Pavel Beloglinsky
СПИМ ВМЕСТЕ!
Середина — макушка — лета… мы лежим на широкой низкой тахте, повернувшись лицом друг к другу, и Славка, в полумраке комнаты блестя глазами, шепотом рассказывает мне, как они, то есть он и его родители, дядя Коля и тётя Света, ехали к нам в гости, — «через всю страну» — то и дело говорит Славка, чтобы я осознал и оценил масштаб его путешествия; дядя Коля и мой папа — родные братья, — следовательно, мы со Славкой братья двоюродные; а кроме того, мы почти ровесники — Славка младше меня почти на три месяца, но здесь есть один беспокоящий меня момент: по возрасту Славка младше меня, а держится со мной так, как будто младшим из нас двоих являюсь я, и меня это время от времени немного напрягает… а впрочем, всё это ерунда, — мы лежит, повернувшись лицом друг к другу, и хотя каждый из нас укрыт своей простыней, это нисколько не мешает нам чувствовать — обоюдно чувствовать — необъяснимую словами близость… хотя — что здесь объяснять? Мы почти ровесники, и Славка как друг нравится мне, а я, как мне кажется, нравлюсь ему — самое обычное чувство пацанячей симпатии, какая встречается между пацанами-друзьями сплошь и рядом; никаких левых мыслей или хотя бы в зачатке смутно осознаваемых левых желаний у меня нет — по причине полного отсутствия в моей пацанячей душе какой-либо левизны вообще…
— Ты точно спать не хочешь? — время от времени прерывая свой рассказ, уточняет Славка, и шепчет он это с такой интонацией, как будто ему поручили за мной присматривать.
— Не беспокойся, — отзываюсь я, стараясь, чтоб голос мой звучал немного пренебрежительно. — Ты, главное, сам не усни… а я не спать могу до утра!
— Ну, всё равно. Если захочешь спать, скажи, — шепчет Славка, как будто в гостях находится не он у меня, а я у него.
Спать Славку определили вместе со мной, благо тахта у меня двуспальная и мешать друг другу, как решили мама и тётя Света, мы никаким образом не будем, — то, что мешать мы один одному не будем, мы оба сразу же — в один голос — подтвердили. Правда, мы тут же заспорили, кто будет спать у стенки, а кто с краю, и моя мама, вмешавшись, сказала, что я место у стенки Славке должен уступить, поскольку, во-первых, он гость, а во-вторых, я старше; и вообще, сказала мама, я веду себя не так, как должен вести себя гостеприимный хозяин. Славка при слове «старше» кротко потупил взгляд, всем своим видом изображая стопроцентного бэби, и я, не находя ответных аргументов — уступая место у стенки, незаметно показал ему кулак… и вот — мы лежим друг против друга, по пояс укрывшись выданными нам мамой простынями, но спать нам обоим совершенно не хочется, — Славка, блестя глазами, шепотом рассказывает, через какие города он проезжал, и я, слушая его, в душе ему невольно завидую: я тоже хочу жить где-нибудь далеко-далеко, чтобы ехать потом домой долго-долго…
— Ну, и вот… на третий день мужик из соседнего купе на какой-то станции сошел… ну, то есть, приехал туда, куда он ехал, и девчонка с парнем в белых спортивных трусах остались в купе вдвоём… ох, как они стали трахаться! — неожиданно говорит Славка, блестя в темноте устремлёнными на меня глазами. — Ты даже представить себе не можешь, как они пёрлись — как он ей там засаживал…
— А ты… — я смотрю на Славку широко открытыми глазами, — ты откуда знаешь, что они там делали? Ты же видеть не мог, что происходит в соседнем купе…
— А стоны? — тут же отзывается Славка. — Я лежал на верхней полке — ухо к стенке прижал и всё слышал… всё-всё!
— Что ты слышал?
— Слышал, как они стонали… ты разве не знаешь, что если любой девчонке хорошенько засадить, то она обязательно начнёт стонать — от удовольствия? — Славка смотрит на меня вопросительно. — Что — не знаешь об этом?
Вот — опять: Славка спрашивает меня таким тоном, как будто он, Славка, старше меня — как будто он знает уже всё-всё… я вижу в этом проявление его желания показать своё превосходство надо мной, и меня это немного коробит.
— Почему ты думаешь, что я не знаю? Знаю… не хуже тебя всё это я знаю! — шепчу я, не желая, во-первых, в чём-либо Славке уступать, а во-вторых, желая поставить его на место, чтоб он не брал на себя лишнего — не воображал, что он такой умный. Даже если он проехал через всю страну и видел многие города, это ещё не значит, что он умнее меня. — Интересно… — шепчу я, — а как ты мог слышать стоны в соседнем купе, если стук колес всё это должен был заглушать?
— Я ж говорю тебе: я ухом к стенке, к перегородке между купе, прижался и потому всё слышал… всё-всё слышал! — тут же отзывается Славка.
— А родители твои — дядя Коля с тётей Светой… они что — не слышали ничего? — шепчу я, глядя Славке в глаза. Не то, чтобы я Славке не верю, но… мне хочется, чтобы Славка ненароком не вообразил, что я его слушаю, развесив уши.
— Они спали как раз — внизу спали, на нижних полках. И потом… они же не прижимались ухом к стенке! А я не спал — я лежал на верхней полке. Уверен… — Славка, всё так же сверкая глазами, многозначительно мне подмигивает, — уверен, что парень в белых спортивных трусах засаживал там, в соседнем купе, по самые помидоры…
Какое-то время мы лежим молча. Я не знаю, о чем думает Славка, а я, глядя на него, пытаюсь представить то, о чём он только что мне рассказал… «по самые помидоры» — думаю я, чувствуя, как член мой в трусах начинает увеличиваться… «по самые… по самые помидоры» — думаю я, и мысленный мой взор концентрируется на месте соединения полового члена и влагалища — я мысленно вижу, как толстый член, словно поршень, ритмично движется взад-вперёд… неожиданно Славка, заёрзав ногами под простыней, тихо смеётся:
— Ты чего? — вырываясь из плена разыгравшегося воображения, я смотрю на него с подозрением. — Чего ты смеёшься?
— Догадайся! — лежащий на боку Славка сгибает в коленях ноги, отчего колени его — через две простыни — упираются в колени мои.
— Вот еще! — шепчу я, изо всех сил стараясь скрыть досаду. — Если нужно, сам скажешь… с какой стати я буду догадываться?
Я лежу на боку — смотрю на Славку, и мне снова кажется, что он, предлагая мне догадаться, что его так развеселило, таким образом в очередной раз пытается «построить» меня «под себя»… фигушки! — думаю я. Пусть сам скажет, если хочет, чтобы я знал…
— У меня встал, — глядя мне в глаза, шепчет Славка и, не давая мне ни секунды для того, чтоб осмыслить услышанное, тут же добавляет: — Хочешь?
— Что? — я смотрю на Славку, не понимая.
— Ну, потрогать, какой он твёрдый… хочешь?
