Вопрос стоял ребром–что делать дальше? Положение было буквально критическим. У Алексея постоянно ныло простреленное плечо, у Сони было сильное воспаление легких. Лесник не спешил гнать свалившихся на голову гостей, с особенным уважением относясь к «товарищу командиру», которому с гордостью помогал заштопать простреленную гимнастерку.
Гости пытались оправится от всего что с ними произошло, и пока безуспешно. Лесник, в свое время прошедший через Ад Первой мировой войны хорошо понимал что сейчас творилось в головах его постояльцев. Крылатов был на пределе человеческих возможностей. Мальчишка разменявший сотню боевых вылетов за каких то пять месяцев войны, сбивший 11 самолетов, повидавший боль, кровь, смерть, чудом в очередной раз выбрался почти сухим из воды.
Соня, которую после невозможного спасения охватило чувство эйфории–осознала весь ужас произошедшего. Алексей, в свою очередь понимавший что он теперь в ответе за эту девчонку–наплевав на собственные проблемы, проявлял все чудеса чуткости и ласки по отношению к Соне.
Когда старик уходил в лес, он то и дело пытался её разговорить, убеждал не вспоминать всего случившегося всего несколько недель назад. Она только бесслезно плакала, и покашливала, лежа под целым ворохом всевозможных теплых покрывал. Не зная толком как лечить воспаление легких, Крылатов на все был готов ради того чтобы эта девчушка выжила. И вот спустя четыре недели их пребывания в доме лесника, успевшего немного полюбить своих постояльцев, она начала выздоравливать. Крылатов как мог успокаивал её, убеждая что все будет хорошо, и клялся что когда вернется в свой полк то отомстит за всех расстрелянных этим гадам. Соня привстала, погладила изрядно заросшую и с седыми висками голову, сказала:
–Лёш, иди ко мне.
Последующие полчаса они упорно пытались друг другу доказать что всё ещё живы, что их жизнь продолжается не смотря ни на что, ни на какие потери. Крылатов постоянно боялся повредить это осунувшееся от болезни тело, что не мешало ему каждую минуту входить во вкус и создавалось впечатление что он собирается сбить очередной немецкий мессершмидт, а не полюбить царапавшую ему спину девчонку. Закончив в этот раз, он тяжело дыша встал, кое как натянув галифе пошел к кадушке с водой, мечтая напиться после столь бурного времяпрепровождения.
Как будто что-то новое промелькнуло в сознании этих двух молодых, хотя и изрядно постаревших людей.
На войне некогда страдать, на это обычно просто нет времени, и как правило страдания вытесняются насущными проблемами, находящихся, как правило, на грани жизни и смерти. Шел только первый год войны, и Крылатов, вспомнивший что он прежде всего командир Красной армии(оправдывая боевыми заслугами четыре недели вынужденного отпуска), решил начать искать возможности рвануть обратно на фронт. Сознание вернулось в него окончательно, и первое что пришло в голову младшего лейтенанта ВВС находящегося где-то в лесах Ленинградской области–надо искать партизан. Дождавшись лесника, он, будучи уже в боевом виде–залатанная гимнастерка с орденом, галифе, и хозяйские валенки, вышел встречать лесничего, завел разговор с конкретным вопросом:
–Дед, у вас в краях партизаны есть?
–Да были, командир, станцию пятого дня рванули, уйму народу немец пострелял, говорят, да ещё с совхоза пацанва, говорят, к партизанам ушла.
–Говорят значит? А ты сам то, не знаешь про них?
–Да ходят иногда по лесам, встречал конечно, про вас не сказывал только.
–Это ещё почему?
–Отдохнуть вам требовалось, да и рана то нешутейная, с такой аэропланы не посбиваешь.
Крылатова немного ставило в тупик обращение старого человека к нему 20-летнему на «вы», но уважению старика к человеку сбивающему «германские аэропланы»–не могло не вызвать гордости у летчика.
