— Я твои яйца в кисель разобью!
Звучит, конечно, устрашающе, — я был в шоке, правда не от самой угрозы, а от такой садистской выдумки (« в кисель перебью!») и еще от того, что услышал это от пай – девочки, моей хорошей знакомой (она была девчонкой моего друга), почти круглой отличницы, гордости нашей группы и тому подобное. Эти слова эхом раздавались в моей голове, я потерял дар речи…
Ничего особенного я не сделал, точнее я вообще ничего не сделал, — за что!?. А тетрадь ее помял Витек, подлый урод, кстати, ее парень. Помял и положил на мою парту, ушлепок он недоделанный. Я на перемене пошел отлить, возвращаюсь, а на парте у меня лежит тетрадь чья – то, я: «чья тетрадь?» спрашиваю громко так, и вдруг прямо перед собой вижу разъяренное лицо Олино (в жизни ее такой не видел, недовольной – видел, — губки поджимает, радость наша, бровки хмурит, но вот такой…), она резко выхватывает у меня из рук свою тетрадь испепеляет меня взглядом , задрав голову (я реально испугался, думаю, — что это с ней…), разворачивается и уходит на свое место. Звенит звонок, она становится за парту, вдруг резко поворачивает голову, — я стою, блин, такой онемевший, — и говорит мне ВОТ ЭТО. Я, конечно, вообще ничего не понимаю, стою потерянный, и кто – то ржет еще рядом, сволочь…
…Да она могла бы прям тогда свою блин угрозу выполнить, я бы не сообразил даже, как будто меня этой фразой – точь в точь, кирпичем по голове. Подошла бы и двинула бы своим этим набором чертежным (он у нее в старом тяжелом чехле. У всех пластиковые, у нее – металл, дерево, наверное, специально носит, от таких злодеев, как я с Витькой отбиваться. Все друг дружку на переменах учебниками мутозят, — дал по башке и убежал, серьезного вреда не наносит, а она сидит за партой всю перемену, никого не трогает, и только в крайнем случае, когда пристанут (в основном, Витек, у них же любовь там, блин, великая), достает из портфеля чехол этот и по репе! Витек — ей: ты че, обалдела, что ль!? А она промолчит такая насупленная или скажет: не приставай, отстань уже задолбал! Таким кирпичом по репе получить – звезды в глазах, сам проверял! А мне еще острым углом досталось, чуть не в висок – чуть ни убила тогда блин, больно! Я как подумаю сейчас: если б она тогда мне прям на месте этим углом, тяжелым, острым, да промеж ног!!! УЖАС! А хозяйство у меня не маленькое, и обычно, даже когда я просто спокойно стою, что к чему видно, и не важно, какие на мне штаны, а уж если джинсы (а на мне они и были). Она же ненормальная в чем-то, серьезно!..
…Ну понятно, расстроилась Оля из-за тетрадки, она вообще на аккуратности помешанная, я поэтому ее вещи не трогаю никогда, это Витек – падонок полоумный (да я ему и говорил, кстати, — не трогай ты, дЭбил, она же не то что ты – двоеШник, она ж старается, но он же, кретин, невменяемый то же, а она стервенеет, когда с ней так, хоть и в шутку, готова порвать в газету любого, и правильно)!..