Мы и без того разговаривали исключительно шепотом, а здесь Славка ещё больше понижает голос, отчего слова его, жарко выдыхаемые мне в лицо, мгновенно приобретают какую-то необыкновенно, странно волнующую таинственность… глядя Славке в глаза, я молчу — я не знаю, хочу ли я трогать его напряженный член. Для меня такое предложение слишком неожиданно — я никогда не испытывал желания трогать чей-либо член, и потому, лёжа против Славки, я понятия не имею, как мне следует поступить… одно дело — мимолётно посмотреть-сравнить, когда, рядом с кем-нибудь стоя в школьном туалете, отливаешь, и совсем другое дело — трогать…
— Ну, ты чего… давай! — шепчет Славка, видя мою нерешительность. — Ты у меня, а я у тебя… друг у друга потрогаем. Хочешь?
Я не успеваю ничего ответить — не успеваю определиться, хочу я этого или нет, как рука Славки, выскользнув из-под простыни, которой он укрыт, тут же беспрепятственно ныряет под простынь мою, и я чувствую, как его пальцы через трусы касаются моего напряженного члена.
— Ого! У тебя тоже… стоит, как у меня… — шепчет Славка; глядя мне в глаза, он легонько стискивает, сжимает пальцами мой твёрдый валик, и я, на мгновение напрягшись, тут же чувствую, что это приятно… и приятно, и необычно — впервые чужие пальцы тискают-сжимают мой напряженный, из трусов выпирающий член. — Трогай у меня… — шепчет Славка; он вытягивает под простыней ноги, одновременно подавая своё тело в мою сторону — придвигаясь ко мне ближе. — Трогай — не бойся…
— Чего мне бояться? — шепчу я в ответ.
— Ну, мало ли… — Славка, через трусы сжимая мой член, едва слышно смеётся. — Может, боишься…
Не отвечая — ничего не говоря в ответ, я точно так же запускаю руку под Славкину простыню, и пальцы мои сразу же натыкаются на твёрдый, выпирающий из трусов Славкин член, — осторожно стискивая напряженный ствол, я машинально думаю, что член у него не меньше, чем у меня… да, не меньше… но и не больше, — я сжимаю пальцами напряженно твёрдый Славкин член, не зная, что делать дальше… никаких особых чувств я не испытываю, — неожиданно мелькает мысль: может, никаких особых чувств я не испытываю потому, что мы трогаем друг друга через трусы?
Видимо, Славка думает о том же самое… потому что, ничего мне не говоря, он решительно запускает свою руку мне в трусы — и я, невольно вздрогнув, в то же мгновение чувствую, как его ладонь, тёплая и мягкая, сворачиваясь в трубочку, плотно обжимает мой член, — невольно подавшись к Славке, двинув бёдрами в его сторону, я непроизвольно делаю то же самое — запускаю руку в трусы ему… зачем мы всё это делаем?
Член у Славки твёрдый, горячий… я чувствую рукой шелковистые волосы вокруг члена, и это меня почему-то возбуждает, — у меня тоже есть волосы на лобке, но у меня они редкие и жесткие, а у Славки… у Славки они шелковистые и, как мне кажется, очень-очень густые, — я обжимаю ладонью Славкин член, и мне кажется, что он жжёт мне ладонь — такой он горячий… горячий и твёрдый… я ловлю себя на мысли, что всё это — чувствовать мягкую шелковистость Славкиных волос, чувствовать жаром пышущий его твёрдый член — мне приятно, и даже очень… очень приятно, — «вот зачем… зачем мы всё это делаем!» — думаю я, чувствуя, как Славкина ладонь, обжимающая мой член, начинает медленно двигаться вдоль ствола, плавно смещая взад-вперёд крайнюю плоть…
— Ты себя доишь? — шепчет Славка, и в темноте его шепот кажется мне таким же возбуждающим, как шелковистость волос на его лобке, как его твёрдый горячий член, сжатый в моей ладони, как его ладонь, жарко сжимающая член мой… это первые слова, которые звучат в комнате после того, как мы начали молча лапать друг друга, и слова эти тоже производят на меня соответствующее впечатление — они мне кажутся такими же возбуждающими, как и всё остальное; невольно подаваясь к Славке еще ближе, я непроизвольно сжимаю — стискиваю — ягодицы, чувствуя, как в попе у меня сладким удовольствием начинают покалывать невидимые иголки…
Слово «доишь» я слышу впервые, но сразу догадываюсь, о чем Славка меня спрашивает — что он имеет в виду… да, я себя д о ю — я делаю это уже года два, причем в последнее время я делаю это всё чаще и чаще, и это меня немного тревожит… то, что мастурбация в подростковом возрасте — явление совершенно нормальное и даже необходимое, потому что снимает сексуальное напряжение и таким образом препятствует возникновению застойных явлений, я знаю, я читал об этом статью в журнале; но, во-первых, мне кажется, что я не столько снимаю естественно возникающее напряжение, делая это по мере необходимости, то есть по мере естественного возникновения напряжения, сколько сам создаю это напряжение своими собственными фантазиями и мыслями, чтобы, лаская свой член, лишний раз испытать наслаждение, и в последнее время, начиная где-то с весны, такое происходит со мной всё чаще и чаще… именно это меня тревожит — частота актов; а во-вторых, хотя в той же самой статье было написано, что занимаются самоудовлетворением — мастурбируют — практически все подростки, я ни разу не слышал, чтобы кто-либо из пацанов признавался в этом или хотя бы об этом всерьёз говорил, — называя это «суходрочкой», пацаны, с которыми я общаюсь или дружу, неизменно отзываются об этом занятии либо насмешливо, либо даже пренебрежительно, как будто в таком занятии есть что-то ненормальное или постыдное… «ты себя доишь?» — сжимая в кулаке мой напряженный член, прошептал Славка, и хотя ни в словах, ни в интонации его голоса я совершенно не улавливаю какого-либо подвоха, что-то мне мешает ответить утвердительно… впрочем, отвечать отрицательно, то есть врать, мне почему-то тоже не хочется — и я, не говоря ни «да», ни «нет», шепотом задаю встречный вопрос:
— А ты?
— Ну, да… иногда я это делаю, когда у меня встаёт, — отзывается Славка, сжимая в кулаке мой член.
— Я тоже… тоже иногда, — вру я.
Впрочем, так ли уж я вру? Враньё — это если нет ни слова правды. А я… разве я вру? Я говорю «иногда», но говорю я так потому, что так говорит Славка… и потом, дни бывают такие длинные, что даже если это делать ежедневно, но в день только один раз, то всё равно будет получаться не часто, а иногда… ничего я не соврал! Мне хочется спросить у Славки, что для него означает «иногда», но я себя сдерживаю — я не спрашиваю его об этом, чтобы ненароком он не подумал, что меня этот вопрос волнует больше, чем его.
