища.
ххх
— Раз! Два… ой! Три! Четыре… ой-ой-ой!.. Пять!..
Срывающийся голос Джинни Уизли разносился по камере Азкабана в такт с шлепками тела о тело. Сбиваясь и путаясь, она отсчитывала, сколько раз член Люциуса Малфоя вонзился в её влагалище. Стройное тело рыжей гриффиндорки вздрагивало с каждым новым грубым толчком, голос срывался.
— Шесть! Семь… о Мерлин! — вскрикнула Джинни, когда Люциус особенно резко натянул её на свой хуй по самые яйца.
— Нет цифры «о Мерлин», есть цифра «восемь», Джиневра, — наставительно сказал Люциус. — Тебя в Хогвартсе даже считать не научили?
— Да-да, восемь, только не останавливайтесь, молю, — бормотала Джинни. Её пизда начинала гореть от невыносимого зуда всякий раз, когда Люциус сбавлял темп. — Девять, десять… я на блядках как в раю, жопа чахнет по хую!
Влагалище рыжей гриффиндорки неохотно, с чавкающим звуком выпустило член Люциуса. Выдернув хуй из одной дырки Джинни, Малфой-старший тут же одним движением засадил ей в другую.
— А! — вскрикнула Джинни, когда член на всю длину вошёл в её задницу. — Не так сильно! Раз! Два! Три!..
— Что там за урок арифмантики? Или поэзии? — пропыхтела Белла, беспощадно насиловавшая Гермиону. Гриффиндорка уже безвольно свесила голову на грудь и тяжело стонала под сумасшедшей ведьмой. Толстый искусственный член туго входил во влагалище Гермионы. Тупые шипы и бугорки на поверхности страпона терзали нежную кожу вагины.
— Стишки — просто баловство. А вообще я заставил Уизли считать мои подходы, — объяснил Люциус, не забывая ритмично ебать упомянутую Уизли. — Только она что-то часто сбивается!
«Тебя бы на моё место, — устало прокляла его Джинни. — Семь, восемь… сколько он будет меня насиловать? Ну когда нибудь, когда-нибудь это должно закончиться… Гарри, Рон… Гермиона, ну помогите же!»
— Девять! Десять! Деньги в банк, коня в узду, птицу в небо, хуй в пизду! — вслух выкрикнула она и ещё раз крикнула, когда Люциус с довольным кряхтением перенацелил свой хуй из язвы ануса в растрёпанный бутон влагалища Джинни.
— Растрахана, но всё равно хороша! — оценил Люциус пизду рыжей гриффиндорки, из которой он выбивал крики и стоны каждым толчком. — Ты бы тоже, Белла, могла пошалить с Грейнджер — так, для интереса. Неужели твоя больная фантазия иссякла?
— Иссякла, говоришь? — облизнулась Беллатриса. — Ну держись, грязнокровочка!
Всё ещё с натугой натягивая пизду Гермионы на толстенный страпон, Белла начала мять её попу — сначала игриво и нежно, потом всё сильнее, до синяков и ссадин. Гермиона терпела боль от пальцев и страпона ведьмы со сдавленными стонами, не желая показывать слабость и не в силах сопротивляться.
Вдруг Белла скрючила пальцы и вонзила жёлтые обломанные ногти прямо в нежную ягодицу девушки.
Гермиона заорала и попыталась вырваться, но Беллатриса навалилась на неё всем телом, буквально вбив резинового дракопупсика в растраханную пизду гриффиндорки. Не обращая внимания на крики Гермионы, Белла разодрала ногтями её плоть, оставив на правой ягодице пять глубоких кровящих царапин.
— Что, не нравится, когда тебе пускают твою грязную кровь? — раздался жаркий шёпот Беллатрисы над ухом Гермионы. — А так? — и Белла впилась зубами в мочку уха гриффиндорки.
Гермиона снова дёрнулась и заорала, пытаясь отстраниться. Беллатриса ласкала языком завитки её ушка, будто голодная вампирша. Тёмные острия возбуждённых сосков выделялись на груди ведьмы. Слизнув кровь с прокушенной мочки Гермионы, Беллатриса причмокнула языком и задумчиво сказала:
— Странно, на вкус не похоже на грязь. Но это поправимо… вот, сама попробуй.
