Мы не знали куда едем, но чувствовали, что впереди будет что-то интересное. Танька, наверно, знала куда едет. Она жевала жвачку, надувая пузыри, и смотрела в окно. Видимо аромат жвачки перебивал вкус нашей спермы, стоявшей у нее во рту.
Мы подъехали к совхозной конюшне, вернее к тому, что от нее оставалось. Саша остановил машину. День клонился к вечеру. Мы вышли.
Пройдя за изгородь, мы вошли в сарай, где увидели стоящих в стойле двух лошадей, фыркающих и жующих свежескошенную траву. Больше в конюшне никого не было. Внутри, как и положено в конюшне, было грязно, пахло потом и навозом.
— Михалыч! Мих-а-а-алыч! – прокричал Саша.
После этого откуда-то вышел знакомый нам (да и каждому в соседних деревнях) пьяница и по совместительству конюх – Иван Михалыч.
— Ну, что подготовил? – спросил Саша?
— Сделаем. Куда ставить-то?
— Да, вот на лужайку выводи пока. – Саша указал Михалычу на лужок за конюшней, и тот, взяв коня под уздцы, повел его на улицу.
Саша обернулся к нам: «Так, пацаны, раздевайтесь полностью и за мной».
За сегодняшний день удивляться мы уже устали, однако немного оторопев стали стаскивать свою одежду, пока снова не остались в чем мать родила. Одежду положить было некуда, так как пол был устлан грязной соломой и конским навозом. Пришлось повесить все на изгородь стойла в надежде, что не свалится. Сверкая голыми жопами с полустоячими писюнами, босиком мы последовали на лужок за Сашей, который тем временем подготовил к съемкам свой фотоаппарат.
— Таня! Ты тоже раздевайся! – крикнул он Таньке через плечо.
Михалыч стоял на лужайке, придерживая коня.
— О, красавцы! – подмигнул он нам, изобразив на лице ухмылку – Хуи-то по отращивали! Скоро не одной целки в деревне не будет!
— Да их и так нет, дядь Вань! – крикнула ему Танька, выходя, уже голая, на улицу.
И бесстыдно дополнила свои слова частушкой:
На столе стоит тарелка,
А в тарелке каша.
Мы вчера ломали целки
Городским – не нашим!
— почему-то, при этом прикрывая ладонью лобок. Она встала снаружи прислонившись плечом к двери конюшни. Ее рыжие волосы падали на плечи, а курчавые черные волоски выбивались из-под лежащей на лобке ладони. Она показалась мне очень красивой в своей распущенности и распутстве.
— А-аа! Танюха! Так вот кто на моего Мальчика позарился! Я то думал, кому у нас мужчинских хуев мало? На конский потянуло! А это ты у нас….
— Так Михалыч! Мы договаривались – без трепа! Помалкивай! Конь то не лягнется? – спросил Саша.
— Да, ты чо? Он как телок – смирный! Не ссыте!
— Так, пацаны, к коню быстро! – скомандовал нам Саша.
Мы подошли к коню. Дальше пошли постановочные кадры, изображающие, что мы с Васькой, голые, ведем под уздцы коня и встречаем голую же Таньку. После этого Саша вновь окликнул Михалыча! Тот вывел из конюшни своего второго питомца, который оказался кобылой, при этом течной. Михалыч подвел кобылу жопой к морде коня Мальчика. Тот, почуяв запах выделений текущей самки, стал фыркать и подниматься на дыбы.
— После некоторых умелых манипуляций Михалыча конь немного успокоился и Михалыч увел кобылу назад. Мы бросили взгляд на член коня. Он вышел из мешка и был почти на готове – огромный толстый, белый с черными пятнами! Длиной более полуметра он раскачивался под конским брюхом, покачивая грибовидной головкой.
По команде Саши мы встали рядом с конским хуем, взяли в руки свои эрегированные члены и залупили их, словно предлагая голой Таньке. Танька же, стоя перед нами, делала вид, будто принимает решение, какой из трех фаллосов ей выбрать. Предполагалось, что выбор сделается в пользу Мальчика. Сашина камера щелкала без остановки.
— Так, лезь под него, возьми в руку. Так. Рот окрой! Язык высунь! Лижи!
Танька, подавляя брезгливость начала касаться языком огромного члена, держа его рукой. Конь пофыркивал, переминаясь с ноги на ногу. Саша снимал.
— Ну, яйца ему погладь напоследок – в заключение сказал Саша, запечатлев, как Танька ласкает конские яйца.
Мы стояли голые, не стесняясь своей наготы и во все глаза пялились на Таньку.
— В пизду, в пизду его сунь! Понравится – мужика не захочешь! – рассмеялся взявшийся откуда-то Михалыч!
— Пошел ты на хуй! Понял! Себе в жопу его сунь! – ответила Танюха в своей неизменной манере.
— Так, одеваемся все! – сказал Саша и пошел расплачиваться с Михалычем.
Мы втроем зашли в конюшню. Танька одевалась не глядя на нас. Словно нас не было. Я увидел, что мои трусы все-таки свалились на землю, но почти не испачкались. Натянув все на себя. Мы вернулись к машине. Пришел и Саша.
— Ну, что ребята? Понравилось?
Мы кивнули.
— А вы эти фотографии для кого делаете? – спросил Васька.
— Для тех, кто больше платит. Они появятся за границей. Так что никто ваши прелести не увидит! Дойдете отсюда?
— Дойдем.
Расплатившись с нами, как договаривались, фотограф сел в машину, где уже сидела Танька и уехал.
Мы остались стоять возле конюшни. Возбуждение не спадало. Насмотревшись на все эти сцены, мы так и не кончили.
— Слушай – сказал я Ваське – я не могу. Спустим, может? Чего там уж?
— Давай!
Мы дошли до ближайших кустов, росших вдоль дороги. Спустили штаны с трусами. Я лег на землю на спину, поджав ноги под себя. Васька сел, опустившись на колени. Глядя друг на друга, мы принялись яростно онанировать. Я кончил первый и вытер сперму с рук и живота подорожником.
Васька кончил на траву, не испачкавшись, и просто сунул повисший член в трусы.
Этот день я потом долго вспоминал в своих фантазиях….