— Давай… знаешь, как? Давай друг друга подоим — друг другу подрочим — давай? — неожиданно предлагает Славка, и я, застигнутый этим предложением врасплох, не успеваю что-либо ответить, как в то же мгновение Славкин кулак в моих трусах начинает ходить ходуном. — Ну! Я тебя, а ты меня… дрочи! — шепотом командует Славка, и я… невольно подчиняясь Славке, я начинаю делать то же самое — двигать кулаком в трусах у него…
Какое-то время мы молча дрочим члены друг другу — в темноте слышно лишь наше обоюдное сопение… Не прекращая двигать в моих трусах правой рукой, Славка левой рукой — свободной — стягивает с себя и с меня простыни, которыми мы были до сих пор укрыты, — теперь мы лежим на тахте друг против друга — лицом к лицу, и кулаки наши в трусах друг друга ходят ходуном… ощущение от всего этого более чем прикольное — ощущение необычное: само удовольствие, неизменно возникающее при ритмичном смещении взад-вперёд крайней плоти, по сути своей то же самое, но то, что удовольствие это связано не с собственной рукой, а с рукой чужой, и то, что рука собственная в это время ощущает не свой, а чужой — горячий и твёрдый — член, добавляет уже привычному наслаждению несомненную остроту, — лёжа на тахте, мы доим друг друга — дрочим друг другу сладко гудящие возбужденные члены, и это… это — кайф! Всё это — то есть не сам себе, а с кем-то другим, взаимно — я делаю впервые, и всё это мне определённо нравится… мне это нравится! Единственное неудобство, как мне начинает казаться спустя одну или две минуты взаимодрочки, заключается в том, что мы по-прежнему лежим в трусах-плавках, которые невольно стесняю наши работающие кулаки… видимо, Славке приходит в голову та же самая мысль, потому что, выпустив из кулака мой член, он шепчет, обдавая моё лицо горячим дыханием:
— Подожди, я трусы сниму… и ты тоже… снимай тоже — чтоб лучше было…
Не дожидаясь моей реакции, Славка переворачивается на спину и, приподнимая бедра — вскидывая их вверх, без каких-либо раздумий сдёргивает с себя белые плавки-трусики… на какое-то мгновение у меня мелькает трусливая мысль, что это, может быть, уже слишком — снимать трусы, но Славка снимает свои трусы так быстро и, главное, так естественно, что мысль моя, смятая Славкиной решительностью, не получает никакого развития, — глядя на Славку, совершенно голого, волнующе близкого, с возбуждённо торчащим членом, я, повторяя все его движения, вслед за ним спускаю трусы с себя… ох, до чего это всё прикольно — вдвоём, без трусов… и прикольно, и классно, а главное — совершенно не стыдно, словно мы делаем самые обычные вещи…
— К тебе в комнату может кто-то зайти? — шепчет Славка, снова укладываясь на бок.
— Не знаю… вряд ли, — точно так же шепотом отзываюсь я, бросая трусы на пол.
Наши родители — мои и Славкины — сидят в беседке во дворе, и мы со Славкой время от времени слышим то их смех, то приглушенные голоса… Вечером папа и дядя Коля ездили на пруд, привезли оттуда шевелящийся, шуршащий мешок раков — и теперь, как я понимаю, ужин может затянуться до самого утра, — тёплая летняя ночь, увитая виноградником беседка, золотистое пиво, гора ароматно пахнущих укропом красных раков… как говорит в таких случаях мой папа: что еще нужно для полного счастья? Обо всём этом я говорю Славке, «хотя, — уточняю я на всякий случай, — гарантировать ничего нельзя».
— Может, мы зря трусы с себя сняли? Может, лучше будет, если мы их наденем? — шепчу я.
— Ничего не зря. Чего ты ссышь? — тут же отзывается Славка. — Ты свои трусы, как я, положи под подушку, чтоб они на полу не лежали. А если вдруг кто-то начнёт дверь открывать, мы сразу укроемся — прикинемся, что спим. Понял?
Протянув руку, Славка снова сжимает в своём кулаке мой член, а я, соответственно, в своём кулаке стискиваю член его, — мы лежим на тахте совершенно голые, лежим, ощущая на своих лицах горячее дыхание друг друга, и чувство неизъяснимого удовольствия плавится в моём теле, проникая буквально в каждую его клеточку… ох, до чего ж всё это кайфово! Я никогда раньше не думал, что делать это — заниматься мастурбацией — можно взаимно; сама мысль о какой-либо взаимности никогда не приходила мне в голову — наоборот, мастурбация в моём представлении являлась занятием исключительно индивидуальным, тайным, скрываемым от посторонних глаз и… и ещё: несмотря на то, что я читал о мастурбации как о явлении абсолютно естественном, мастурбация всё равно представлялась мне занятием немного стыдным — особенно в последнее время, когда интенсивность моих собственных занятий заметно возросла, — вот что я думал о «рукопашных схватках». А оказывается, что двигать кулаками можно друг на друге, и не только можно, но это ничуть не хуже, чем когда доишь себя сам… и — что получается? Получается, что мастурбация вовсе не обязательно является самоудовлетворением, как об этом было написано в статье, которую я читал, а ещё может являться и взаимоудовлетворением… какая уж здесь тайна! Я вдруг думаю, что если мы будем продолжать это делать дальше, то, пожалуй, можно будет запросто кончить — до такой степени всё это в кайф… мы дрочим друг другу, и это кайф — кайф, о котором я до этого вечера не имел никакого понятия.
— У тебя сколько в длину? — неожиданно шепчет Славка; прекращая двигать кулаком, он медленно перебирает пальцами вдоль напряженно вздрагивающего моего ствола от головки до самого основания.
— Чего — сколько? — я, невольно подражая Славке, тоже прекращаю двигать кулаком.
— Ну, сантиметров… ты свой измеряешь?
— Нет, — отзываюсь я.
— Что — ни разу не прикладывал линейку? — в голосе Славки слышится удивление.
— Ни разу, — словно эхо, отзываюсь я.
— Неужели неинтересно? — в голосе Славки опять звучит удивление; видимо, я произвожу на Славку не самое лучшее впечатление… во всяком случае, мне так кажется. — Ну, ничего, это не проблема. Завтра измерим до миллиметра, чтоб ты знал. Хотя… — приложив указательный палец к обнаженной головке моего торчащего члена, Славка большим пальцем упирается в мой волосатый лобок, — хотя и так видно, что у тебя не меньше, чем у меня… нормальный хобот!
— А у тебя у самого — сколько? — спрашиваю я, точно так же прикладывая пальцы к залупившемуся члену Славки. Ну, дела! С этим Славкой явно не соскучишься… мысль измерить линейкой свой напряженный член мне в самом деле ни разу не приходила в голову, и о том, что член можно элементарно измерять и, соответственно, знать его длину, я только сейчас узнаю от Славки, и — мне остаётся лишь мысленно удивляться, почему я сам ни разу не додумался это проделать… блин! Этот Славка младше меня — пусть даже на месяц, но всё равно он младше! — а у меня такое ощущение, что из нас двоих явно не догоняю я, — я думаю об этом, и смутное чувство зависти возникает в моей душе к лежащему рядом Славке — он младше меня, но у меня такое ощущение, что он и круче меня, и современнее, и раскованнее.
— У меня… — Славка называет число — количество сантиметров — и тут же, поскольку я никогда не занимался подобными измерениями, поясняет: — Длина как раз для нашего возраста… нормальная длина!
— А ты… откуда ты знаешь, какая длина должна быть в нашем возрасте?
— Знаю, — отзывается Славка, снова сжимая в кулаке мой залупившийся — залупленный — стояк.