Не прекращая долбить влагалище Гермионы страпоном, сумасшедшая ведьма резко воткнула сразу четыре пальца в анус гриффиндорки. Они вошли — сказались все последние изнасилования — но у Гермионы вырвался последний, самый отчаянный крик. Беллатрисса чуть подвигала пальцами в податливом анусе девушки, выдернула их — испачканных в алом и коричневом — и тут же засунула в рот Гермионе, оборвав её стоны.
— Попробуй, грязнокровочка, — просюсюкала Белла. — Вкуси своей крови и своего дерьма — впрочем, в твоём случае это почти одно и то же.
— Мне нравится твой энтузиазм, Белла, — отозвался Люциус. Он всё так же вставлял Джинни в обе широкие покрасневшие дыры по очереди. — И почему мы раньше так не забавлялись с грязнокровками?
— Потому что Тёмный Лорд считал, что трахать грязнокровок недостойно настоящего мага — их надо только пытать и убивать, — напомнила Белла.
— Да, при всём уважении, тут его политика была излишне строгой, — сказал Люциус. — Это же весело, да, Джиневра?
— Девять… Десять… — бормотала Джинни почти машинально. Если кому и было весело, то точно не ей. Люциус в который раз вытащил из неё член и направил его в глубину вагины гриффиндорки.
— У Джиневры дырка класс, чтобы вставить — в самый раз… — плакала Джинни.
«Четырёхстопный хорей», — почему-то вспомнила Гермиона. И тут Беллатриса стала протискивать головку своего страпона через сфинктер девушки в её анал, и Гермиона уже не могла ничего вспоминать, а только кричать и молить.
ххх
Старый тюремщик совершал обход тюрьмы, когда его внимание привлекли отчаянные женские крики. Он всю жизнь проработал в Азкабане — он и состарился среди этих холодных каменных коридоров и грязных вонючих камер. Тюремщик считал, что за эти годы видел все возможные ужасы и извращения, творившиеся среди узников.
Но когда он осторожно заглянул в камеру 101, то понял, что судьба подкинула ему очень волнующее зрелище под конец жизни. Тюремщик сам не заметил, как приспустил рваные штаны и стал бешено дрочить вставший член. В его возрасте немногое ещё было способно вызвать у него стояк, но сейчас он наблюдал самую извращённую сцену в своей жизни.
Джинни Уизли стоит на четвереньках на грязном полу камеры. Люциус Малфой, сильный, подтянутый и безжалостный, грубо насилует её, втыкая то в пизду, то в очко длинный хуй. Джинни содрогается от каждого толчка коварного мага. Она то утыкается лицом в пол, почти теряя сознание, то вскидывает голову и испускает протяжные вопли боли и удовольствия. В промежутках она ещё умудряется считать фрикции Люциуса и выкрикивать пошлые стишки про себя саму.
— Мне без ёбаря никак, жопа — как британский флаг! Раз, дваааа! — Джинни срывается на крик, потому что Люциус с хриплым возгласом начинает спускать. Горячая сперма заполняет влагалище рыжей гриффиндорки, и с каждой её каплей зуд и жжение в гениталиях Джинни становятся невыносимей.
Люциус отталкивает её, и Джинни падает — теперь она извивается на полу, трахая себя в пизду ладонью — всеми пальцами сразу. С губ Джинни срываются безумные отрывочные слова: «Кончить! Контракт… Кончить… Жжётся… Кончить! Пожалуйста!» Её глаза так выпучены, что готовы выскочить из орбит, и она рискует порвать свою вагину собственной рукой.
— Уф, — Люциус вытирает пол со лба. — Ты даже меня утомила, Уизли, а хочешь ещё? — с насмешкой говорит старший Малфой. — Ладно, валяй, раз уж ты такая ненасытная.
Джинни снова кричит, и теперь она вгоняет в свою пизду весь кулак — он по запястье проваливается в её измученную дырку. Когда она выдёргивает кулачок, тонкая струйка орошает пол под ней, выплёскиваясь вместе со спазмами влагалища Джинни. Постепенно спазмы и стоны слабеют, и рыжая гриффиндорка без сил замирает на холодных камнях. Между её ног расплывается пятно мужской и женской кончи.
