Утро туманное, утро сырое. Вновь наступило 1 сентября, и Зиночка перешагнула порог родной школы. Блестящие чистые полы, нарядные дети с букетами гладиолусов и георгинов, весёлые, загоревшие за лето лица.
Как и все, Зиночка сегодня была весела и нарядна. На ней была новая жёлтая кофточка, на голове — большой белый бант. Зиночка прошла по школьным коридорам, всем улыбаясь, очень удачно увернулась от хулигана Нефёдова, никогда не упускавшего случая ущипнуть её за попу, и спустилась в полуподвальное помещение, где находился кабинет труда.
Она знала наверняка, что сейчас урока труда нет, но трудовик, мужчина серьёзный и положительный, будет ждать её. Действительно, Егор Васильевич был на месте. «А! Зиночка! Заходи, заходи, голубушка!»,- воскликнул он, едва завидев её, и поспешил запереть за ней дверь, попутно вытаскивая из штанов ремень. Зиночка неспешно прошлась по классу, рассматривая знакомую обстановку. На стене появился новый, намалёванный на куске оргалита, лозунг: «Труд и наука — выше этих двух сил нет ничего на земле!». «Про секс опять, как всегда, забыли»,- с досадой подумала Зиночка.
Егор Васильевич тем временем уже спустил штаны, лёг животом на верстак и жалобными глазами смотрел на неё. Зиночка подошла к трудовику и связала ему руки за спиной куском коричневого скотча. Затем взяла лежавший рядом ремень, размахнулась, и что есть силы ударила по напряжённым ягодицам трудовика. «Зиночка:»,- простонал тот. Она принялась хлестать его сложенным вдвое ремнём. Егор Васильевич закусил себе нижнюю губу и жалобно поскуливал. «Будешь хорошо учиться?», — строго спросила она, шлёпнув ладошкой по покрасневшему заду трудовика. «Бу-у-у-ду:», — простонал он.
Зиночка ударила его ремнём. «А уроки больше не будешь прогуливать?»
Снова увесистый шлепок. -«Не бу-у-у-ду:».
«После работы не забудь убрать инструменты»,- напоминал серолицый дебил с висящего на стене плаката.
«Не забудешь убрать инструменты?», — спросила Зиночка и упёрлась острой коленкой трудовику в раздвинутые ягодицы.
«Нет:»,- выдохнул Егор Васильевич, и его густое желтоватое семя вылилось на пол.
Звенел звонок. Зиночка развязала трудовику руки, открыла дверь и выскользнула из класса.
Она поднялась на второй этаж и заглянула в учительскую. Там был лишь Мерзоев, физрук, огромный розовощёкий детина с жизнерадостно торчащими в разные стороны усами. Едва завидев Зиночку он громогласно продекламировал: «Зиночка, Зинулечка — писюлечка, популечка!», и раскатисто загоготал. Словно кот, он подскочил к Зиночке, поднял её одной рукой, будто она весила не больше его «адидаски», и понёс её к стоящему в углу кожаному дивану.
«Зайдёт же кто-нибудь», — прошептала Зиночка.
«Ничего!», — заржал Мерзоев, бешено вращая глазами.
Он бросил Зиночку на диван и стянул с неё трусы. Она испуганно смотрела на дверь. Мерзоев спустил тренировочные штаны и вытащил толстый, красный, дымящийся от возбуждения, член. Не прошло и секунды, как он проник в неё и начал мощные движения, словно гигантский поршень. При этом с лица физрука не сходила счастливая улыбка, только глаза стали какими-то пластмассовыми.
«Он похож на коня: — подумала Зиночка — :не забывай убирать инструменты:»
Она вдруг почувствовала, что внутри Мерзоева словно что-то закипает и через мгновение целый поток горячей спермы хлынул в неё, как убежавшее молоко.
«Хорошо!»,- пророкотал он, натягивая штаны и выпячивая белоснежные зубы.
Зиночка едва успела надеть трусы и поправить юбку, как дверь отворилась и в учительскую вошла Степанида Григорьевна, директриса.
«Зиночка, — сказала она, — очень хорошо, что Вы здесь. Надо ещё раз протереть актовый зал перед торжественной линейкой. Как раз успеете».
Зиночка послушно кивнула, выскользнула за дверь и направилась в подсобку, к своим веникам, вёдрам и щёткам. Ей вдруг стало невыносимо грустно оттого, что никто даже не вспомнил, что ей сегодня исполнилось 65 лет.