— Может, ты врёшь это всё… почему я должен тебе верить? — шепчу я, непроизвольно сопротивляясь медленно, но, как мне кажется, необратимо испаряющейся иллюзии моего над Славкой превосходства.
— Зачем мне врать? — Славка смотрит на меня удивлённо. — У меня друг есть, мой одноклассник, а у него мать работает врачом, и у них дома есть всякие книжки по медицине… ну, и вот: он мне показывал в одной книжке таблицу, где указано, в каком возрасте при нормальном развитии какой длины должен быть у пацана член… элементарно, Ватсон! — Славка, глядя на меня, едва слышно смеётся. — Завтра у тебя обязательно измерим, хотя и так видно, что член у тебя нормальный — соответствует возрасту…
Славка говорит всё это так складно и вместе с тем так спокойно и убедительно, что я не нахожу, что мне сказать ему в ответ… да и что здесь говорить? Какое-то время мы молча двигаем кулаками, и в комнате снова слышится лишь наше возбуждённое сопение.
— А ты себя только доишь — в кулак вгоняешь — или делаешь это ещё как-нибудь по-другому? — шепчет Славка, придвигаясь ко мне ближе.
— Как — по-другому? — шепчу я в ответ, глядя Славке в глаза.
— Ну, например… можно подушку натягивать, если рукой надоедает. Ты подушку трахаешь — мнёшь её хоботом? — Славка, вновь останавливая свой кулак, смотрит на меня вопросительно.
— Нет, — я отрицательно трясу головой.
— Какой ты отсталый! — Славка шутливо гримасничает, изображая мою отсталость. — Хочешь, я покажу?
Слово «отсталый» режет мне слух, но — я стараюсь не обращать на это никакого внимания, — иллюзий относительно моего превосходства над Славкой у меня с каждым его словом остаётся всё меньше и меньше, и не считаться с этим по меньшей мере глупо. А потому я коротко — кротко — отзываюсь в ответ:
— Ну, покажи…
Славка, откатившись от меня к стенке, берёт свою подушку и, положив её посередине тахты, наваливается на неё сверху — ложится на подушку животом, одновременно подсовывая под живот кисти рук… Наши глаза давно уже привыкли к темноте, и мы вполне отчетливо различаем не только друг друга, но и взгляды один одного, и вообще всё-всё, — упираясь щекой в простыню, Славка начинает медленно раскачиваться, содрогаться всем телом, елозя по подушке животом, и его круглые, смутно белеющие в темноте булочки при этом начинают судорожно сжиматься, то и дело образуя по бокам небольшие ямочки… оттого, что Славка подложил под живот подушку, его попа, раздваиваясь на оттопыренные сочные половинки, оказывается приподнятой вверх, — я смотрю, как Славкины ягодицы судорожно сжимаются, отчего ложбинка между ними то сужается, то расширяется вновь, и мне хочется… мне хочется прикоснуться к Славкиным булочкам, погладить их, сжать, стиснуть, — глядя на сопящего, сладострастно содрогающегося Славку, волнообразно елозящего по подушке, я совершенно непроизвольно сжимаю в кулаке свой твердый — до боли твёрдый — член…
— Вот… так тоже можно… понял? — Славка, внезапно прекращая сладострастно двигать телом, сползает с подушки к стене — снова ложится на бок, лицом ко мне. — Ещё бы чуть-чуть, и я бы мог кончить, — шепчет он, возвращая подушку на место. — Хочешь попробовать?
— Потом, — отзываюсь я, разжимая кулак; я сам не знаю, почему я так отвечаю… может, потому, что я тоже балансирую на грани взрыва?
— Ну, как хочешь, — не настаивает Славка. — А вот в поезде доить — никакого удовольствия… просто слив, и не более того, — Славка тихо смеётся, делясь со мной своим очередным — новым для меня — знанием.
— А ты что — дрочил в поезде? — я смотрю на Славку, не скрывая удивления.
— Ну, естественно! Почти десять дней ехать — и ни разу не подоить? Я б с ума сошел, если бы десять дней терпел, — Славка, глядя на меня, снова тихо смеётся, и я думаю… я вдруг думаю, что это — самый подходящий момент, чтоб спросить-узнать, как часто он, Славка, это делает.
— А когда как, — отзывается Славка, совершенно не подозревая, насколько важен для меня этот вопрос. — Бывает, что каждый день. А бывает — через день. Но больше трёх дней я в любом случае не выдерживаю… а ты? — он смотрит на меня. — Ты себя доишь часто?
— Тоже, как ты… через день, через два… — неожиданно для себя самого я делюсь со Славкой едва ли не самым сокровенным. И хотя я стараюсь произнести это как можно небрежнее, на самом деле в душе я испытываю внезапное чувство если не ликования, то, во всяком случае, огромного облегчения… и есть от чего! То, что в последнее время вызывало у меня постоянно растущую тревогу, что рождало в моей душе сомнение и неуверенность, что заставляло меня думать о возможной своей ущербности, вдруг оказывается явлением вполне обычным и даже заурядным, а именно: Славка, который младше меня всего на месяц, то есть практически мой ровесник, дрочит не реже, чем я, но он не видит в этом ничего неестественного или тревожащего, он говорит о своих ежедневных дойках совершенно спокойно, даже как бы гордясь своей частой потребностью в суходрочках, и это действует на меня подобно живительному бальзаму. Может быть, всему виной моя излишняя мнительность? Я смотрю на Славку, и мне хочется… я сам не знаю, чего мне хочется, — я смотрю на Славку, и на душу у меня легко и радостно… конечно же, Славка прав — тысячу раз прав! Я бы тоже не выдержал десять дней! Да и какой нормальный пацан сможет выдержать столько времени? Разве что — какой-нибудь импотент…
— А ты в поезде себя где доил? В туалете? — шепчу я, протягивая руку к Славкиному члену.
— Ну-да! А где же ещё? — отзывается Славка, в свою очередь вбирая в кулак член мой. — Естественно, в туалете… но удовольствия — никакого. Во-первых, всё время качает, и потому всё время приходится рукой другой хвататься за что-нибудь, чтоб удержать равновесие… а во-вторых, только достанешь, только настроишься, как кто-нибудь начинает с другой стороны дёргать за ручку — приспичило кому-нибудь… короче, кайфа никакого! Фигня, а не дойка…
— Согласен. Но если накатит — если встанет колом… куда деваться? — шепчу я, чтоб показать Славке своё знание вопроса — чтобы он не думал, что в вопросах секса я смыслю меньше, чем он.
— Ясное дело! — соглашается Славка. — Если накатит, то да… просто в поезде это — не кайф, а слив беспонтовый, и не более того… никакого кайфа!
Славка придвигается ко мне ближе — ложится напротив так, чтобы нашим рукам было удобней, и мы, замолкая, вновь начинаем старательно обрабатывать друг друга кулаками… кайф стопудовый! Все пацаны делают это — доят себя, и думать, что в этом есть что-то постыдное или болезненное, смешно… а мы не себя — мы друг друга доим, и это, оказывается, намного приятней, чем когда доишь себя сам, — мы лежим на тахте лицом к лицу, то есть друг против друга, лежим без трусов — совершенно голые, и кулаки наши прыгают на членах друг друга, словно маятники, только в сто раз быстрее… мы дрочим друг другу, и это — кайф вдвойне!