— Раз — два — три — четыре — пять — Джинни выебли опять, — шепчет она.
— Рифма очень банальная, Джиневра, — комментирует Люциус, но Джинни уже не слышит его — она в глубокой отключке.
Рядом с ними разворачивается другое изнасилование.
— Грязнокровочка,- шепчет Беллатриса Лейстрендж в ухо Гермионы, наваливаясь на неё своим рыхлым белым телом. — Сначала было нелегко засовывать в тебя дракопупсика… — с этими словами она снова глубоко вгоняет страпон в задницу Гермионы. Каждый раз при этом Гермионе кажется, что в её заднем проходе будто прокручивают напильник, но по крайней мере эти фрикции снимают чудовищный магический зуд.
— А теперь его нелегко вытащить! Объяснишь это, грязнокровочка? — смеётся Белла, резко, с чавканьем выдёргивая страпон из очка Гермионы. Тут же зад гриффиндорки начинает терзать чёрномагическое жжение. Анус Гермионы пульсирует и не может закрыться, требуя нового грубого насилия, будто прося снова заполнить его до грани разрыва.
— Мадам Лейстрендж, пожалуйста… — наконец-то Беллатрисе удаётся выбить из Гермионы мольбу. — Вставьте мне! Затрахайте меня!
— Мне нравятся такие слова, грязнокровочка, но я же чувствую, что они не от сердца, — вкрадчиво говорит Беллатриса, неглубоко вставляя головку дракопупсика в анус Гермионы. — Повторяй за мной. Ты — грязнокровная сука.
— Я — грязнокровная сука… — повторяет Гермиона и стонет, когда резиновый член снова заходит в её попу.
— Ты обожаешь мою пизду.
— Я обожаю вашу пизду… — поддакивает Гермиона. Она думает не о словах, а о толстом члене в своей заднице.
— А мою попу — ещё больше.
— А вашу попу — ещё больше… — вторит Гермиона между стонами.
— Ты хочешь, чтоб я зашила тебе пизду, а потом ебала в очко, пока оно не треснет.
— Я хочу… зашейте пизду… ебите пока не треснет… — бормочет Гермиона в полубреду, сама не понимая, что говорит.
— Ты хочешь, чтоб я сделала то же с твоей подругой-шлюшкой.
— Нет, — в глаза Гермионы возвращается искра сознания. — Нет, не хочу! — более уверенно повторяет она.
— Забавно, — говорит Белла, слегка потрахивая жопу Гермионы мелкими частыми движениями, — сама ты на всё согласна, а её жалеешь больше себя? — Беллатриса указывает на Джинни, простёртую на полу.
«Просто я выдержу больше, — отрывочная мысль вспыхивает в голове Гермионы. — Но не намного больше».
— Ладно, Мерлин с тобой, — улыбается Беллатриса, уверенно продвигая член в заднем проходе Гермионы. — Кончай, шлюшечка.
И Гермиона кончает. Её анал так пульсирует и сжимается, что гриффиндорка чувствует каждый миллиметр шипов на члене Беллатрисы, но эта боль только усиливает и без того болезненный бурный оргазм.
Когда Белла выходит из Гермионы, у той ещё остаются силы подползти к Джинни и только рядом с ней лишиться чувств.
— Слабая дрянь, — немного обиженно фыркает Беллатриса. — У меня оставалось ещё столько интересных идей!
За решёткой камеры старый тюремщик пыхтит и кряхтит — он онанирует с такой энергией, что рискует заработать мозоли на ладони или сердечный приступ. В глазах у него темнеет, и он хватается рукой за прутья решётки, чтобы не упасть, другой рукой продолжая надрачивать себе.
Наконец его член выплёвывает скупые капли старческой спермы. Некоторое время тюремщик стоит, переводя дыхание, а потом быстро удаляется по тёмным коридорам, оставляя затраханных до бесчувствия гриффиндорок со своими мучителями.
ххх
Над северным морем и страшным Азкабаном село закатное солнце. Крики и всхлипы в камере 101 смолкли с приходом ночи, и теперь каждый её узник был занят своим.