Я потом к ней подошел, говорю: не трогал я, ты же знаешь, я не трогаю, это Витька, ты же знаешь, он это, а потом мне на стол тетрадку твою положил. А она мне: я не знаю, говорит, кто это из вас, это последняя капля уже, с вами обоими, козлами, надо разбираться. Я говорю: ну ты же знаешь, я не трогаю…
Я выхожу после последней пары на улицу – темно уже. Смотрю – у ворот стоит Витек, меня, наверное, ждет… Я так оглянулся по сторонам, подхожу к нему, говорю: ты Олю видел? Он: нет, капается, наверное еще, подождем может? Я говорю, нет, давай, говорю, сегодня блин ждать не будем, ацкий ты сотона! Он мне: а че? Я говорю, ты не слышал что ль, че она мне на той паре сказала? Он: слышал, говорит, оборжался! Я говорю, так это ты ржал, чудовище!? Че смешного тебе? Он: да ладно, че ты, ну сорвалось у нее, ей и так наверное стыдно уже. Я говорю, не знаю, она сегодня злая такая была, что писец. А он мне: так она у меня все время злая, пошли… «У меня», как он это сказал!.. Нет, правда, мы с Витьком – большие дружбаны, но я давно ревновал ее. Но только недавно себе в этом признался…
Я уже забыл обо всем на свете, когда мы с Витьком выходили за ворота, потому что к этому моменту, мы с ним ржали как кони, и когда подходили к дому, наша истерика еще не закончилась…
…Поэтому я совершенно не испытал никакого беспокойства, когда из-за гаражей нас окликнула Оля. Оказывается, она стояла так близко… И я с идиотской улыбкой подался к ней навстречу… Но меня опередил Витек, который быстро подкрадывался к ней со своим самым «ацким» выражением лица, явно замышляя какую – нибудь непотребную пошлятину. Он опередил меня всего на один шаг, и вот что получилось:
Дождавшись, когда он приблизится к ней на необходимое расстояние ( Витька уже собирался что-то гаркнуть и схватить ее за руки, потянуть на себя, уронить в снег), она схватила за руки его, чуть потянула на себя и с такой силой врезала ему носком сами понимаете куда, что У МЕНЯ в глазах потемнело и закружилась голова. От такого неожиданного поворота я, наверное, мог и в обморок упасть. Лучше бы так я и сделал…
…Вместо этого я сглотнул ком в горле, зачем — то шагнул вперед, и, не в силах оторвать полный ужаса взгляд от скулящего (именно скулящего) пока еще на корточках Витька, левой рукой крепко держащегося за больное место, а правой опирающегося о землю, выдавил из себя:
-Оль, ты чего, не надо… Успокойся…
…В этот момент Витек, пересиливая боль начал подниматься на две ноги, чтобы снова принять достойный человека облик.
Оля тоже шагнула вперед… мне навстречу…
-Верно, первому я ведь тебе обещала, да?
Я растерянно посмотрел на нее. Мелькнула мысль о том, чтобы сорваться с места и бежать, но…
…Я не успел. С этими словами Оля так сильно врезала мне с размаху, носком прямой ноги, что я и не думал опускаться на корточки и скулить… Хорошо, что я вообще успел хоть как — то среагировать, а иначе содержимое моей мошонки действительно превратилось бы в «кисель». Я чуть подался назад, когда носок олиного зимнего ботинка достиг своей цели, то есть, моих яичек. От удара я рухнул как подкошенный, очень резко, так что и сам не заметил, как очутился лежащим на снегу навзничь, с подобранными к животу ногами. Эта мысль занимала меня недолго. Почти тут же пришла ТА-КА-Я боль, что я потерял разум; лежа на боку, я свернулся в клубок, издал страшный вопль, которого не ожидал от себя сам, зажмурил глаза, пытаясь победить выступившие слезы… Мои ладони были плотно прижаты к гениталиям, я пытался переворачиваться, двигать бедрами, но на это не хватало сил…
Боль захватила всего меня. Кажется, я орал…
…Я немного пришел в себя от того, что меня тошнило. Боль отдавала в поясницу, в почки. Неожиданно для себя, я смог встать на четвереньки и с испугом увидел перед собой олины ноги. Я тут же вспомнил об ужасе своего положения, и мне стало очень стыдно за себя. Чувство унижения было огромным. Я чуть было не расплакался от обиды.
Еще больше меня шокировала другая мысль: «неужели это действительно она со мной сделала?! Ей же должно быть стыдно за это. Я же ничего ей не сделал. Это же все Витек, тварь! Кстати, а где этот несчастный?..» Тут же я наткнулся на него взглядом.
Немного скрюченный, он стоял прислонившись к гаражу. Его ладони сжимали бедра. Он пытался приседать. Но он хотя бы стоял на ногах! А мне еще показалось, что она его сильно ударила; за что же она меня так?!
-Это тебе за тетрадь мою, подлец, понял ты хоть?..