Лесник исходя из собственных соображений не сообщал в отряд про раненого летчика, Крылатову и правда нужен был отдых после постоянного хождения под смертью. Про Соню лесник вообще не думал, выжила, и слава тебе, Господи, летчика охмурила, тем паче. Где партизаны старик знал, и похоже пришел час сообщить про своих гостей, и что-нибудь наврать про то почему не сообщал столько времени. Алексей был готов снова воевать, а Соня ещё даже не подозревала что ждет ребенка что ждет от него ребёнка, что впрочем все равно не остановило бы ни перед чем озлобленного войной парня упорно рвущегося навстречу своим смертям.
Командование отряда не имевшее особых вопросов к Соне, отправило её в одно из окрестных сёл, в дом личной связной командира. Крылатова более подробно расспросили по поводу расстрела евреев, также не пытаясь пришить ему шпионаж либо измену Родине. Такое беспечное отношение погубило не один партизанский отряд в первые полтора года войны, однако, про расстрел в отряде знали, и списки расстрелянных также были на руках, захваченные в разгромленной спустя два дня полицейской управе.
Крылатов не мог ждать пока вернется на фронт, принимая взвод партизан в отряде, упорно продолжая верить обещаниям Совинформбюро, что скоро враг будет разбит. Врага в это время и правда громили под Москвой, но под Ленинградом освобождение было ещё далекой перспективой.
Шли месяцы, Алексей не так стремился на фронт, видя что настоящих дел хватает и здесь. Немцы громили партизанские отряды, бригады, и даже целые края, не давая особых шансов взводу Крылатова выжить в такой кутерьме. Несмотря на это он все же неоднократно отличился в боевых операциях пытающегося лавировать на грани жизни и смерти отряда.
За отличия он получал от начальства в награду задание–наведаться в дом связной. Когда он приходил, женщина средних лет, до войны бывшая в совхозе передовиком производства и отличником ГТО(к позору всех местных Ворошиловских стрелков, упорно недотягивавших по остроте глаз до этой женщины), молча понимала ситуацию и уходила по несуществующим делам в деревню. Алексей расспрашивал Соню про то как ей тут живется, не доставляет ли ей хлопот беременность(поражаясь идиотизму своих вопросов, и превозмоганию животных инстинктов), он приводя в качестве аргументов то что он спросил у врача в отряде–пытался доказать что им сейчас можно, и что плоду это никак не навредит, если аккуратно.
И стараясь не давить на живот, ломая всякое сопротивление, летчик пытался снять напряжение, не особо задумываясь над удовольствием своей партнерши, постанывающей в тесной русской избенке. Его безумно заводили эти стоны, звук скрипящей кровати, собственное сбивчивое дыхание. Это пожалуй была одна из причин, почему он не просил начальство отправить его за линию фронта, будучи по натуре своей не очень влюбчивым и в принципе верным человеком. Верность Родине он доказал, не считая нужным доказывать верность этой девчонке, он просто не смотрел на других женщин, вспоминая что есть места где его любят и ждут.
В отряде боевой летчик командовал 19-ю молодыми парнями с разномастным вооружением, и херовенькой организацией. Кое как пытался их муштровать прошедший хотя и авиационное, но все же военное училище, командир. В боях он действовал словно шахматист, не любящий рисковать своими фигурами, проявляя недюжинные тактические таланты, а иногда и вовсе выполняя поставленную задачу задействуя 3-4 человек. Как и любые заботы на войне–эта так называемая работа, поглотила его целиком. Все что нужно–было под рукой, отсутствие постоянного снабжения, единого подразделения и сообщения между разрозненными отрядами, и наконец отсутствие оперативного тыла–недостатки партизанской жизни, не особо смущали истребителя.
В последние числа сентября, в тяжелейшее для страны время, когда немцы вышли к Волге, у Крылатова было весьма счастливое время. В один день: прилетевший с Большой земли транспортник привез большого начальника, который вручил ордена героям-партизанам, среди которых был и Крылатов.