— А еще есть пацаны… — шепчет Славка, глядя мне в глаза, — ну, ты понял… пацаны, которые… — Славка, не договаривая, умолкает, очевидно, решив, что я действительно понимаю, о чем он мне говорит — что имеет в виду.
Я не отзываюсь — я молчу, думая, не продолжит ли Славка дальше; но Славка не продолжает — он тоже молчит, ещё сильнее сдавливая в горячей ладони мой жаром пышущий член… что за дурацкая манера — не договаривать до конца? — думаю я, глядя на Славку; «пацаны, которые…» Я не знаю наверняка, о чем именно — о каких пацанах — говорит Славка, но что-то мне подсказывает, что всё это каким-то образом может иметь самое непосредственное отношение к нам, возбуждённо сжимающим в темноте напряженные, сочно залупающиеся члены друг друга… что за манера — не договаривать?
— Которые — что? — шепчу я, глядя на Славку.
— Ну, те, которые… — Славка, кажется, уже хочет пояснить мне, про каких именно пацанов он говорит, но вдруг, неожиданно оборвав себя, вместо пояснения шепчет, глядя на меня, как мне кажется, с подозрительностью: — Ты что — в самом деле не понимаешь?
Признаваться Славке, что я чего-то не понимаю или понимаю меньше, чем он, мне по-прежнему не хочется — ведь так, чего доброго, Славка может запросто решить, что я лох беспонтовый, и не только решить, но и запросто утвердиться в таком мнении, чего мне, естественно, совершенно не хочется. И в то же время я действительно не знаю, о каких именно пацанах он говорит. «Пацаны, которые…»
— Что за манера — говорить загадками? — шепчу я, не скрывая досаду. — Или говори всё прямо, или вовсе не говори… а догадываться я не буду!
— А чего догадываться? И так понятно… — парирует Славка, пристально глядя мне в глаза; он придвигается ко мне ближе, по-прежнему сжимая в кулаке мой напряженный член. — Я говорю, что есть пацаны, которые доят друг друга в жопы… ну, то есть, кайфуют, друг друга натягивая в очко… ты этим когда-нибудь занимался?
— Чем? — машинально спрашиваю я, как будто я в самом деле не понимаю, о чём меня спрашивает Славка — про что он мне говорит; впрочем, я задаю свой вопрос скорее автоматически, чем осмысленно… уж слишком всё это неожиданно!
Мы лежим на тахте совершенно голые, сексуально возбужденные… лежим так близко друг к другу, что ощущаем на своих и без того разгоряченных лицах горячее дыхание друг друга, — не моргая, мы смотрим друг другу в глаза…
— Ну, этим самым… — едва слышно шепчет Славка, и я, глядя ему в глаза, вижу, как шевелятся его губы. — Пробовал?
— Нет… — едва слышно отзываюсь я.
Славка, выпуская из кулака мой член, прикасается обжигающе горячей ладонью к моему бедру… я лежу на боку — ладонь Славки медленно опускается на моё бедро, и я чувствую, как это почти невесомое и в то же время обжигающе осязаемое прикосновение отзывается в моём теле какой-то новой — неведомой — сладостью…
— Макс… — шепчет Славка.
— Что?
— А то… не понимаешь?
Я молчу — я смотрю Славке в глаза, и мне кажется… мне кажется, что я понимаю… или это мне только кажется?
— Ну? — шепчет Славка.
— Что?
— Мы можем попробовать, если хочешь… — не отрываясь, Славка смотрит мне в глаза.
Его ладонь, скользнув по бедру, смещается назад, и я чувствую, как он, всё так же неотрывно глядя мне в глаза, медленно и вместе с тем уверенно проводит обжигающе горячей ладонью по моим голым ягодицам…
— Хочешь?
— В жопу? — уточняю я, как будто я во всём этом что-то понимаю… что я вообще могу в этом понимать?
Про то, что есть парни, которым трахаться между собой нравится и которые это делают, я, естественно, знаю — живу не в лесу; но что такая возможность появится когда-нибудь у меня самого, я никогда не думал… ну, то есть, я вообще никогда об этом не думал применительно к себе, и даже ещё пару минут назад, сжимая в кулаке возбуждённый Славкин член, я совершенно не помышлял о чём-либо подобном — всё это для меня звучит совершенно неожиданно, и вместе с тем… вместе с тем я чувствую какое-то новое, необычное, странно волнующее возбуждение…
Между тем, лапая мои булочки, Славка легонько их сдавливает, всей ладонью тискает, мнёт, гладит, и палец его — указательный палец — то и дело скользит взад-вперёд по ложбинке, с каждым разом вдавливаясь между ягодицами всё глубже и глубже… не стесняясь, Славка лапает мою голую попу, и это — приятно! «В жопу?» — спросил я его…
— Ну-да! — отзывается Славка. — В жопу… друг друга… давай?
Палец его, проникая между сжатыми булочками, неожиданно упирается мягкой подушечкой в моё очко, — всё так же неотрывно глядя мне в глаза, Славка легонько давит на туго стиснутую дырочку входа, и я, невольно сжимая мышцы сфинктера, в буквальном смысле содрогаюсь от удовольствия… Ни какого-либо страха, ни, тем более, стыда, ни всяких-прочих мнений-сомнений, встающих на пути кайфа, я не испытываю, — мы лежим на тахте — лежим голые, возбуждённые — Славка, глядя мне в глаза, тискает мою попу, гладит её, мнёт, давит пальцем на моё очко, и я чувствую, как всё моё тело с каждой секундой всё больше и больше наполняется звенящей — знобящей — сладостью… какие тут могут быть сомнения! Ощущение улёта — вот что я чувствую…
Непроизвольно — безотчетно — повторяя движения Славки, я точно так же выпускаю из кулака его член и, скользнув ладонью по Славкиному бедру, вдавливаю свою ладонь в его ягодицы… попа у Славки упругая и в то же время мягкая, сочная, шелковисто-горячая, — я сжимаю ладонью круглые Славкины булочки, точно так же их лапаю, тискаю, мну, и — подаваясь всем телом вперёд, Славка с силой прижимается ко мне, вдавливается в мой живот своим твёрдым горячим членом, а я, соответственно, членом своим вдавливаюсь в живот ему, губы Славкины едва ощутимым прикосновением скользят по моей шее, он трётся щекой о щеку мою… и вдруг, переворачивая — заваливая — меня на спину, он всем телом наваливается на меня сверху, врозь раздвигая коленками мои податливо послушные ноги…
Если кто-то думает-считает, что обниматься пацану с пацаном не в кайф, то я должен такого знатока-скептика разочаровать или даже, может быть, очень сильно огорчить, потому что «в кайф» — это ещё слабо сказано, — лежа на спине под Славкой с раздвинутыми, чуть полусогнутыми в коленях ногами, я сладострастно тискаю ладонями мягко-упругие Славкины булочки, в то время как он, содрогаясь всем телом, сопя, егозя по мне, не менее сладострастно мнёт всем своим телом тело моё, и наши возбуждённые члены, сжатые животами, гудят от сладости… через минуту, молча перекатываясь, мы меняемся местами: Славка, точно так же раздвигая, разводя в стороны ноги, оказывается лежащим подо мной, его горячие ладони принимаются тискать, мять, ласкать булочки мои, в то время как я, содрогаясь от наслаждения, мну тело Славки, сладострастно скользя залупающимся членом по его животу, по члену, по коротким шелковистым волосам… потом — я опять под Славкой, опять он сверху: содрогаясь, он жарко сопит мне в шею, и наши тела, судорожно трущиеся друг о друга, полыхают небывалым огнём…
— Ты когда-нибудь целовался? — шепчет Славка, приподнимая голову.