Я поднял глаза и опять чуть не разревелся, — Оля обращалась ко мне.
-Да не я это, говорю же!!! — Я хотел прокричать, но получилось только слезливо прохрипеть, тем не менее, Оля прекрасно поняла меня. На искренность она теперь вполне могла рассчитывать.
Внимательно посмотрев в мои глаза, она плавно повернулась к Витьке.
-Та-а-ак, — протянула она, — кажется, из-за тебя парень получил не по заслугам. За это с тебя станется!..
И Оля направилась к нему.
Витек обернулся и растерянно посмотрел на нее. Мы оба сейчас тормозили, понимание простых вещей давалось с трудом. Но в его глазах я с удовольствием прочел испуг. Еще бы!
В тот момент он был смятен отчаянной борьбой двух желаний. Первое состояло в том, чтобы судорожно закрыть пах руками, упасть на колени и, преданно заглядывая в ее глазки, визжать «Оля, не надо!!!», прося, таким образом , пощады, а второе в том, чтобы восстановить свое достоинство, то есть встать, скрутить ее, строго и внушительно сказать ей, чтоб не зарывалась и чтоб это было в последний раз, и так далее…
Но все решил какой-то момент. Оля подошла к нему, Витька насупился и приготовился высказать ей свое безмерное возмущение, — он в последний раз присел, выпрямился и, состроив грозную гримасу, направился к ней. Оля остановилась, расслабилась и в ответ на его гримасу изобразила скептическое личико, которое у нее так мило получалось. Несмотря на происходящее, у меня в груди растаяла и разлилась потоком нежность к ней. Неужели это она только что сделала со мной то, что сделала!?
-Я не понял, — начал Витек… Вот тут она ему действительно сильно врезала. Может быть, даже сильнее, чем мне. А что, дожидаться пока он договорит? Скажете тоже, нет, Оля всегда была умной девочкой, — рациональной, немного закрытой и холодноватой. А Витек балбесом всегда был!
…Он — то отскочить не успел. НИ-СКОЛЬ-КО!..
Но сейчас мне было не до злорадства. При виде такого отчаянного и жестокого зверства (хоть и не хочется такие выражения применять для описания олиных действий) я чуть не грохнулся в обморок. В глазах резко потемнело. Ведь моя боль еще отнюдь не прошла. Я — то знал, что к тому моменту, когда он выпрямился и хотел подойти к ней, у него там тоже все невыносимо ныло, да еще как. Возможно, его боль была почти в самом разгаре, от того он и дрожал. Хотя… может быть, ему действительно не так уж сильно досталось?..
Но зато ТЕПЕРЬ!!!
Это был не просто отработанный прием, в этот удар она вложила всю силу и ненависть, которые у нее накопились, все свое пренебрежение и раздражение по поводу его жалких попыток прекословить ей.
Когда Оля пнула Витьку по шарам, тот все еще был очень плохо сориентирован после первого удара, так что вся сила носка ее прямой ноги досталась его чувствительным «кокам». Я понял это по тому, как пронзительно он заорал от боли, Витька не стал бы так притворяться, — это было ниже его достоинства… Бедное, кстати, достоинство, простите за пошлость, что у Витьки от него осталось…
Бедный – бедный Витька… У меня внутри все обмерло. Пришло ощущение какого-то ужаса происходящего на моих глазах. На какое-то мгновение мне показалось, что передо мной не Оля, а кровожадная маньячка, которая пришла нас убивать таким жестоким и извращенным способом. Еще по паре ударов каждому (впечатление было такое, что сил у нее после каждого удара только прибавлялось, она как бы питалась этой мужской болью) и мы сдохнем нафиг от болевого шока.
Я не мог поверить, что это та самая спокойная, умная, рассудительная девочка ниже нас с Витьком (здоровых, спортивных пацанов) почти на голову. Сейчас она казалась воплощением силы, которой никаким образом не может противостоять ни один мальчик, юноша или мужчина, — не может в принципе. Потому что у каждого из них есть семенники, а уж она-то, Оля (!?) найдет способ съездить по ним со страшной силой…
…В момент олиного пинка между ног, Витя резко свел бедра, схватившись руками за свои «кукайки», дугой выгнулся назад, страшно заорал, тут же упал лицом в снег и с таким напряжением извивался там, держась за мошонку, что я в каком-то параличе, с замиранием подумал «вот вот он отдаст концы… Неужели меня ждет та же участь?..»