Невиданный доселе орден Отечественной войны второй степени на красной прямоугольной колодке–летчик привинтил рядом с потертым профилем вождя мировой революции, именуемым орденом Ленина, вызывавший зависть у всего отряда.
В этот же день в отряд прибыл связной, сообщивший что у жены комвзвода Алёшки родился сын. Несмотря на то что в окружных лесах был постоянный «шухер» наводимый немецкими ягдкомандами, выкосившими многие отряды, командир впервые за полтора месяца разрешил Крылатову навестить Соню. «Связная» командира отряда была на крайний случай, и потому если командир куда и отлучался раз в пару месяцев, то все знали что он ушел к своей старой зазнобе, про роман с которой многие знали ещё с довоенных времен, даже не догадываясь что он словно его же мальчишка комвзвод-истребитель бегает за оперативной информацией в тот же дом, что и его боевой товарищ-летчик.
Соня, понимавшая ситуацию выполняла приказ командира–помалкивать Крылатову о том что он сюда ходит, хотя и не выгонял из дому хорошенькую евреечку, уходя со своей ударницей на сеновал. Романтика, нечего сказать.
Черноголовый, с легкой проседью, высокий парень в обычной деревенской одежонке(скрывавшей немецкий автомат) почуял неладное ещё на подходе к деревне. Чувство какого то внезапного ужаса заставило его достать автомат, и в таком боевом виде зайти в деревню прямо среди белого дня. Крылатов не зашел в дом связной, Светланы Николаевны, с раскрытыми дверями и выбитыми окнами, просто чувствуя что там никого нет. Не заходил он и в остальные дома, прочесывая улицы деревни. Так он и вышел к зданию(если его так можно было назвать) бывшего сельсовета, а ныне управы, где была немного нетипичная для того времени картина. Крылатову и его бойцам уже доводилось видеть сгоревшие деревни, расстрелянных жителей, но тут было что-то не то. Под стеной какого-то строения похожего на амбар лежали убитые женщины, старики и дети, в 50 метрах от них лежали человек 20 убитых мужчин в форме шуцманмафт батальона, прозванных попросту–каратели, и стоял на коленях возле немецкого грузовика один единственный живой человек.
Человек был в такой же форме как и убитые каратели, рядом с ним валялся МГ и большое количество стрелянных гильз. Крылатов, каким то чудом сохранивший спокойствие после увиденной картины, немому ужасу которой позавидовали бы лучшие художники эпохи Брейгеля, подошел к человеку, держа на изготовке автомат. Это был мужчина лет 35 на вид, с взьерошенной и взмокшей головой, опухшим от слез лицом и опустевшими глазами. Подняв взгляд на появившегося из ниоткуда человека–он сказал пришельцу:
–И тех, и тех–все на моей совести, малец в кабине–зачтется, небось.
После этого, с непонятной ухмылкой встал и подошел к кабине грузовика, где на сиденье водителя лежал какой-то сверток, и пистолет. Крылатов даже не подумал стрелять, глядя оцепеневшим взглядом на странного полицая, понимая что человек доживает последние секунды жизни, и ничего уже не изменить. Человек в форме между тем, деловито передернул затвор пистолета, и выстрелил себе в сонную артерию, прервав гробовую тишину окутавшую округу мертвой деревни. Выстрел разбудил мирно спавшего на сиденьи водителя младенца. Как Крылатов оказался в отряде–он уже не помнил…
Почему командир пришел с ребенком, почему отдав несколько дежурных распоряжений, и отдав младенца доктору отряда–немолодому военврачу третьего ранга, ушел в землянку, где вопил от боли и вливал в себя вонючий самогон, отданный все понявшим по его пустому взгляду доктором.