Беллатриса Лейстрендж, довольно мурлыкая под нос, покручивала между пальцев свой тёмный сосок, а другую руку опустила между ног к мокрой щёлке, поглаживая свой набухший клитор.
Люциус Малфой отрешённо смотрел в зарешеченное окно, в последний раз прокручивая в голове все планы.
Гермиона и Джинни спали. Спали голые на холодном полу тюрьмы, в обнимку — каштановая голова к рыжей, согревая друг друга теплом тел. Если бы их увидел кто-то другой, менее пристрастный, чем Люциус и Беллатриса, он бы, возможно, залюбовался.
Их тела покрыли синяки, царапины, пятна спермы и непристойные тату; их глаза опухли от слёз, а губы были искусаны в кровь; их влагалища стали воспалёнными щелями, а анусы — разбитыми дырками. Но в глубоком сне Гермиона и Джинни выглядели так же мирно и невинно, как до начала кошмара с маховиком времени и рабским контрактом.
К несчастью, им недолго оставалось отдыхать во сне, потому что на них обратил внимание не кто-то другой, а именно Беллатриса Лейстрендж.
Сумасшедшая ведьма склонилась над рабынями, и влажными от собственных выделений пальцами коснулась их кожи.
— Лююциус, — манерно протянула она, — у шлюх на правых плечах по новой татушке: «Сраколизка».
— Ну, это же правда, — отозвался Малфой-старший. — Чем ты опять недовольна?
— Но Лююциус, — капризно сказала Белла, — тут не написано, сколько конкретно срак они вылизали! А как же точные подсчёты?
— Беллатриса, подсчёты подсчётами, но забивать их татуировками с ног до головы тоже не в моём стиле. Они же бляди, а не вокалистки рок-группы «Ведуньи», — недовольно отмахнулся Люциус. — Будь любезна не лезть с глупостями, я обдумываю наш побег, между прочим.
Но есть три существа на свете, которых нельзя остановить — обезумевший дракон, обезумевший василиск и вечно безумная Беллатриса Лейстрендж. На цыпочках она приблизилась к старшему Малфою.
— Но Лююциус, — просюсюкала она, — на них точно поместится ещё одна татушка, и я даже знаю, какая… — и Белла зашептала что-то сокамернику на ухо.
— Ты спятила, — резюмировал Люциус. — Хотя это не новость. Потом, ты их не разбудишь сейчас, — добавил он не так уверенно.
— Небольшая порка любого разбудит! — рассмеялась Белла. — Мне ведь Нарцисса рассказывала, как ты умеешь обращаться с кнутом. Да-да, я знаю постельные тайны Малфоев! Только с этими тварями ты можешь себе позволить намного больше, чем с моей сестрой!
— Умеешь искушать, Белла, — вздохнул Люциус. — Надо будет объяснить Нарциссе, что некоторые вещи не надо обсуждать вне семейного круга. Что ж, у нас ещё есть пара часов до самой глубокой ночи…
Он встал, и с кончика его палочки свесилась тонкая длинная полоска кожи.
ххх
Удар вырвал Джинни из забытья. Она вскочила с криком от обжигающей боли в спине.
Люциус и Беллатриса возвышались над ней, сильные и безжалостные, и Джинни знала, что они могут сделать с ней всё, и она ничего не сможет с этим поделать. Люциус снова замахнулся кнутом, и Джинни зажмурилась — но этот удар пришёлся на спину Гермионы, оставив кровавую полосу.
Белла расхохоталась в лицо перепуганным девушкам:
— Кто рано встаёт, тому Моргана даёт! Хотя нет, это же вы всем даёте, грязнокровные пёзды!
— Если вы ещё не насытились, мистер Малфой, можно было и просто нас разбудить, — бесстрастно сказала Гермиона, морщась от боли в спине. Сон вернул ей силы, и на мучителей она смотрела довольно спокойно — со спокойствием глубокого отчаянья.
