Пустынный пляж, говорит сам за себя – конец сезона. Еще неделю назад здесь бурлила жизнь – классные телки в бикини, поджаренные на солнце, потные тела на любой вкус, ласковая вода с прозеленью в мелком море, теплое вино в трехлитровом баллоне и сказочные вечера после дискотеки с залетными, столичными девицами, ищущими приключений. Теперь этого нет. Грустно. Остается лишь закрывать сезон на любимом пляже банкой вина.
– В следующем году будет еще лучше, – глубокомысленно протянул Эдик.
Он держал в руке граненый стакан, наполненный мутноватой жидкостью доброй тёти Даши. Поговаривали, что она для крепости и духу подсыпает в вино табак. Брешут, наверное, но ее пойло по голове бьет знатно.
– Будет, будет. Ты давай, тару-то не задерживай.
Эдик, наш философ, самый старый из нас. Как подопьет, так и начинает: о жизни, о смерти или еще какую чушь нести. Сидел он. Ни за что сидел. Трахнул однажды малолетку, а она, дура такая, маме и выложила все. Мама кажется краевым народным судьей работала, подняла вонь до самой Москвы. Напрасно девка в слезах орала: «Люблю я его! Люблю! » Мамаша оказалась последней стервой, посадила таки нашего Эдика, правда по легкому, не на полную катушку, всего два года, плюс амнистия вовремя подоспела. Облажался. С кем не бывает? Вот и торкнуло его на мозги в тюрьме.
Толян отобрал стакан у Эдика, не дождавшись пока он выпьет, и передал мне.
– Хороша, падла! – крякнул я, глотнув одним махом полстакана вина. – Пойду, пожалуй, отолью, не помещается уже.
Генка хмыкнул принимая от меня стакан: «Смотри, в штаны не на ссы!»
– За кого держишь?
Я отошел недалеко, с вожделением расстегивая ширинку и окидывая взглядом унылый, заброшенный пляж. По кромке воды, в нашу сторону, неспешно брела парочка влюбленных. Волны мягко стелились по песку, задевая босые ноги девушки, парень шел немного дальше воды и держал в руке красные сандалии. «На дикий пляж ее ведет, там все ебутся» – подумал я, заканчивая поссать.
– Мужики, смотри, кто идет!
– А! Знаю их, у Степановны остановились, с мамашами. – Сказал Толян, осторожно приподнявшись над кустами нашего убежища. – Идиоты, разве кто берет предков на море отдыхать? Видать проблемно ее пялить на глазах у всех мам, вот и тащит в дикушник.
– Давайте над ними приколемся? Посмотрим, как он ее ебать будет? – Возбужденно произнес Генка. Ну, ясен пень, молодой еще, первый сезон с нами.
– Тюююю. – разочарованно присвистнул я – оно тебе надо? Если бы самому ебать:
– Так, баба, пиздатая! Ты глянь, ты глянь!
Да, девушка действительно была хороша, и фигура, и личико, и ножки – все при всем. А попка! С такой, лишь анальный секс, регулярно и как можно чаще. Хм, и белая, белая кожа, мы по сравнению с ней настоящие эфиопы. Северянка, коню понятно. Парня мы не рассматривали, да и интересовал он нас, поскольку шагал рядом с этой ослепительной снегурочкой.
– Так в чем дело? Давайте ее поднимем вчетвером? – удивился Толян, глядя на нашу перепалку. В сущности, мы и говорили с Генкой об одном и том же.
– Я, пас, – сказал Эдик икнув. – Давайте лучше выпьем.
– Ты чё? Как не родной совсем.
– У мужиков, патроны считаны, выданы один раз и на всю жизнь.
– Да ты, ебанулся, Эдик. Не далее как вчера, кого ебал? Анку, последнюю шалаву, на нее патронов не жаль было? Не выёбуйся, давай.
– Хуёво мне что-то, вы начинайте – я, потом присоединюсь, проблююсь, может, полегчает?
– Ну и залупа же ты, хитрожопая, философ, – беззлобно проворчал Толян, – как халява, так в три глотки, как работать надо, в кусты посрать.
План созрел мгновенно. Да мы его и не обсуждали даже, потому, что гениально прост: Типа; будет, как будет. Парень не в счет. В крайнем случае, пиздюлей отвалим, он и завянет, но желательно этого не допускать, мы же не выродки какие, понимаем, что приезжих бить нельзя, иначе у нас не будет так многолюдно каждое лето.
Пора! Они уже поравнялись с нами.
