Чтобы выполнить ее просьбу, мне необходимо провести одну операцию — снять трусы. Пришлось покинуть мою прелесть на время подготовки, но я быстро вернулся в исходное положение. Оксаночка обхватила за шею и прижалась своим телом. Мне же надо попасть к ней внутрь. Дружок конечно несгибаем и тверд, но вот попадать в подружку еще не научился. Первые попытки не увенчались успехом, а только позволили нашим органам потереться друг об дружку. Пришлось направлять рукой. Я почти наваливаюсь на Оксаночку, но та молчит и все прижимается ко мне.
Войти оказалось не так уж и просто. Смазки хватало, а вот сам вход в пещерку был узковат, по сравнению с моим инструментом. При этом даже просто найти вход оказалось затруднительно. Однако я справился с этой задачей. Головка уперлась в щелочку и стала медленно раздвигать ее. Ощущение от проникновения в вагину — потрясающие: тепло, давление, смазка, плотный контакт. Я медленно погружаюсь в Оксаночку и наслаждаюсь этим. Сопротивления моему продвижению нет, Оксаночка не кричит и не дергается от боли. Значит она действительно устранила свою природную преграду. Тем лучше. Начинаем фрикции. Как там, в детской поговорке: . Мне действительно приятно. Оксанка вцепилась в меня, не оторвать, часто дышит мне в ухо.
А это что такое? Мой фаллос сдавили мышцы вагины. Ей тоже приятно, она распаляется от моих движений. Насколько я помню, а помню я смутно у нее ощущение от давления фаллоса о внутренние органы должно вызывать волнообразные наплывы напряжения, которые иногда вызывают спазматическое сокращение внутренних мышц, а по телу разливается зуд нетерпения и желания продолжить. Это же напряжение заставляет Оксаночку стонать, что подхлестывает меня.
Постепенно ускоряем темп. Мой инструмент уже не просто твердый, он каменный, и доставляет мне наслаждение. Он утопает в тепле лона Оксаночки, ласкается об ее органы, впитывает ее соки. Мы сами вспотели, и наши тела проскальзывают в такт моим движениям.
А стоять на локоточках, нависнув над Оксаночкой, тяжеловато, но она, кажется, уже начинает подходить к вершине. Вагина сокращается все чаще, и в такт им раздаются стоны моей красавицы. Надо выдержать. Я глубоко проникаю в плоть Оксаночки. Ритмичные движения все-таки делают свое дело. Оксаночка кричит, выгибается, мечется подо мной, а затем вжимается в мое тело. Мне трудно, но я не могу остановиться. Я сам на грани оргазма. Только как мне поступить? О предохранении мы не позаботились, а сразу перешли к любовным утехам. Кончит в Оксанку? Нельзя. Надо выходить. Но ведь хочется.
Моя девочка расслабилась, отпустила меня. Надо пользоваться моментом. Приподняться и лечь сбоку, хоть руки отдохнут. А закончим мы привычным способом. Рукой обхватил ствол и быстро заработал, доводя себя до кондиции.
— На меня, — просит Оксанка, наблюдая за моими манипуляциями.
Направляю ствол в ее сторону. Момент истины близок, он приближается неумолимо, заставляя меня мобилизовать все свои резервы. Струя вырвалась из головки и полетела прямо на грудь Оксаночки. Такого не ожидал и я, зато последующие извержения пришлись ей на живот. На этот раз их было довольно много, так кА я не занимался собой порядочно, если вспомнить все последние события.
Пришло облегчение. Я завалился рядом с Оксанкой. Та прижалась ко мне всем телом, положив руку на мою грудь, закинув ногу и размазывая семя между нашими телами. Ее тело приносило умиротворенность и радость. Я обнял ее, наслаждаясь ее обнаженным телом.
— Ты сводишь меня с ума, — доверилась Оксаночка.
— Ты сама сведешь, кого хочешь, — отвечаю я, целуя в краешек губ. Ее пальчик скользит по моей щеке.
— Я сильно распутная?
— Ты распутна настолько, что нравишься мне.
— Мне так хорошо с тобой, — она устраивается у меня на плече.
— Нам хорошо вдвоем, — подытожил я.
— Да, — соглашается Оксаночка. — Хочу быть вместе с тобой.
— Ты со мной. И внешне и внутри.
— Тебе понравилось? — она вновь подняла голову и смотрит на меня.
— Да. Ты реализуешь мои мечты.
— Как и ты. Вот бы все это заснять.
Оксанка продолжает меня удивлять. Кажется ее сексуальный аппетит очень большой.
— Серьезно?
— Угу. Посмотреть на себя со стороны. Я часто мечтала побыть на месте актрис в фильме или журнале, разглядывала себя в зеркало, думая как буду выглядеть со стороны.
— Выглядишь возбуждающее. Лучше всех моделей и актрис
— Болтун.
— Хочешь сниматься в фильмах для взрослых?
— Вряд ли. Я хочу быть с тобой. Тогда я согласна на все, и все хочу.
— Я твой катализатор.
— Ты дал мне почувствовать себя женщиной. Без тебя я не ощущаю ничего.
— Наговорила:
— Я серьезно, — возразила Оксанка. — Она мне так и сказала: .
