Был и я маленьким 16-летним мальчиком. Хипповал, носил рваные шузы, истертые трузера и в ксивничке моем никогда не водилось больше пяти юстов… Что за время было. Вспомнить страшно… страшно приятно.
— Трасса. Как же без нее, родимой, без придорожных яблонь и вишен, без удивленных волосатым джинсовым чудом деревенских баб, без запаха исходящего смолой асфальта…
По дороге неровной, по трассе ли
— (Все равно нам с тобой по пути),
— Прокати ты нас драйвер на трэйлере,
— Хоть немножечко, но прокати…
По трассе быстрей передвигаешься в одиночку, веселей — вдвоем, втроем — это уже извращение… Втроем лучше на собаках… Но я, пожалуй, отвлекся…
— Иду это я по трассе из Львова в Киев. В прямом смысле этого слова иду, потому как кары не стопятся. Водилы делают вид, что я придорожный столб и проезжают мимо, гордо отвернувшись. Я уже и на обочине посидел, и поспал в кустах, и хлебушка в селе придорожном нааскал, а машины все так же проносятся мимо… Грустно мне стало, ить ужо без малого 50 километров пешком одолел. Ножки бо-бо и голод уже не только не тетка, но даже и не дядька. Сел я под километровый столбик и решил помереть прямо здесь, под лучами заходящего солнца, на глазах у бездушных драйверов. И тут из-за поворота выплывает а-а-агромных размеров трейлер с надписью TIR, будто сошедший с киноэкрана в сельском клубе, при показе там "Конвоя" и причаливает к обочине метрах в 20-ти дальше меня.
— "А, — думаю, — это наверное не за мной, это пописать кто-то захотел…" И дальше себе помираю.
Но помереть мне спокойно не дают: правая дверца открывается и водила коротко сигналит. Я, естессно, не заставляю себя ждать и бегу как Буратино к этой самой заветной дверце. Влезаю вовнутрь, по дороге примечая, что номера-то польские, и тихо офигеваю. За рулем — тетка, тетка — драйвер! Худенькая. Относительно молоденькая тетка — водила многотонного грузового "Мэрса"! Мрак!!! Прикольно!
— Поехали? — спрашивает она по-русски с сильным акцентом.
— Поехали, — отвечаю по-польски.
И она кладет руки на руль, а на руках фенечек по локоть. А из динамиков мафона — Боб Марлей.
— "Ну, все! — думаю. — Это я помер и попал в хипповский рай. Здесь у каждого пипла по собственному трэйлеру" Но меня угощают пирожным и я понимаю, что еще живой, ангелам животы от голода небось, не сводит.
Едем, общаемся, наводим мосты интернациональной дружбы. Оказывается эту пани зовут Орыся. С детства она хипповала, а потом, когда стукнуло ей 23, решила, что пора бы и за ум браться. А куда податься бродячей душе, как не в дальнобойщики? Правда с этим были поначалу проблемы, не хотели ей доверять дорогую технику, но Орыся начальство постепенно уболтала. Теперь ей под 30, и ездит она по всей Европе, горя не зная. Я завидовал ее жизни, она — моей молодости. (И где она теперь, молодость-то?) Но вот уже и 11 вечера, а до Киева еще добрых 200 км.
— Я, — говорит Орыся, — отдохнуть хочу. 14 часов за рулем. А ты, если не спешишь, можешь тоже остаться. Часов в 12 утра будем в Киеве. А то, если хочешь, высажу где-нибудь… Поймаешь что-нибудь…
— Не-а, — говорю я. — Если можно, то я останусь. Ночью все равно никто не остановится.
Сворачиваем мы в придорожный соснячок, Орыся на сухом спирте готовит чагой-то вкусное, достает несколько банок пива из холодильника (Эти проклятые капиталисты делают холодильники для своих порабощенных пролетариев прям в трейлерах. И напихивают туда импортного пива). И в башку ко мне опять закрадывается мысль, что я в раю.
Потом мы забираемся в кабину, Орыся ложится на спальник, а я на сидения. И мы с ней говорим, говорим, курим (хотя я тогда только баловался) и снова говорим. И тысячи звезд заглядывают к нам в открытые окна, и теплый ветер несет в кабину запахи соснового леса, и луна подсвечивает легкие облака, неразличимые на остальном небе… Я пытаюсь объяснить, что все происходящее замечательно, что жизнь прекрасна, пытаюсь описать свой восторг и свои ощущения от простого погодного явления — летняя ночь.
— Ты смешной, — говорит Орыся и берет меня за руку.
— Спасибо, — огорчаюсь я.
Она смеется и мы продолжаем разговор, который соскальзывает на скользкие темы и там скользит себе потихоньку.
— А ты знаешь, — говорит она, — что драйвера пристают к девушкам на трассе с непристойными предложениями?
— Знаю.
— Так вот, — говорит, — у меня к тебе непристойное предложение.
Я молчу, не зная, что сказать.
— Молчание — знак согласия! — торжественно произносит Орыся и заползает ко мне под одеяло.
— А девушки ведь сопротивляются, — задумчиво говорю я.
— Не все.
— Неужели я похож на девушку, которая не станет сопротивляться?
— Ты вообще на девушку не похож, — и она затыкает мне рот поцелуем.
Дальше не помню.
Нет, помню, конечно, но не расскажу. И не потому, что мне жалко или неловко рассказывать, а потому что это все настолько на уровне эмоций, что словами получится пошло и совсем не так, как было на самом деле.