— Нет, — отзываюсь я, глядя ему в глаза; о том, что Славка, услышав такой ответ, может подумать про меня как про какого-то отставшего от жизни тормоза или даже лоха, я уже совершенно не думаю — абсолютно не беспокоюсь; лёжа под Славкой — глядя ему в глаза, я чувствую себя на верху блаженства…
Славка, ничего не говоря, медленно наклоняет вихрастую голову — приближает своё лицо к моему… он молча касается губами моих губ — и, открывая рот, неожиданно вбирает мои губы в свои, влажно всасывает их, одновременно касаясь обжигающе горячим языком языка моего… я не знаю, какая сексуальная связь существует между губами человека и мышцами его сфинктера, но когда Славка это делает — когда он неожиданно засасывает меня в губы — я чувствую, как мою сжатую дырочку, и без того полыхающую огнём, словно пронзает электрический разряд… лёжа на мне, Славка страстно сосёт меня в губы, и это не просто кайф, это — улёт… стопудовый улёт!
Славка сосёт меня в губы, одновременно двигая бедрами, и я, одной рукой обнимая его за плечи, ладонью другой руки глажу, мну, ласкаю его судорожно сжимающиеся ягодицы… Потом сосу в губы Славку я — точно так же всасываю его губы в свои, а он, лежащий подо мной, точно так же ласкает, гладит ладонями ягодицы мои…
Через какое-то время губы у нас, распухая, делаются похожими на пельмени — губы болят, и я, отворачивая в сторону лицо, шепчу Славке, что сосаться мы больше не будем.
— А то утром завтра все догадаются, что мы здесь делали ночью, — шепчу я.
— Не ссы! К утру всё пройдёт, и никто ни о чём не узнает, — отзывается Славка.
— А ты уверен?
— Уверен.
Я, глядя на Славку, приглушенно смеюсь. Немного усталые, но по-прежнему возбужденные, еще ни по разу не кончившие, мы снова лежим лицом к лицу — друг против друга — положив головы на одну подушку… между прочим, на Славкину — на ту самую, которую мял он пахом вместо меня, показывая мне, как еще можно кайфовать помимо дойки, — глядя на Славку, лежащего напротив, я приглушенно смеюсь.
— Ты чего? — Славка, не поднимая головы, смотрит на меня вопросительно.
— Ты шепелявишь, — шепчу я.
— А ты? — парирует Славка. — Ты сам — жертва логопедии…
Мы лежим на широкой низкой тахте, смотрим в глаза друг другу, и я, лаская ладонью смутно белеющее Славкино бедро, скользя пальцами по его пояснице, по сочной упругой попе, вбирая в кулак его напряженно торчащий член, вдруг неожиданно ловлю себя на мысли, что мне сейчас очень, очень хорошо — что это, наверное, самый лучший день в моей жизни… и дело не только в том сказочном наслаждении, что нежданно-негаданно обрушилось на меня, а дело в том, что всё это каким-то чудесным образом соединилось вместе: лето, поздний вечер, широкая низкая тахта, симпатичный вихрастый Славка, его горячее голое тело, наши объятия, наши губы… всё это — всё вместе! — перемешавшись в моей душе, сплавилось в ощущение полного счастья, и — глядя на Славку, я совсем не по-мальчишески млею от распирающей меня нежности…
— Славян… — шепчу я, глядя Славке в глаза.
— Что? — отзывается Славка.
— Тебе хорошо?
— Обалденно… но сейчас нам будет ещё лучше! — Славка, не уловив моего философского настроения, тихо смеётся.
— Почему нам будет ещё лучше? — глупо спрашиваю я.
— Потому! Давай… поворачивайся задом…
— В жопу? — я смотрю на Славку вопросительно.
— Ну! — Славка, рывком приподнимаясь, становится на колени. — Сначала я тебя, потом — ты меня… ложись!
— Как?
— На живот…
Славка командует мной, как будто он старше… но меня это почему-то уже нисколько не задевает, — я послушно ложусь на живот и тут же — сам, без подсказки! — упираясь щекой в подушку, широко раздвигаю ноги.
— Классный попец! — возбуждённо шепчет Славка; перебирая коленками — перемещаясь по тахте, он становится между моими раздвинутыми ногами, и, наклонившись — обхватив ладонями мои сочные булочки, разводит их в стороны. — Вот так… подержи вот так! — слышу я сзади, за спиной, Славкин голос.
Упираясь плечами в подушку, я вытягиваю руки вдоль тела и, обхватив ладонями свои собственные булочки, послушно раздвигаю их — развожу в стороны, — я делаю то, что говорит мне Славка… конечно, я хочу видеть, что и как Славка будет со мной делать, но видеть этого я не могу — я лежу к нему спиной, растянув руками ягодицы, и всё, что мне остаётся, это молча ждать, что будет дальше… между тем, Славка наклоняется — нависает надо мной и, упираясь одной рукой о тахту, рукой другой направляет свой возбуждённо твёрдый член мне в очко, — залупившаяся головка тупо упирается в мой туго стиснутый вход… я чувствую её тупое давление — точно на вход, на сжатые мышцы сфинктера… Славка, напрягаясь, начинает с силой давить, пытаясь вставить в меня член, и я… уворачиваясь от сильной, тупо давящей боли, я резко — совершенно непроизвольно — дёргаю задом, уходя от Славкиного члена в сторону…
— Ты чего? — возбуждённо шепчет Славка, видимо, никак не ожидавший такой реакции с моей стороны.
— Больно… — я тру ладонью свою промежность, чтоб заглушить боль.
— Я ж вообще еще не всунул… ни миллиметра не вставил! Чего ты… — обескуражено шепчет Славка. — Давай ещё… ещё раз давай! Ложись…
— Больно, — повторяю я, глядя на Славку — на его залупившийся, хищно подрагивающий от возбуждения член, который, как мне кажется, стал намного больше, чем был вначале.
— Это лишь поначалу больно… а потом — нормально будет… вот увидишь! Всё будет нормально, — убеждает меня Славка, и даже по голосу его заметно, как ему хочется. — Ложись…
Мы пробуем снова… пробуем снова и снова — в самых разных позах, но ничего у нас не выходит: едва Славка начинает давить членом на мой вход, как я, не выдерживая боли, тут же уворачиваюсь в сторону, отталкивая Славку от себя, — мы пробуем так и этак, но толку от этого нет никакого — очко моё не пропускает Славкин член вовнутрь… казалось бы, всё так просто: между нами полное понимание, я с готовностью подставляю Славке свой зад, сам раздвигаю свои ягодицы, чтобы он меня оттрахал, натянул, отымел, а — ничего не выходит…
— Ладно… попробуй ты, — сдаётся Славка, видя полную безуспешность трахнуть меня первым. Он ложится на спину и, поднимая вверх согнутые в коленях ноги, разводит их в стороны — прижимает колени к плечам. — Давай ты меня… — шепчет он.