В течении недели Алексей попросту пил все что имело градус, опустошая весьма скудные запасы отряда, хотя никто его не останавливал, все, и особенно командир–немолодой, бывший второй секретарь райкома партии.
Алексей, закаливший ужасами войны свою душу, мог бы успокоится через неделю, максимум две, война заставила бы его вспомнить про командирские обязанности, и снова громить немцев. Ребенком занимались женщины находившиеся в отряде–поварихи, беженки, жены партизан, у которых немцы пожгли дома.
Спустя долгие месяцы, все таки выделило высшее начальство отряду квалифицированного связиста, с новой рацией. Им оказалась, десантировавшаяся в условленном месте девушка, с раскосыми татарскими глазами, русыми волосами, и обтягиваемыми гимнастеркой и армейскими штанами формами. Девушке на вид было не более 19 лет, она только что закончила разведшколу, куда попала по комсомольскому набору, после битвы под Москвой. Первая боевая операция для неё началась с шороха подошедшего к ней в лесу человека, издалека крикнувшего пароль из лесной чащи. Разглядела она этого человека только в землянке командира партизанского отряда, куда её сопроводили подошедшие по свисту своего комвзвода партизаны. Им оказался высокий, черноволосый парнишка с мутноватым пропитым взглядом, в ватной куртке и гимнастерке, немецких галифе, и немецкой же офицерской фуражке без кокарды.
Из под куртки поблескивали ордена, что видимо вызывало к этому явному алкоголику уважение окружающих. Крылатов, доложивший про обстоятельства встречи новой связистки, получил приказ–сопроводить сержанта Лютаеву до землянки со старой рацией, и оказать всю посильную помощь в установлении новой рации. В одиночку пытаясь помочь с неба свалившейся девке(почти его же роста), Крылатов бесцеремонно разглядывал гостью с похабной улыбкой, хоть на время забывая про свои заботы. Леру это ужасно бесило, она уже обдумывала что доложит командиру или комиссару отряда про этого наглеца, и вспоминала как обещала любить вечно своего одноклассника, не удосужившегося довести их отношения до близости, перед самым уходом на фронт. Возлюбленный погиб, она теперь воюет, и точно за него отомстит. Но как она отомстит будучи на такой должности?
Ответ последовал через несколько дней. Сеанс связи проводился в лесах, в десятке километров от отряда, чтобы в случае чего, не обложили после пеленгации. В сопровождение ей дали все того же алкоголика, за эти дни весьма преобразившегося в человека. Назначенный накануне на должность командира разведвзвода, теперь уже лейтенант Крылатов, бросил пить, и пропадая в вечных разведрейдах начал снова обретать вид нормального человека. После недельного запоя, у него был весьма потрепанный вид, но входя в должность вместо погибшего разведчика по кличке Казбек, готовность снова действовать возвращалась. От Казбека ему досталось 9 человек, среди которых не было ни одного человека старше его, два пулемета, и головная боль, в виде новых забот.
Раньше уже доводилось сопровождать связиста, бывшего армейского телефониста, попавшего в отряд из Ада окружений 41-го года. Но связист, как и командир разведки, были раненные доставлены разведчиками с очередного сеанса связи, и скончались от ран через несколько часов. На сей раз, на задание уходили по настоянию Крылатова только он и связистка, мотивируя это тем что: да хер они нас найдут, Казбек риск любил, и с целым войском ходил, а мы аккуратно, и снова дома.
Леру это обстоятельство не вдохновило, но в целом не особо огорчало. Ей хотелось одного–боя. Крылатов же, наоборот, рассчитывал провести операцию скрытно, и по возможности сблизится с этой девушкой. Не то чтобы он уже забыл все что с ним происходило, в подобной обстановке, постоянно старые переживания вытесняются новыми и новыми проблемами, и поневоле начинаешь жить сегодняшним днем, забывая прошлое, и имея весьма туманное будущее.