— Кто сказал?
— Галина Александровна.
— А-а-а. — понял я, и сопоставил некоторые факты. — Поэтому ты мне и заехала по физии?
— Угу.
Их прихожей донесся звук открываемой входной двери. Родители!!! А мы в таком виде!!!
— Встаем, — скомандовал я.
— Зачем.
— Предки вернулись.
— Ну и что?
— Ты не боишься?
— Ни капельки. Я же говорила — с тобой мне ничего не страшно. Пусть видят, что нам хорошо.
— Извращенка.
— Твоя извращенка. — смеется Оксанка. Слава богу, я хоть дверь прикрыл.
Как ни странно, мы продолжаем лежать, тесно прижавшись, и слушаем, как родители хлопочут по своим делам в доме.
— Самая дорогая извращенка, — я крепко целую ее в губы. Она с готовностью отвечает.
— Валик ты спишь? — спрашивает мама из-за двери. Откуда она знает, что я дома? Где мы оставили следы? Кофе? Да. Все? Нет, еще обувь на входе: моя и Оксанки.
— Да, — отвечаю я, — Мы тут с Оксаной, алгебру делаем. Сама Оксаночка, беззвучно смеется.
— Не буду мешать. Только смотри уже поздно становиться.
Мама оставляет нас в покое. Хорошо, что она не обращает на мои странности внимания. Спасибо Наставница. А Оксанка снова устраивается у меня на плече. Ей все нипочем. Но как приятно держать ее обнаженную в своих объятиях. Не хочется думать ни о чем, а просто наслаждаться ощущением тел и чувством близости.
Мы лежим, не шевелясь, минут десять.
— В самом деле, поздно уже. Твои беспокоиться будут.
— Угу, — мурлычет в полусне Оксаночка.
— Оксаночка, ты слышишь меня?
— Угу.
— Женщина, как тебе не стыдно?
— Стыдно, когда нечего показать.
— Встаем, — и первым подаю пример, освобождаясь от ее объятий.
Помыться мы не сможем, придется обойтись пока без душа. Натягиваю трусы, собираю одежду Оксанки и отдаю ей и продолжаю облачаться дальше. Та тоже начинает одеваться, не стесняясь меня. Наблюдать, как собирается женщина, тоже удовольствие, и я не преминул им воспользоваться. Оксанка собралась довольно быстро. Вещей на ней было и так мало. Вот только прическу ей пришлось поправлять без зеркала. Такого добра пока в моей комнате не водилось, а надо, в конце концов, его завести, ведь и мне тоже может оно понадобиться.
— Я готова, — доложила Оксанка.
— Алгебру не забудь, — подшучиваю над ней.
— Я тебе такую алгебру закачу:
— Верю, верю, — спешу ее успокоить ее. — Только у тебя мы алгеброй занимались, здесь — тоже.
— Значит, у нас будет теперь две алгебры. Одна для школы, а другая — для нас двоих.
— Вторая алгебра мне нравиться больше.
— И мне нравиться, — она потянулась ко мне, и я не смог отказаться обнять и поцеловать ее.
— Идем.
Мы вышли из нашего убежища. Мама и папа сидели в зале и смотрели телевизор.
— Я провожу Оксану, — сообщил я им.
— Хорошо, Валик, — обернулась мама.
— До свидания, — скромно попрощалась Оксаночка.
— До свидания.
На улице темно. В наших переулках без освещения можно и ногу подвернуть, если не быть осторожным. Оксаночка идет под руку, и прижимается ко мне. Она ворвалась в мою жизнь, как яркий метеор и застряла в ней прочно и скорей всего навсегда. Смогу ли я порвать с нею? Честно говоря, не знаю, но чувствую, что это не получиться просто. Она вся раскрылась мне навстречу внезапно, бесстыдно, откровенно. Она стала женщиной для Валентина. Для того Валика, который становится Вальрисой, и сам уже многого в себе не понимает. Она действительно поддерживает и стабилизирует мою мужскую половину, и испытывает от этого радость и наслаждение.
Сегодняшнее бесстыдство и распущенность для меня откровение. Откровение и для всех остальных, если судить по окружающим, которые знают ее как примерную и послушную девочку. Притворство это? Влияние второй моей ипостаси, или кого-то связанного с нею? Можно быть распущенным сверх меры в мечтах дома и одновременно образцом для окружающих. Человек с двойным дном. Как и я. Только ее двойственность теперь может исчезнуть, и она станет самой счастливой девчонкой на свете. Может именно этого она и хочет?
— Завтра зайдешь? — интересуется Оксаночка. — Делать Алгебру.
— Завтра занят, — с неохотой отвечаю я, так как должен быть у Адари. — Но алгебру мы не можем бросить.
— У тебя появились какие-то секретные дела.
Она намекает на тот день, когда я встречался с Виктором Андреевичем.
— Это связано с моим вторым я, — выдаю ей полуправду.
— Твое второе я меня тоже очень интересует.
— Всему свое время.
— Наше время уже наступило, — заявляет она и прижимается ко мне всем телом. Мы как раз находимся у нее в подъезде, поэтому я ее от души целую.
— Беги. Никуда я от тебя не скроюсь.
— Это точно, — и она убежала вверх.