Славкины булочки распахнуты, зазывающе раскрыты, — я пристраиваюсь к Славке точно так же, как только что пристраивался ко мне он, и, направляя рукой член, упираюсь залупившейся головкой в Славкину промежность.
— Выше немного… — шепчет Славка, уточняя направление атаки… я смещаю член немного выше, как велит мне Славка. — Ещё немного… — шепчет он, и я, двинув членом буквально на пару миллиметров выше, чувствую, как головка оказывается в небольшом углублении… ощущение такое, славно член мой упирается в уютное гнёздышко. — Всё, попал… нажимай! — глядя мне в глаза, командует Славка… командует, как будто я, блин, совсем тупой — как будто я не знаю, что делать дальше.
Но едва я, устремляя бёдра вперёд, жму головкой на Славкино очко, пытаясь проникнуть членом вовнутрь, как Славка, беззвучно перекос от боли рот, стремительно опускает ноги, одновременно уворачиваясь от меня в сторону.
— Ой, бля! — непроизвольно слетает при этом с его губ, и он точно так же, как я, торопливо трёт ладонью свою промежность. — Какого хуя…
Я смотрю на Славку, и меня невольно разбирает смех, — самоуверенный, всё знающий Славка, который ещё несколько минут назад, пристраиваясь ко мне и так и этак, учил меня, уворачивающегося от напора его члена, что мне необходимо расслабить очко, теперь сам выглядит растерянным и даже обескураженным, — глядя на меня, Славка трёт ладонью свою промежность.
— Чего ты ржешь? — шепчет он.
— Ничего. Давай еще раз… ты, главное, очко своё… очко расслабь, и — всё у нас получится… обязательно получится! Ложись… — пользуясь Славкиной растерянностью, шепотом командую я.
— Ни фига без смазки не получится, — отзывается Славка, но, снова ложась на спину, вновь задирает вверх ноги, прижимая колени к плечам. — Не торопись… аккуратно давай, — командует он.
То, что нужна смазка, чтоб облегчить вхождение члена в очко, я уже понимаю сам, но мы пробуем снова и снова — в надежде, что что-то у нас получится… не получается ничего, — тупо давящая боль, едва начинается давление залупившейся головки, заставляет мышцы сфинктера конвульсивно сжиматься, и… ничего у нас не получается, хоть плачь!
— Что — совсем нет никакого крема? Поищи… может, есть где-нибудь, — шепчет Славка, лаская ладонью мы неоттраханные булочки.
Оставив попытки друг друга трахнуть в зад, натянуть по-настоящему — в очко, мы снова лежим лицом к лицу, но теперь мы лежим, обнявшись, друг к другу прижимаясь, и в то время, как Славка гладит булочки мои, я ладонью своей точно так же ласкаю неоттраханные булочки Славки, при этом мы оба сладострастно, с тихим сопением трёмся друг о друга напряженно торчащими членами… мы лежим, кайфуя.
— Чего мне искать? Я что — не знаю, что есть у меня в комнате, а чего нет? — отзываюсь я.
— Мог бы запастись — заранее приготовить, чем смазывать…
— А ты сам… чего ж ты не приготовил? — язвительно спрашиваю я.
— Ты чё — больной? Я, по-твоему, что — через всю страну должен был везти вазелин? С вазелином трахаются в жопу, — Славка, просвещая меня, одновременно произносит всё это с лёгким укором, в очередной раз делая из меня недотёпу-лоха.
— А откуда я мог знать, что мы станем это делать в первую же ночь? — шепотом огрызаюсь я; получается неплохо — получается, что я, как пацан всесторонне продвинутый, сексуально подкованный, стопудово знал, что делать мы это обязательно будем, но просто я не подумал, что делать мы это будем в первую же ночь… именно такой вывод этот умник должен сделать из моего ответа, и мне это нравится — то, что в Славкиных глазах я выгляжу не глупее, чем он. — Я же не, как ты на это посмотришь…
— А чего здесь знать? Ясно же было, что спать мы будем в одной комнате… а спать в одной комнате — и не кайфовать друг с другом… мы что — лохи с тобой, что ли? — шепотом парирует Славка. — Завтра купим вазелин — запасёмся на все ночи… а сегодня — так, без вазелина…
— Как — так? Ты же сам видишь, что ни фига без смазки не выходит — ничего не получается…
Славка, не отвечая, опрокидывает меня на спину и, наваливаясь сверху, коленями раздвигает мои ноги в стороны, одновременно вдавливаясь в мой пах своим твёрдым горячим членом, — уткнувшись лицом в мою шею, горячо сопя, содрогаясь, Славка начинает мять моё тело, скользя взад-вперёд залупающимся членом по моему животу, и я, лёжа под Славкой с широко раздвинутыми, полусогнутыми в коленях ногами, в ответ провожу ладонями по его содрогающейся спине, по узкой пояснице, по судорожно сжимающимся сочным булочкам — я ласкаю руками Славкино тело, прижимаю его к себе, понимая, что Славка уже не проста играет, а таким образом меня трахает, дрючит, натягивает… то есть, таким упрощенным образом он, Славка, меня ебёт; Славкины руки то и дело скользят к моей попе — не прекращая содрогаться, он подсовывает ладони под мои вмятые в тахту булочки и, с еще большей силой вдавливая в меня свой член, стискивает их, сжимает, хотя всё это не очень удобно, поскольку лежу я под Славкой на спине, — голый, горячий, содрогающийся, он, сладострастно сопя, мнёт мое голое тело, я, лёжа под ним, его обнимаю, и мне это всё — всё то, что мы делаем — в кайф!
Тиская Славку, я пропускаю миг, когда он кончает, — я, мастурбируя в уединении, много раз представлял, как в момент оргазма партнеры — и он, и она — громко стонут, задыхаются, вопят от небывалого удовольствия, и когда Славка стал меня тискать-мять, желая заполучить оргазм, я почему-то подумал, что, как только оргазм на Славку накатит, он обязательно начнёт делать то, что я многократно видел в своих одиноких фантазиях… а всё оказывается совсем не так — всё оказывается по-другому: я просто чувствую, как живот мой внезапно делается мокрым, и не просто мокрым, а мокро-липким, клейко-горячим, и вслед за этим, тяжело дыша, Славка всем телом медленно затихает, теряя пружинистую упругость…
— Славян, ты чего — кончил, что ли? — шепчу я, обнимая Славку за поясницу.
— Ну! Слил на тебя… — не сразу отзывается Славка; оторвав вспотевшее лицо от моей шеи, Славка поднимает голову — смотрит мне в глаза: — Теперь ты меня… будешь?
Вопрос мне кажется глупым… и глупым, и нетактичным, и ещё — эгоистичным. А потому, ничего не отвечая — прижимая Славку к себе, я без усилий переворачиваю его податливое тело на спину, переворачиваясь вместе с ним — оказываясь сверху. Славка, едва мы меняем позицию, тут же раздвигает ноги, широко разводит их в стороны, опуская ладони мне на поясницу, — я лежу на Славке, чувствуя всем своим телом тело его, мы оба голые, я возбуждён… что ещё надо пацану моего возраста?