— Но так веселее, птенчики! — оскалилась Беллатриса. — А знаете, почему мы вас разбудили? Потому что ты, рыжий птенчик, — обратилась она к Джинни, — сейчас широко откроешь клювик. И когда тётя Белла сделает пи-пи тебе в клювик, ты всё это выпьешь. А потом то же самое сделает драный птенчик для дяди Люциуса, — указала она на Гермиону. — А если вы прольёте много пи-пи, то дядя Люциус сделает вам кнутом бо-бо…
— Ну хватит, — вмешался Малфой-старший, которого явно напряг «дядя Люциус». — Вы всё поняли?
Джинни бессмысленно хлопала глазами. Кажется, до неё не совсем дошло услышанное.
— Этому вас тоже научил дядя Арчибальд, мистер Малфой? — тихо и зло спросила Гермиона. — Не слишком извращённо для вас? Мечтаете обоссать грязнокровку?
— Не то чтобы мечтаю, но надо потакать маленьким капризам родственников, — Люциус кивнул на Беллу. — И не дави мне на совесть, Грейнджер, ты сама сказала, что у меня её нет.
Беллатриса широко расставила ноги над Джинни. Та сделала вид, что ей очень интересны трещины в полу.
— Посмотри сюда, рыжая шлюшка, открой рот и проглоти всё, — сиплым шёпотом приказала Белла.
Джинни отчаянно мотнула головой и стиснула губы. Магия контракта скрутила её тело, мышцы шеи страшно напряглись, вены проступили под кожей. Очень медленно она стала поднимать голову.
Люциус снова обрушил кнут на её спину. Джинни запрокинула голову, разинула рот в крике — и не смогла закрыть.
В последний момент Гермиона отвернулась и уставилась в пол.
«Джинни будет не так стыдно, если я не буду смотреть на неё, да и мне незачем лишний раз рвать сердце», — подумала она.
Но она не учла, что всё равно будет слышать происходящее с её подругой.
Сначала тишина.
Потом вздох Беллатрисы и смешок Люциуса. Потом журчание — сначала очень тихое журчание слабой струйки, потом всё громче и громче.
И самое худшее — звуки глотков. Сначала редкие, потом всё более частые. Потом другие звуки — сдавленные, гортанные, захлёбывающиеся.
Глубокие, давящиеся глотки Джинни. Стук случайных капель мочи о пол.
Судорожные шумные вдохи. Хриплый смех Беллатрисы. Журчание и глотки, глотки, глотки.
— Не стесняйся, Грейнджер, посмотри, что тебя ждёт, — услышала она голос Люциуса. — Смотри внимательно!
Нехотя Гермиона повернулась к подруге. Первое, что ей бросилось в глаза — выпученные глаза Джинни и её покрасневшее лицо. Джинни шумно втягивала воздух через ноздри, одновременно стараясь не поперхнуться мочой Беллатрисы.
Лицом рыжая гриффиндорка почти утыкалась в промежность Беллы, и та ссала ей прямо в распахнутый рот мощной струёй. Отвратительная желтоватая жидкость пенилась во рту Джинни. Горло девушки будто били судороги — оно пыталось одновременно и пропустить всю мочу в пищевод, и отрыгнуть её обратно.
Люциус в третий раз щёлкнул по спине Джинни кнутом. Не так сильно, но девушка дёрнулась, и иссякающая струя угодила ей в глаза и в нос. Гриффиндорка поперхнулась и зашлась в кашле. Джинни отчаянно отплёвывалась, тёрла глаза, растирала мочу по лицу.
— Как тебе коктейль «особый пожирательский»? — со смехом спросила Беллатриса. — Немного солоноват, зато прост в приготовлении!
Навзрыд рыдающая Джинни отползла в угол и свернулась калачиком. Гермиона подсела к ней и стала осторожно гладить по рыжим волосам и веснушчатой спине, стараясь избегать тех мест, где кнут Люциуса оставил раны. Вскоре плач Джинни перешёл в отдельные тихие всхлипы.
— Грязнокровная любовь — это так мило, — презрительно сказал Люциус. — Грейнджер, посмотри сюда, я тоже припас для тебя коктейль. Выпей его до дна.
