Раздавшийся в передней электрический звонок, и приглушённые голоса отца и какого-то вошедшего мужчины, возбудили любопытство Бекки, и она невольно прислушалась, оторвавшись от книги, которую читала.
Голоса доносились из кабинета отца очень невнятно, но она всё-таки смогла разобрать, что речь идёт, по всей видимости, о ней. И она с тихим ужасом, но не без некоторой гордости вспомнила свой вчерашний прогул (о, ужас, впервые в жизни!) с мальчишками, и с замиранием сердца – она, самая примерная ученица школы, отлично представила себе, что может её ожидать в случае, если об этом узнает отец.
За свои десять лет она ни разу не то, чтобы прогуляла, но и вообще ни разу не опоздала в школу, а тут на тебе! И прогул, и две двойки подряд. А всё Том – она за ним почему-то готова пойти на край света, хотя, что в нём такого, мальчишка, как мальчишка, а вот, поди, ты!
Голоса смолкли, приглушённые шаги по ковру, щелчок двери – всё стихло. Бекки прислушалась, но всё было как обычно, с кухни несло вкусным ужином, отец вернулся к себе в кабинет, вскоре туда прошла няня, и, выйдя обратно, быстрым шагом направилась на кухню…
Внезапно открылась дверь кабинета, и на пороге выросла внушительная фигура судьи Джефри – отца Бекки. Голосом с явно слышимом раздражением он произнёс:
— Ребекка Джефри – ко мне!
Бекки помертвела, на совершенно негнущихся ногах, она одеревенело вошла в кабинет, и остановилась у двери. С момента смерти матери, отец был с ней всегда ласков и баловал ее, чем мог, а сейчас… Что будет с ней? Мысли прыгали в голове, как белки, и она ожидала неминуемого наказания, но какого!
— Неужели её высекут?
— Это бывало со многими в школе, но не с ней!
— Может, оставят без сладкого, ну это куда не шло! Лишь бы только в угол не ставили, как когда-то покойная мама, ужасно неприятное наказание, и братья – близнецы насмехаться начнут. Они хоть и младшие, но страшные зануды!
Сквозь сумятицу мыслей Бекки отчётливо услышала голос отца:
— Ребекка, (- боже, как официально!) Вы допустили три весьма серьёзных проступка за самое короткое время! Я, как отец не могу допускать подобных действий с Вашей стороны, и вынужден принять самые строгие меры к Вашему наказанию. Вы будете на три дня лишены сладкого, и кроме того Вам будет произведено троекратное промывание, ибо если Ваши мозги оказались столь засорены, то данная процедура надеюсь, поможет Вам их прочистить! Идите к себе в комнату, Вас там уже ждут!..
Бекки, поняв из всей речи отца, только то, что она три дня будет за чаем питаться только хлебом, уныло побрела к себе.
Но, войдя в комнату, она от ужаса чуть не упала. В комнате были няня и кухарка, а на столе стояли кастрюля, мыло и стеклянный сосуд странной формы с длинной каучуковой трубкой и тонким, как жало, костяным наконечником, снабжённым небольшим краником. У кровати стоял, заботливо прикрытый крышкой, большой ночной горшок.
Бекки со всей отчётливостью вдруг поняла, ЧТО именно значили слова отца насчёт промывания. Тем более что не далее, чем две недели назад с ней делилась сокровенными мыслями, только что оправившаяся от болезни, и испытавшая ЭТО на себе, её подружка Эмми Уотсон. Признаться, воспоминания её были ужасны.
С коротким криком Бекки бросилась вон из комнаты, но в дверях уже стоял кучер Джим… Он грубо схватил пойманную на полушаге Бекки, и, невзирая на её отчаянные крики и брыкания, потащил бедняжку к кровати. Там её уже ждала няня. Джим повалил Бекки на кровать, перевернул её на бок, и няня начала стаскивать с девочкиной попы беленькие панталончики.
Бекки отчаянно подворачивая книзу попу, с плачем пыталась обеими руками натянуть на себя обратно своё кружевное бельё, но няня была сильнее…
Тем временем кухарка наполнила сосуд доверху какой-то мутной жидкостью, и жирно смазав наконечник мылом, подошла к девочке.