– Эй! – Крикнул я, выглядывая из кустов, улыбнулся, дружелюбней не бывает. И шепнул своим притаившимся товарищам: «Потрясающая, девушка».
– Да не гони, ты. Работай, давай, лучше.
– Привет, ребята! – продолжал я работу. – Вы случайно не со спичками? Уши пухнут, а домой идти, такая лень.
– У меня зажигалка, – отозвался парень.
– Потянет! – Я сказал это с такой радостью, что тут же себя отдернул, не переиграть бы, пошел к ним к прибою, – Кхе, кхе. А я, вас знаю, вы у бабки Степановны остановились.
– Точно! – Парень выглядел, более чем добродушно, с услужливой улыбкой подал мне зажигалку.
«Ууууу, лопух. Ну, это к лучшему»
Я прикурил, сладко затянулся, будто не курил последнюю неделю подряд.
– Классно! – Сказал, возвращая зажигалку. И вдруг, словно вспомнив, воскликнул. – Ой! Что же мы будем делать без огня? Через десять минут снова захочется. Знаете, что? Давайте разожжем костер?
– Давайте! – воскликнула девушка с энтузиазмом.
Мда: Видимо не очень хочет переться на дикий пляж с этим солодоватым горе-блядуном. Наверняка отмазу ищет. Милая! Мы, твоя отмаза. А то ж:
– Вы никуда не торопитесь? – Подхватил я ее энтузиазм, многозначительно взглянув ей в глаза. – Познакомлю вас с моими друзьями, выпьем за знакомство. Минут двадцать потеряете, не беда?
– Конечно! Конечно, Алеша, давай посмотрим, как костер разжигают?
Она, наверное, дура тряпочная или совсем парниковая, раз не видела ни разу живого костра. Но, скорее всего не хочет ебаться. Однозначно, догадывается, куда тащит ее этот бабушкин недоносок. Ничего, с нами захочет!
– Кстати, – бестолково поддакнул я, – туда, куда вы идёте, песок уже холодный. Завтра в полдень сводим вас, ну, очень, замечательное место.
– Ладно, – согласился Алеша недобро сверкнув глазами в мою сторону, – не больше двадцати минут. Мы торопимся.
– А куда мы торопимся? – Весело защебетала девушка с явным облегчением.
– Как же! Мама волноваться будет.
Мама волноваться будет! Я чуть не лопнул, пытаясь удержаться от хохота. Отвернулся, чтобы они не видели, как у меня из орбит лезут глаза от натуги. Не хочется вот так обломить, начавшуюся переть фортуну. Не дай, господи, обидятся и все, провал. Меня здорово выручил Толян. Он поднялся нам на встречу.
– Ура! – завопил он и продекламировал, – чую, индейским духом пахнет. О, дайте, дайте сигарету!
– Сейчас костерок разведем, – торопливо сказал я, загоняя насмешку, хрен знает куда.
Генка, как самый молодой, бросился собирать в песке, обкатанные морем до белизны и пересушенные солнцем, дрова.
– Это мои, друзья – представил я по-простецки. – Тот, кто понесся дрова собирать – Гешман, вот этот здоровенный – Торкман, я Душман. А вон там, слышите, в кустах вэкает? Это блюёт, наш, всеми уважаемый, профессор Эшмаль.
– Вы евреи? – прыснула девушка.
– Что, вы? Обижаете. Мы, китайцы!
– А меня зовут Лена, а это мой братик, Лёша.
Мы с Толяном многозначительно переглянулись. Кого ебать повел на дикий пляж, сучёнок? Нравы, блядь. Ну, такую, раз плюнуть раскрутить на ромашку, если с родным братом порется.
– Мы из Тюмени приехали, – продолжала Лена, словоохотливо.
– Оно и видно, – сказал Толян, наливая из баллона полный стакан вина.
– Почему?
– Бледные очень. Лишь из страны деда Мороза такими приезжают, – гордо произнес Толян и поиграл загорелыми мускулами, – Так, ребята, будем считать вас опоздавшими, посему штрафная.
– Но это много! – сделал попытку противостоять Алёша.
– Да ты, чё, Алекс? Это же компот, от него ни в голове, ни в жопе.
– А если мама унюхает? – продолжал сомневаться Алёша, но стакан взял.
– Конечно, унюхает, – прыснул я, – тебе сколько лет?
– Ну, шестнадцать.
– Знаешь сколько лет Гешману? Ему пятнадцать и он давно послал нахуй, маму с ее контролем.