Магия контракта, подписанного рабынями из-за безумного плана Люциуса с маховиком времени, заполнила всё тело гриффиндорки, проникла в каждый нерв и требовала подчиниться. Стиснув зубы, собрав всю волю воедино, Гермиона приказала себе не двигаться.
— Неужели ты ещё не поняла, что бесполезно сопротивляться этой силе, Грейнджер? — презрительно спросил Малфой-старший.
Гермиону била крупная дрожь. Миллиметр за миллиметром её губы стали разжиматься. Но Люциус не хотел ждать.
Кнут просвистел в спёртом воздухе камеры и опустился на щёку девушки. В голову Гермионы будто врезался бладжер. Слёзы снова выступили на глазах. Вся левая сторона лица онемела, и капля крови сбежала по щеке. Гермиона моргнула: в её разинутый рот была направлена головка члена Люциуса.
Тугая струя мочи ударила прямо в горло Гермионе. Поэтому сначала она ощутила, как горячая жидкость заполняет глотку и стекает в пищевод, а потом почувствовала вкус.
ххх
«Видимо, он очень долго сдерживался», — бесполезная мысль металась в голове Гермионы.
Горячая жидкость, которой она сейчас давилась, была не просто солоноватой. Гермиона сама не смогла бы точно назвать этот вкус — солёный и кислый, даже прокисший, тухлый, неестественный. Вкус, которого она не должна была знать.
Но она стояла на коленях перед Люциусом Малфоем, став на время его отхожим местом. Струя мочи заполняла её рот до края. Она пенилась у неё во рту. Струйка потоньше сбегала с уголка губ, и капли падали на грудь и ноги. Нос с силой втягивал воздух и аромат урины.
«Некоторые такое пьют добровольно. И терпят. Может, им нравится», — попыталась она зацепиться хоть за какое-то утешение, но поперхнулась и чудом сдержала сдавленный кашель. Ей пришлось сделать два больших глотка, пропуская в себя ещё больше горячей жидкости.
— Глоточек за тётю Беллу, глоточек за дядю Люциуса, по глоточку за всех, кто тебя ебал, — откуда-то издалека доносился голос Беллатрисы.
— Белла, не называй меня так, а то оставлю в Азкабане! И если она выпьет по глоточку за всех своих клиентов, она лопнет, — сердито отозвался Малфой-старший.
Люциус Малфой ссал в рот Гермионы меньше пары минут, но эти пара минут были очень долгими для неё. Тухлый вкус мочи, казалось, заполнил каждую клетку её рта, языка и чуть ли не желудка.
Она вдруг представила, как выглядит со стороны — бывшая гордость Гриффиндора, лучшая студентка Хогвартса голая стоит на коленях в грязной тюремной камере и ловит разинутым ртом струю мочи, чтобы выпить её всю до капли. От одной этой картины её снова стало выворачивать наизнанку.
Гермиона судорожно глотала особый пожирательский коктейль, каждую секунду борясь с собственным организмом, который хотел выблевать всё проглоченное. Горло девушки сводило в спазмах от рвотного рефлекса, рот сводило от омерзительного вкуса.
Когда всё кончилось, она отползла к стене, кашляя и отплёвываясь. Гермиона не чувствовала даже стыда — только усталость и омерзение.
«Хочу уснуть. Спать и спать», — думала она.
Но даже этого ей было не дано.
— Отец, без лести скажу, что ты был великолепен, — послышался голос. — Хорошо, что я не пропустил такое зрелище.
Гермиона обернулась. По ту сторону зарешеченного входа в камеру стоял Драко Малфой.
«Теперь и в Хогвартсе узнают, что было здесь со мной. Хотя какая разница, на самом-то деле», — думала Гермиона. Ей даже было безразлично, что тут забыл Драко Малфой.
А вот Люциусу было небезразлично.
— Сын? — вопросительно и требовательно сказал он.
— Комендант Азкабана любезно разрешил мне навестить отца в неурочный час, — объяснил Драко.
— Драко решил поиграть с нами тоже! — воскликнула Белла. — Какой хороший мальчик. Дай-ка я тебя поцелую, племянник, — она потянулась к нему губами через прутья решётки. Драко очень быстро сделал три шага назад.