Бекки, замирая от предвкушения того, что должно произойти, всеми силами пыталась вернуть на худенькую попу свои панталончики, и обречённо отбиваясь, вырывалась из цепких няниных рук. Услышав её крики и слёзы, прибежали братья и изумлённо застыли в дверях. Такого они не видели никогда, их гордая и «вооброжулистая» сестра, отчаянно плача и дрыгая ногами, лежала на боку с голой попой, а кухарка пыталась вставить ей туда какую-то трубку. Наконец няне удалось просунуть руку между девочкиных ног и пальцами развести худосочные ягодицы, кухарка тут же, обнаружив открывшееся крохотное розовато-коричневое колечко, аккуратным быстрым движением вставила в него наконечник, и открыла краник. Тёплая мыльная вода обильным потоком начала наполнять многострадальную попу.
Бекки, почувствовав раздирающе-жгучую боль в попе, и журчаще-щекотное ощущение в животе, выгнулась всем телом, пытаясь зажать дырочку и не пустить эту огненно-щиплющую струю внутрь себя, но она лилась, лилась помимо её воли, наполняя и раздувая живот. В тот же момент ей страшно захотелось какать, и все эти ощущения слились в какое-то распирающее-болезненное чувство. Краем глаза она увидела братьев, стоявших в дверях, разинув рот от изумления, и поняв всё свое униженное положение, сопровождаемое к тому же всё нарастающей распирающей болью, снова задёргала ногами, стремясь, во что бы то ни стало вырваться из этого ужаса. Слёзы неослабевающим потоком лились из её глаз, сопровождаясь громкими стонами и отчаянными криками.
Внезапно Бекки почувствовала, что распирание прекратилось, и из попы медленно вынулась эта огненная трубка. В следующий момент няня крепко сжала ягодицы воспитанницы, вставив при этом свой палец в самую дырочку Бекки. А у неё начался в животе вулкан, спазмы и беспрерывные позывы на низ заставляли её, то вытягиваться в струнку, то поджимать ноги к самому животу. Извиваясь всем телом и глотая слёзы, она умоляла няню отпустить её попу и дать возможность прокакаться, а няня крепко сжимая её ягодицы, уговаривала её потерпеть.
Наконец эта пытка закончилась, и бедная, наказанная столь варварским способом Бекки, мгновенно вскочив с кровати, прыжком села на горшок. Громкий треск и журчание, нарушили установившуюся было тишину, из попы со скоростью пушечного ядра начали вылетать какашки и мыльная вода. Постепенно боль и распирание отходили прочь, но ворочание и жжение в животе не проходили. Глотая слёзы, и корчась от неприятных ощущений в раздражённом клизмой кишечнике, Бекки изо всех сил тужилась, и отрывистые, резкие пуки из её попы глухо стреляли в горшок. Но вот всё прекратилось, и как только девочка приподнялась над горшком, она, тут, же будучи подхваченной Джимом, опять очутилась на кровати.
— Ой, ой, ой!: — Заголосила она, — нет, не надо, умоляю, не надо больше, я не хочу, я не буду больше… Умоляю, скажите папе, прошу вас, не делайте мне снова, очень, очень прошу…
Но её снова завалили на бок, и противная штука с ненавистной трубкой, наполненная на этот раз прозрачной водой, снова нацелилась в её попу, и после непродолжительной борьбы очутилась там. На этот раз к немалому удивлению Бекки, чувство болезненного распирания не было столь выраженным, а щекотное ощущение от вливаемой воды странным образом уменьшало боль и раздражённость кишечника. Правда, какать хотелось не меньше, но не так резко, как в прошлый раз. И если бы не торчавшие по-прежнему в дверях рожицы братьев, и не ощущение безнадёжного унижения, то можно было бы и не так сильно плакать. И через несколько минут, будучи с зажатой няней попой, она, сопя носом от невысморканных слёз, ожидала конца экзекуции, изредка поджимая ноги от не до конца прошедшей боли.
На третью клизму она вздыхая, и глотая слёзы пошла сама, горько осознавая, что помощи и поддержки ей ожидать не от кого, послушно легла на бок, и подогнув ноги, крепко закусила верхнюю губу. Клизма на этот раз была с золотистым раствором. Тёплая вода разом сняла спазмы, и Бекки почувствовала с удивлением, что ей совсем не больно, а необычность ощущений в попе, и чувство лёгкого желания покакать, с одновременным чувством какого-то послабления в животе, не так уж и неприятны, и даже рожицы братьев, с любопытством разглядывающих её попу с устремлённым кверху шлангом, не так уж недоброжелательны.
Через час всё было кончено… горшок и сосуд были вымыты, и убраны на свои места, Бекки лежала в кровати, ощущая лёгкую, и к слову сказать, весьма приятную пустоту в животе , а близнецы, утешая её, вытирали слёзы, всё-таки лившиеся из её глаз.