В это время появился Генка с огромной охапкой дров. Девушка манерно всплеснула руками от предвкушения зрелища. Она читала в книжках, что это хорошо, но ни разу не видела. Вот отсталая! Я почувствовал себя при этом, чуть ли не учителем Хон Шу.
– Никогда не видела, как разжигают? – небрежно выпятив губу, словно знатоквсегонасвете спросил я.
– Нет.
– Давай, пей и я тебе сейчас покажу. До дна пей! У нас в Китае не принято халтурить!
Я знал, что пока буду возиться с костром и девчонкой, мои друзья не будут зевать и накачают вином братишку до поросячьего визга.
– Вот, посмотри сюда… – нравоучительно произнес, дождавшись пока девушка с содроганием выпьет полный стакан термоядерной мути. Вот, вот, меня точно так же корежит от него.
Я пытался флиртовать с Леной, разжигал костер и краем глаза наблюдал за бурно развивающейся драмой. Толян – бог Бахус, или его верный последователь, только он, так может убедительно, за короткий срок, сломить сопротивление и до упора залить вином желудок кого угодно. Да хоть слона!
– Вот, ты говоришь, мама, мама, нас ведь тоже не дельфин родил. А мне мама все время говорит: «А ну, Торкман, сынок, налей стаканчик»
– Да я, что? Я ничего, – оправдывался Лёша, едва удерживая в нетвердой руке стакан. – Мы с батей тоже, выпиваем в нагляк при матери. Вот, ей богу!
– Молодееееец! За это тебя и уважаю! Пиздатый, ты мужик, Алекс. Держи пять, братишка! Давай хлобыснем еще? Наливай, Геш.
– Ребят. Я тоже вас уважаю очень! Ребят. Вот, всю жизнь хотел попробовать анаши, у вас случайно есть? У нас там, на севере, какая анаша, бля?
– О! – Закатил глаза Толян, – От кропаля анаши, все мы будем хороши.
И я понял, история приобретает более интересное развитие, в плане поебаться. Теперь девочке, точно пиздец, если конечно философ не выкурил всю анашу, затаившись в кустах. У этого придурка, хватит совести захарчевать без друзей.
– Эй, профессор, хорош блевать, выдь. Народ хочет план! – крикнул Генка в сторону укрытия Эдика.
– Кто не курит план, тот отъявленный: мерзавец, – поддакнул Толян.
Наконец, долго возившись, из-за кустов, появился Эдик, изрядно помятый и замученный рвотными упражнениями.
– Ооооооо! – в голос застонала команда совращенцев. – У тебя есть план, мистер Фикс?
– Есть ли у меня план? Есть ли у меня план? У меня есть два плана!
Кстати и костер запылал под восторженные возгласы девушки. Она радовалась искренне и по детски, хлопала в ладоши, восхищенно приплясывала. И глаза такие счастливые! Бляха-муха. Точно, никогда не видела. Я гордился собой.– Ты, хочешь попробовать, Ленчик? – с придыханием шепнул девушке, с которой сложились довольно доверительные отношения, за время возни у костра.
– А, что это такое?
– Я тебя научу, это такая штука, от которой в тысячу раз более хорошо, чем от вина.
Лена, смутилась, пожала плечами. Хочет, же! В доску разъебусь, уболтаю.
– Да. Если конечно это не больно.
– Нееее. – я был убедительным как никогда – Это не больно. Просто курить надо, как сигарету. Ты же курила? Вот при мне же курила.
– Да. Тогда я попробую, если не надо колоться.
– Вот колоться не надо. Это, мы не приветствуем. Как сядешь на иглу, хуя отвертишься.
Мы расположились вокруг костра, ну прямо – настоящие индейцы, во время мирных переговоров. Главное в нашем деле, это священнодейство. Создать ореол таинственности и тогда любая инсинуации прокатит. Вот же ж блядь, как повезло! И солнце село, и крашеное небо в волшебную бирюзу с огненной полоской на стыке с морем, и трепыхающийся костер, и мы, торжественно скрестив ноги по-турецки, выпрямили спины, опять же, море вкрадчиво шумит… Инопланетный мир… А чего мне пиздеть?
Северяне в точности копировали наши жесты и поведение, отнесясь к этому с не меньшей серьезностью, чем мы. Нашим шаманом будет Эдик, он эффектнее всех забивает косяк, артист и точка. Тюремная выправка, понимаешь.
– Запускайте стакан по кругу. – Таинственно произнес Эдик-шаман, мгновенно ухвативший роль и суть, сосредоточенно проделывая заученные движения и пассы.