— Беллатриса! — одёрнул сумасшедшую ведьму Люциус. — Уймись! Надо признать, Драко, — обратился он к сыну, — ты подавал мне много поводов сомневаться в твоих способностях. Но в деле рабынь Хогвартса ты проявил себя именно так, как подобает наследнику благородного семейства Малфоев.
— Ты всегда был мне наилучшим примером, отец, — поклонился Драко. — Но боюсь, я пришёл к тебе с дурными новостями. Эта проблядушка Тонкс пришла в сознание.
— Надеюсь, она не рассказала, как ты позабавился с ней? — насторожился Люциус.
— Нет, отец, я надёжно стёр ей память о своём участии в… развлечении, — улыбнулся Драко. — Но Поттер и Уизел уговорили её не выдвигать обвинения против наших шлюх. Потом они уломали министра… в общем, Грейнджер и Уизлетту отпускают. Они вернутся в Хогвартс.
Гермиона взяла плачущую Джинни за руку.
«Снова эта глупая надежда, — подумала она. — Но, по крайней мере, в Хогвартсе не будет этих чудовищ…»
«Но будут другие, — подумалось ей. — Особенно теперь, когда нас там считают позорнейшими бл…» — Гермиона даже про себя не смогла закончить фразу.
— Я ожидал этого, но не так быстро, — пожал плечами Люциус. — Но это не важно. Ведь рабынь теперь и в Хогвартсе ждёт интересная жизнь, правда?
Гермиона и Джинни под его пристальным взглядом плотнее вжались в стену.
— Правда, — кивнул Драко. — Новый директор — наш человек, а новый преподаватель ЗОТИ уверен, что имеет дело с отвратительными извращенками. Мой маленький спектакль с признанием гриффиндорских блядей и нимфоманок убедил почти всех в Хогвартсе.
— И если эта Скитер хорошо сделает свою работу, то после экстренных выпусков газет поверит вся страна, — подмигнул Люциус Гермионе и Джинни. — Несомненно, у вас в Хогвартсе появится много новой интересной работы…
— Есть ещё кое-что, — сказал Драко. — Поттер и Уизел лично прибыли забрать шлюх. Тюремщик отведёт Грейнджер и Уизлетту к ним с минуты на минуту.
Тут даже Джинни, до того пребывавшая в ступоре, подняла голову и прислушалась.
— Гарри? — шепнула она Гермионе.
Та попыталась улыбнуться подруге.
Люциус подпёр голову кулаком и задумался.
— Очень хорошо, — сказал он. — Поттер и Уизли хотят встретить своих подружек? Устроим им запоминающуюся встречу!
Он обратился к Гермионе и Джинни:
— Шлюхи, вам запрещается любым способом разглашать посторонним, как именно я получил ваши подписи под контрактом. Вы можете говорить о моём маховике времени только с теми, кто и так уже знает, что я его использовал. Это приказ!
Люциус снова взял разрушители — полые фаллосы, доставая из них свой последний сюрприз. Два флакончика — один с розовой, другой с чёрной жидкостью.
— Неужели это… — задохнулась Гермиона.
— Да, это сучий мускат, — ответил Люциус. — Эссенция похоти! Зелье, на время делающее даже из самого невинного человека озабоченного маньяка. Перед битвой за Хогвартс я спрятал несколько литров, и знаете где? Закопал у северной стены в подвале чайной мадам Паддифут! Вот уж там никто не догадается искать! Я велел Драко передать мне пару склянок в ваших самотыках, чтобы использовать зелье при побеге. Но теперь оно пригодится и для маленькой шутки над Поттером и Уизли. Вы сделаете вот что… — и он уточнил гриффиндоркам детали.
— Гениально, отец! — воскликнул Драко.
— Нет! Нет! НЕТ! — наперебой закричали Гермиона и Джинни. — Вы не…
— Да! — ответил Люциус с хищным блеском в глазах. Его точно не интересовали возражения и мольбы.
Шаркающей походкой из темноты за решёткой камеры появился старый тюремщик.
— Эй, дырки! Грейнджер, Уизли, вы пойдёте со мной. За вами ваши ёбари пожаловали, собственной персоной. Эх, недолго вы у нас побыли, а жаль, — плотоядно облизнулся тюремщик.