Середина — макушка — лета… на широкой низкой тахте я мну лежащего подо мной Славку, мну, содрогаясь, сопя, мну, судорожно стискивая, сжимая-разжимая ягодицы — я с упоением ловлю свой пацанячий кайф, в то время как Славка, закрыв глаза, медленно ласкает ладонями мои булочки, поясницу, спину… животы у нас мокрые, липкие от Славкиной спермы, и член мой, такой же липкий, необыкновенно твёрдый, то и дело залупаясь, катается как сыр в масле… конечно, скользить членом в горячей Славкиной дырочке было бы, наверное, намного приятней — в очко я еще не пробовал, судить об этом со всей ответственностью не могу и потому всего лишь предполагаю — но даже то, что я делаю теперь, это… это — улёт!
Постепенно щемить в промежности начинает всё сильней и сильней — так у меня бывает всегда, когда близится оргазм — и, судорожно сжимая, стискивая ягодицы, я одновременно с силой сжимаю мышцы сфинктера, которые и без того уже насквозь пронизаны сладчайшим зудом… ещё! ещё! — судорожно вжимаюсь я всем телом в тело Славкино… очко моё, туго сжатое, никем ещё не проткнутое, от сладости полыхает огнём, и — содрогнувшись всем телом, я с силой вдавливаюсь членом в Славкин пах, чувствуя, как по члену стремительно проносится, вырываясь наружу, струйка горячей спермы… сердце моё колотится, — я, уткнувшись лицом в Славкину шею, ещё несколько раз дергаю задом, размазывая животом свою сперму по животу Славки… собственно, сперма моя смешивается со спермой Славки, и я животом по животу размазываю получившийся коктейль…
— Кончил? — шепчет Славка, шевелясь подо мной.
— Ага… — шепотом отзываюсь я, чувствуя во всём теле необыкновенную лёгкость… За всё время, что я занимаюсь мастурбацией, я кончал уже в общей сложности не одну сотню раз, но ещё ни разу не было у меня такого обалденного оргазма — я лежу на Славке, разрядившись между нашими животами, а мне кажется, что я парю в невесомости… мама часто говорит, что я очень впечатлительный, но в данном случае дело не в излишней впечатлительности, а в том, что так это всё и есть на самом деле: легкость во всём теле необыкновенная, и у меня ощущение, что я — парю…
Славка подо мной нетерпеливо шевелится, и, скатываясь с него, я переворачиваюсь на спину — ложусь со Славкой рядом… Форточка в комнату открыта, и в ней — на фоне бархатисто-черного квадрата неба — я вижу ярко мерцающие звёзды… какое-то время я молча смотрю на эти звёзды — я думаю о том, как в этой жизни всё непредсказуемо…
Вот, например, эта ночь… совершенно сказочная ночь! — разве знал я заранее, что будет так классно? Наверное, если бы я о подобном кайфе когда-либо мечтал или хотя бы просто думал об этом применительно к себе, а потом всё это заполучил, то было бы понятно чувство удовольствия и даже удовлетворения: сбылось то, о чем думал, мечтал, к чему стремился… Но я ведь ещё час назад, снимая с себя шорты — укладываясь спать со Славкой на одной тахте, ни о чем подобном не только не думал, но даже смутно такого не предполагал — я совершенно не предвидел, что всё это может между нами случиться: что мы, сняв трусы, будем лапать друг друга, что будем дрочить друг другу возбуждённые члены, что будем запойно сосать друг друга в губы, что будем снова и снова пытаться вставить один одному возбуждённые члены в очко… ни о чём подобном я даже не помышлял применительно к себе — я знал, что есть «парни, которые…», как сказал в самом начале Славка, но что таким парнем могу оказаться я сам — мне это просто-напросто не приходило в голову… и вот — мы лежим на широкой низкой тахте, кончив друг на друга, и у меня, смотрящего на далёкие звезды, такое чувство, что я об этом мечтал всю жизнь… как всё в нашей жизни непредсказуемо! Никогда ничего не знаешь заранее…
— Славян… — шепчу я; поворачивая голову набок, я смотрю на Славкино лицо, — а если бы кто-то сюда вошел? Мы б не успели спрятаться под простынями, и… что тогда было б?
— Никто ж не вошел, — отзывается Славка, и я невольно завидую его беспечности. Повернув голову в мою сторону, Славка смотрит мне в глаза, и губы его, которые я так сладко сосал, расплываются в улыбке. — Тебе понравилось? — шепчет Славка.
— Ну… нормально, — шепотом отзываюсь я, улыбаясь Славке в ответ. Я специально говорю «нормально», чтоб, с одной стороны, ответить утвердительно, а с другой стороны, ответить как бы сдержанно и даже солидно, то есть по-взрослому — я шепчу «нормально», чтобы скрыть от Славки чувство глубочайшего удовлетворения от всего того, что случилось между нами. — Я же такое делал в первый раз…
— Я тоже, — шепчет Славка. — Все всё делают когда-нибудь в первый раз…
Славка говорит «я тоже», имея в виду, что он тоже, как и я, сегодня кайфовал таким образом впервые, и я, глядя ему в глаза, не знаю, верить в это или нет… с одной стороны, у меня такое ощущение, что Славка в вопросах секса намного опытнее меня, а с другой стороны… с другой стороны, если б у него был опыт траханья с пацанами, то вряд ли он стал бы пытаться вставлять мне в очко без смазки… ведь что такое опыт? — это когда ты знаешь о чем-либо сам, а не с чужих слов, то есть знаешь наверняка… вот я, к примеру: я теперь знаю, что без смазывающего крема толку не будет никакого — в этом вопросе я уже опытен… а Славка? какой опыт в пацанячем сексе есть у него?
— А тебе… тебе самому — понравилось? — шепчу я, глядя Славке в глаза.
— Конечно! — не задумываясь — всё так же улыбаясь, отзывается Славка. — У тебя такая классная попочка… так и хочется туда вставить — засадить по самые помидоры! — Славка, глядя мне в глаза, игриво толкает меня ногой. — Завтра купим вазелин, и… прощай, девственность! Да?
— Ну! — соглашаюсь я.
— Отдеру твою целочку… мало не покажется! — шепчет Славка, и голос у него жаркий, уверенный… многообещающий голос, рождающий в моей душе чувство невольного — нетерпеливого — ожидания…
— Я тебя первый… — неожиданно для себя шепчу я, и это, наверное, правильно: я старше, и я должен быть первым. Хотя… какая, блин, разница, кто кого будет первым? Главное, что мы вместе!
— Ладно, — не задумываясь, отзывается Славка.
Середина — макушка — лета… мы лежим на широкой низкой тахте, я смотрю на Славку — своего двоюродного брата, на две недели приехавшего с родителями к нам в гости, и он, этот Славка, нравится мне всё больше и больше…
—————————————————-
Pavel Beloglinsky: СПИМ ВМЕСТЕ! — Final edition: 2008-07-13.
beloglinskyp@mail.ru