Вот ведь волшебник! Даже я залюбовался, что говорить о наивной, глупенькой девочке? Она с затаенным восторгом смотрела во все глаза, не пропуская ни одного пасса. Будто боялась, словно в детстве, что фокусник вновь наебёт. А ведь наебёт! Мы-то, все знаем заключительный трюк Эдика.
Стакан пошел по кругу, мы выдумывали правила и режиссуру на ходу, дополняя ритуал новыми тонкостями. Генка, вздохнул, коротко глянул на небо, да так, что северяне и мы, в том числе, последовали его примеру. Сделал глоток. Посмотрел на небо еще раз и опять пригубил.
– Зачем, это? – шепотом спросила меня Лена.
– Не разговаривай, – шикнул на нее я, сам не зная, зачем это.
Генка показал три пальца, передавая стакан Толяну. Толян глотнул, произнес совершенно идиотскую фразу: «Ахалбара» Сделал еще два глотка с фразами «Буримэ» и «Дюк». Показал четыре пальца, передавая стакан Алексу. Ну, как закончится все, я ему пиздюлину дам, чтобы знал, как портить впечатление от ритуала.
– Что делать? – Взволнованно спросил Алеша, внезапно протрезвев. Он так к этому серьёзно отнесся, меня пиздец бьет и колбасит.
– Загадай желание и выпей четыре глотка, как я показал тебе, – не моргнув глазом, сказал Толян, – если знаешь заветные слова, произнеси.
– Я не знаю, заветных:
– Тогда, просто выпей и покажи сестре пять пальцев.
Алёша глубоко вздохнул. Сделал два жадных глотка подряд, произнес » Килиманжару!» Меня даже передернуло от такого кривляния. Напыщенный уёбок! Но, то, что в стане Буратинов прибыло, безмерно радует. Сделал еще глубокий вздох, выпил оставшихся два глотка и торжественно показал Ленке пятерню. Она, закрыв глаза, медленно делая расстановки между глотками, выпила стакан до дна. Интересно, что она себе загадала? Вот будет смешно, если захотела, чтобы мы ее выебли. Так все просто, а мы театр устроили!
Девушка протянула мне пустой стакан и шепнула потупившись: «Извини, я все вино выпила» – Ничего, кому не досталось вина, повезет вдвойне.
Я приложил стакан ко лбу медленно раскачиваясь и закрыв глаза, напряженно подумал уже и сам веря в наш цирк: «Вот бы мне первому ее трахнуть!» Резко отнял стакан ото лба. Будет, что будет! Молниеносно развернулся всем корпусом и поцеловал девушку в губы. Губы у нее мягкие, мягкие, и натурально розовые – никогда не видел таких. Она вспыхнула, часто заморгала, глядя мне прямо в глаза с неописуемым изумлением. Вот те на! Я что, угадал? Или просто удивил своей выходкой?
Братишка ничего не заметил, он уже расплылся пьяной медузой на песке и если бы не Толян, что поддерживал его за локоть давно бы свалился мордой в костер. Накачали его мастерски. Блядь! Нет, такой премии на свете, что заслуживает, Толян. Пожалуй, не буду давать ему пиздюлину.
Эдик в это время заканчивал, сделал в заключении два охуительных пасса и.. смачно облизал папиросу. Твою мать! Он хоть рот полоскал после блевоты? Еще пара красивых жеста и папироса полетала в костер. Ахнули даже мы, давно привыкшие к его выходкам. Убью, зараза!!! Но он ловко выхватил папиросу прямо из огня голой рукой и, завалившись на бок, прикурил, приблизив лицо к огню. Шаман. Даже волосы не подпалил. Я искоса глянул на Лену, которая чуть не захлебнулась в восторге. Немного кольнуло ревностью. Крут, крут, ничего не скажешь. Но я, ее выебу первым.
Шмаль пошла по кругу, все смотрели, с почти религиозным экстазом, на сизый дымок исходящий с ярко-малинового кончика и вдыхали ни с чем не сравнимый аромат. После Эдика затянулся Генка, он свел глаза к переносице, зачарованно гипнотизировал приближающийся огонек. Набрал дыма в легкие, затаил дыхание, передавая папиросу Толяну. Резко выдохнул «Уху-хууууууу»
– Так надо? – Спросила меня вновь Лена, пододвигаясь ко мне ближе и прижимаясь плотнее.
– Ага, – кивнул головой, я, разглядывая за топорщившимся между пуговиц халатом ее белое тело. – Чтобы видеть радостные картинки, иначе впустую.
– А они красивые?
– Посмотришь