— Империо! — Малфой-старший небрежно бросил в тюремщика заклинание контроля разума. — Беллатриса, ты пока останешься здесь. Да не кричи ты! Я заберу тебя, но с Поттером пока лучше потолкую один. Если ты не выдержишь и его заавадишь, это будет очень некстати, — он повернулся к старому тюремщику. — Эти шлюхи пойдут к своим ёбарям, но я с моим сыном их проводим, не так ли?
— Конечно, мистер Малфой, — механически отозвался тюремщик, заклинанием раздвигая прутья решётки на входе в камеру.
Люциус подошёл к трясущимся гриффиндоркам и капнул на лбы Гермионе и Джинни по капле розовой жидкости. Та впиталась мгновенно.
— Ну, вы готовы к встрече с любимыми? Что-то вы не больно рады! Пошли! — приказал он.
Гермиона и Джинни, бледные как мел, не могли вымолвить ни слова в ответ.
ххх
Гарри нервно протирал очки. Рон метался по одной из немногих приличных комнат Азкабана как встревоженный зверь.
— Ты думаешь, они простят нас? Гермиона и Джинни простят нас? А, Гарри? — в пятнадцатый раз переспросил Рон, нервно взъерошив рыжую шевелюру.
— Не знаю, Рон, — огрызнулся Гарри. — Ты не о том думаешь! Наконец-то рядом с ними будем мы, а не проклятый Малфой. Мы сделаем то, что должны были сделать с самого начала, мы поможем им выпутаться из этого блядского контракта… — он осёкся. В дверном проёме стояли Гермиона и Джинни.
Сердца парней, видевших войну и смерть, чуть не разорвались — настолько несчастными и уязвимыми выглядели их подруги. Голые, измученные и истерзанные, покрытые мерзкими наколками, синяками и рубцами от порки… Гарри и Рон кинулись к ним навстречу.
Лицо Джинни исказилось в мучительной гримасе. Насколько она была рада увидеть Гарри и Рона, настолько же она боялась того, что должно было произойти. Её рот открылся в предупреждающем возгласе — но магия контракта не дала вырваться ни звуку.
Гриффиндорки выхватили из-за спин флаконы с сучим мускатом. Две струи чёрного магического пара ударили в лица их парням.
Гарри и Рон замерли.
— Не подействовало? — с робкой надеждой шепнула Джинни Гермионе. Но та молча рассматривала парней непроницаемым взглядом.
И тут Рон заговорил:
— Гермиона, как я тосковал, как я мечтал о тебе, — тут в его голосе появились почти малфоевские нотки, — как я хотел нагнуть тебя и дрючить, дрючить до отключки…
— Джинни, как ты прекрасна, как прекрасна, — Гарри пожирал глазами обнажённое тело своей девушки, медленно гладя сквозь штаны вставший член. — Если бы я знал, что ты такая способная блядь, я бы трахнул тебя в тот же день, когда впервые увидел…
— Я бы сам её трахнул, друг, хоть она мне и сестра! — перебил Рон. — Джин, покажешь, чему тебя научил Малфой? — рыжий парень уже запустил руку в трусы и поддрачивал хуй.
Если бы Гермиона не ухватила Джинни за локоть, рыжая гриффиндорка села бы на пол от такого приветствия.
Тихо в комнату проскользнули Люциус и Драко Малфои.
— Мокрощёлки, я запретил вам трахаться с Поттером и Уизелом, — сказал Драко, на ходу скидывая одежду. — Но сейчас я буду милостив — на этот раз я даю вам такое разрешение. Собственно, сейчас вы выложитесь по полной под вашими любовничками.
— И мистер Поттер с мистером Уизли не будут возражать, если мы присоединимся и покажем, как по-настоящему надо ебать блядей вроде вас? — вкрадчиво спросил Люциус. Члены обоих Малфоев уже стояли колом в предвкушении новой извращённой расправы над рабынями.
Обнажённые Гермиона и Джинни жались друг к другу в центре комнаты и затравленно озирались по сторонам, а четыре похотливых мужчины — Гарри, Рон и оба Малфоя — сужали кольцо вокруг них.