Разговорив хмурую связистку, Крылатов сильно рисковал, лес шума не любит. Поведав краткую историю своей жизни, он выслушал её, и ожидал более серьезного разговора. Он и последовал вскоре. После сеанса связи, ставшей улыбчивой девушка сказала:
–Алексей, возьмите меня с собой в разведку, а то так и буду всю войну с этой рацией.
Наврав что подумает, Крылатов понимал насколько важный для отряда человек–связист, и вспоминал как когда-то занимавшийся радиоделом бывший школьник из его взвода выстукивал просьбу–выслать нового связиста.
Немцы отреагировали на обнаглевший партизанский передатчик, выходивший в эфир из того же квадрата, что и в прошлый раз и немедленно отправили на прочесывание роту солдат с собаками. На Алексея и Леру, собиравших пожитки, и намеревающихся уйти в отряд–вышло целое отделение немцев, отвечавшее за данный квадрат, в то время как остальная рота рассеялась по окружным лесам в поисках радистов. В эфир они выходили с полянки на опушке леса, потому не сразу услышали прочесывавших лес немцев.
Бежать к лесу–нельзя, оттуда идет противник, на полянке–постреляют, и заняв оборону подле одиного растущего на полянке дерева, куда забрасывали перед этим антенну для рации, бывший летчик и связистка подпустили противника на расстояние прицельной для автоматов дистанции. Выбив прицельным огнем собак, Крылатов попросил Леру прикрыть его, а сам подполз по высокой траве к немцам, и закидал их гранатами.
Хотя немцев было человек 15, Лера огнем из ППШ с дистанции в сотню метров применила навыки полученные в разведшколе, смешанные с озлобленностью на всю немецкую нацию. Человек получивший такие навыки не всегда мог их применить. Может сдерживать обычный страх застрелить другого, но Крылатов знал наверняка что эта девчонка сейчас даст жару немцам, которых и он за милую душу отстреливает уже второй год подряд. Опять конец осени, холод, хотя снег пока не выпал, несмотря на то что область явно не южная.
Редкий случай чтобы двое выстояли против пятнадцати, но чудо опять случилось, в который раз поражая Крылатова своей сказочностью, и даже ужасом. Случилось на этой полянке двое озлобленных войной, против людей которые предпочли бы сидеть дома где-нибудь в Баварии под боком у белокурой жены, нежели искать каких-то непонятных партизан, которые им лично ничего плохого не сделали. Вот так и погибли…
Когда стало окончательно понятно что ушли от преследования, сутки кружа преследователей по лесам и болотам, что им больше ни что не угрожает, и можно возвращаться в отряд, они разожгли небольшой костерок, в надежде просушить вымокшую в болотах одежду. В импровизированном шалаше из еловых веток, с застеленными телогрейками, ни о чем не говоря и не договариваясь, превозмогая дикую усталость, они бросали последние силы на то чтобы полностью насладится своими победами. И только вздохи, хруст веток шалаша, и потрескивание костерка выдавало в этом глухом месте признаки жизни. Для неё он был первым мужчиной, для него–теперь уже очередной женщиной, не воспринимаемой как нечто постоянное, может притерлось, что на войне никто долго не живет.
Крылатова, израненного осколками через неделю эвакуировали на Большую землю со следующим прилетевшим транспортником, увозившего раненых и детей, которых спустя столько времени все же решили эвакуировать. Среди них был сын Алексея и Сони. Зализав все раны в госпиталях, храбрый истребитель был забракован медкомиссией, с трудом добившись перевода в штурмовую авиацию, и пройдя переподготовку на штурмовика, получивший третью звезду на погон, летчик снова поднялся в небо.
Уже после войны, Крылатов, знавший, что отряд через час после его отлёта был окружен и разбит огнем артиллерии, а потом жестоко добит подошедшими ягдкомандами, добился чтобы храбрую радистку сержанта Лютаеву, Валерию Сергеевну, посмертно наградили орденом Красной Звезды.