Через пару секунд я немного пришел в себя после увиденного, и начал мыслить более или менее трезво. «Она же ему их отбила!..». Такой была моя первая мысль.
Тут я обнаружил, что моя собственная боль почти прошла. Между ног все еще мучительно ныло, но я уже мог попытаться встать на ноги и, скорее всего, устоял бы на них. Я опять посмотрел на Витька… и отвел глаза. Да, жалкое зрелище парень, получивший хорошего пинка в промежность; тем более, когда он словил этот удар от хрупкой девочки отличницы, ниже его на голову
Бедный Витя…
-Что, жалко парня? – ехидно спросила Оля (кажется, я взболтнул вслух), я тупо уставился на нее, — так пойди — помоги товарищу… если сможешь, конечно.
Как я уже сказал, Витьку действительно было жалко. Я поднялся, и хромая поковылял к нему. Что, спрашивается, я мог в тот момент для него сделать? Не знаю, но нельзя же было оставлять его так. Что-то я должен был сделать, хотя бы дать горсть снега, чтобы он приложил ее к больному месту.
Я подошел к Витьке. С удовольствием опустился на корточки. Он лежал на боку, сложив руки между бедер, и тихо стонал. Я похлопал его по плечу: «Вить, снег приложи…». Нет, ему все еще решительно не было никакого дела до окружавшей его действительности. Тогда я взял горсть снега и приложил к своей отбитой мошонке. Стало чуть легче, я решил поприседать.
Едва поднявшись (мои ноги были широко расставлены), я получил сзади крепкий удар по мошонке. Не между ног, а именно по мошонке. Причем, сразу же. Не знаю, целилась ли она специально или так получилось, но хорошенький увесистый удар пришелся точно в мошонку. Впрочем, мои шарики к тому времени так увеличились в размерах от олиных пинков, что выпирали сквозь джинсы.
Я взвыл и поскуливая опустился прямо рядом с Витьком сперва на корточки, потом на четвереньки, и наконец ,упал на бок, оказавшись лицом к лицу с Витькой.
-Гад, все из-за тебя, — прошипел я ему.
Как я только купился на этот понт, ведь если бы она закончила, то просто ушла бы, а она осталась, — ждала… или ей нравилось это зрелище? Я уже не видел в ее лице той злости, с которой она била нас поначалу. Теперь она была совершенно расслабленной. Кажется, она решила продолжать только для собственного удовольствия. Оля будет развлекаться. И нам не придется сладко. Может быть, нам будет даже хуже. Хотя, куда уж хуже…
Оля, Оля, неужели это ты!.. Да, это была она, черт побери!!!
…Витька кажется, немного очухался и попытался встать, в то время как я все еще напряженно извивался, держась за отбитое достоинство. Мне снова было оч-ч-чень плохо.
Витек сидел на корточках — одной рукой он держался за скамейку, другой опирался о землю. Потом, собравшись с духом, он немного привстал.
…Оля ждала…
-А я думаю, когда ты, наконец ,поднимешься, уж очень не хочется с земли тебя поднимать.
Витька поднял на нее взгляд затравленного звереныша.
Оля перехватила его взгляд, как будто он был для нее сигналом к началу, и подошла к нему. Я слышал, как у него заскрипели зубы. Инстинктивно он поднес левую руку к гениталиям. Но Оля не стала бить его туда, вместо этого она сперва схватила его за плечи и , слегка толкнув от себя, влепила ему смачную пощечину. Гололед под ногами плюс Витькино состояние, заставили его попятится назад ,и схватиться за поручень скамейки, тем самым открыв для удара…
…пах.
Оля приблизилась к нему и крепко взяла его за руки. Витька сопротивлялся, как мог, но его попытки выглядели жалкими.
Наконец, Оля крепко держала его за руки, лишив возможности защитить ими больное место. Она стала толкать его, не давая свести бедра.
Приноровившись, она пнула его подъемом ноги по яйцам.
Витька вскрикнул, зажмурил глаза и сцепил зубы, но все еще продолжал стоять на ногах. Хоть и на полусогнутых. Оля резко дернула его на себя и заехала коленом. Витька охнул и застонал. Оля потянула его еще сильнее, не давая согнуться, и опять двинула коленкой ему по яйцам. Не давая очухаться, Оля прижала еще кричащего Витьку к дереву, и в полную силу , несколько раз сряду пнула его коленом в пах. Витька орал…
Раньше я не верил, что яйца можно отбить коленом, но ее нога работала так резко и сильно, а главное, так точно, как пружина , как отбойный молоток, что уж теперь я точно не стану в этом сомневаться. Честно говоря, для меня это зрелище было ужасным, просто ужасным.
Но вдруг я рассвирепел (наверное, от страха), — нельзя позволять ей делать это. Глупый щенок, неужели я не понимал тогда, что это зависит не от меня, и у меня никто не спрашивает, а максимум, что я мог сделать в той ситуации, это встать и бежать оттуда так быстро, как только смогу , и то, только в том случае, если Оля позволила бы мне.
Я поднялся, подошел к ней сзади и попытался обхватить ее за талию, чтобы оттащить.
Оля, не оглядываясь, успокоила меня ребром ладони по мошонке. Я вскрикнул и согнулся пополам.
-Ты что, Андрюша, от боли совсем с катушек съехал, — преувеличенно удивленно спросила Оля, — так я сейчас, снова вправлю тебе мозги.
Она дала мне по носу, я отвернулся в сторону; взявшись за нос одной рукой, другой я опирался на бедро полусогнутой ноги, таким образом, удерживая эту руку около отбитых Олей яиц, так как боль в них совсем еще не прошла, хотя и была менее заметна теперь. Оля не стала жалеть дурака и снова врезала мне сзади в промежность настолько сильно, насколько я разозлил ее своей выходкой.
А разозлил я ее видимо, довольно сильно.
Я хотел вскрикнуть, но у меня перехватило дыхание, и я просто осел на землю, снова зажав руки между ног.
Оля подошла сзади обхватила меня за шею и стала душить, чтобы заставить подняться, но так как к этому времени я был в полубессознательном состоянии, то не сразу сообразил, чего она от меня хочет. Наконец, я поднялся, и в это время Оля просунула руку сзади между моих ног. Она схватила меня за гениталии и крепко сжала их. Тут же, на какое-то время я пришел в себя, и был готов подчиняться. В этом положении она толкнула меня к дереву, вместо упавшего на землю в забытьи Витька, развернула к себе и снова взяла за руки. Я прижался к дереву и свел бедра, но она резко потащила меня к себе. Я получил неизбежный удар подошвой ее ботинка по своим распухшим яйцам. После этого Оля еще раз рванула меня к себе, и пнула коленом. Теперь я оценил этот удар, опробовав его на себе. Удар оказался еще мощнее, чем можно было подумать, глядя со стороны. Он оказался не последним. Оля еще с десяток раз врезала по моим больным яйцам своей коленкой. Меня тошнило, я терял сознание. После последнего удара, когда Оля отпустила меня, я безвольно упал на землю, как мешок с опилками. Я не мог ни кричать, ни стонать, — только охать. В моих глазах было темно, я почти ничего не видел и не понимал. Меня выворачивало наизнанку. В конце концов , меня вырвало.
Я успел увидеть, как вновь поднявшийся на ноги Витек , имевший на этот раз неосторожность не заметить Олю рядом с собой, получает от нее смачный удар кулаком в пах, после чего конечно вскрикивает и падает, глотая ртом воздухи и зажмурив глаза. Боль становилась все больше, и я на какое-то время потерял сознание…
…Не знаю как Витек, а я три дня изображал грипп, и, не вставая, валялся в постели, пока на моих яйцах спала опухоль и окончательно прошла боль. Я думал, что после этой истории у нас с Витькой не будет никаких отношений с Олей, но все вышло совсем по-другому…
