Я сижу на скамейке ходового мостика пассажирского катера «Мухалатка» и смотрю на медленно темнеющее, чистое небо, с которого недавно сползло солнце. Катер ошвартован к причалу левым бортом, в него грузятся пассажиры, желающие совершить двухчасовую прогулку в сторону открытого моря и на обратном пути полюбоваться огнями ночной Ялты.
Я смотрю на большие круглые судовые часы, прикрепленные к переборке в ходовой рубке. До отхода осталось чуть больше пяти минут. Боюсь, что Ксюшка не успеет. Она сидит на корточках передо мной и сосет член, посапывая курносым носиком с тремя веснушками.
Она с наслаждением обхватывает тонкими губками головку члена и, лаская ее снизу язычком, двигается вперед-назад. Ее старания приятны мне, но не доводят до оргазма. Слишком несексапильной кажется она мне: молодая — осенью будет шестнадцать. И худая — ни сиськи, ни письки и жопка с кулачок.
В нашей паре у меня проблемы с оргазмом. Я подолгу не мог кончить на Ксюшке, частенько влагалище успевало высохнуть, пока я пыхтел.
Черт побери, иногда мне хотелось встать, набить ей морду и уйти. И чего я связался с малолеткой? Ведь мне всегда нравились женщины постарше, к тридцати, такая, как Мила, которую жду завтра, чтобы отвести душу с ней. А эта плоскодонка, так, на безрыбье и рак рыба.
Ксюшка чмокала себе и чмокала, а я пытался вспомнить что-нибудь сексуальное, чтобы кончить. Но не был уверен, что успею до отхода. Тогда придется вести Ксюшку в каюту и уж там доводить дело до победного конца с большими физическими затратами с моей стороны.
В тамбур заглянула женщина лет двадцати семи, приятная во всех отношениях, особенно бюст. Она поняла, что попала не туда, мельком глянула на нас и хотела уже выйти. Но вдруг поняла, что мы делаем что-то не совсем обычное, и посмотрела еще раз.
Недоумение на ее лице сменилось осознанием, губы чувственно приоткрылись, уголки их поднялись в еле заметной улыбке, а глаза блеснули. Я улыбнулся в ответ и подмигнул ей. Лицо женщины вспыхнуло, будто это ее застукали за минетом, а не Ксюшку.
Она потупилась и слепо, ударившись о косяк, вышла из тамбура. Задница у нее была крутая. Я представил, как наклонил бы эту женщину вперед, крепко сдавил ягодицы и засунул член в ее тугое, давно не беспокоенное влагалище. Уверен, что она замужем, но отдыхает одна или с детьми и уже неделю-две, если не больше, ласкает себя сама. Я пофантазировал, как она это делает, представил, будто бы она сосет мой член, — и сразу кончил.
— Умничка! — похвалил я Ксюшку, погладил по голове. — Успела! А теперь марш домой!
Наступает завтра, жду Милу.
Но часов в пять вечера снова приперлась Ксюшка. Я бы сразу отправил ее домой, но сидел без денег и голодный, а она принесла хавку — вкусную и много.
Мама ее работала поваром в кафе и каждый вечер возвращалась домой с полными сумками жратвы. Примерно половина маминой добычи поедалась нашим экипажем. Я с удовольствием пожрал, но тратить на Ксюшку сексзаряд не собирался. По-хорошему она уходить не хотела, а по-плохому у меня никак не получалось: когда я сытый — я добрый и не могу хамить девчонкам.
Она, зараза, догадалась, почему я ее выпроваживаю, и уперлась. Она была жутко ревнивая. Мне кажется, она любила меня еще и за то, что я постоянно давал ей повод для ревности. Подозреваю, что ревновать и любить для нее одно и то же.
Мы сидели в верхнем салоне и болтали ни о чем. Лунь заступил на дежурство, засек нас. Я был уверен, что меня он не заложит, да и Ксюшка скоро должна отвалить…
Мила все не шла. Когда я в очередной раз спросил у Ксюшки время (у меня часов не было), заметил легкую улыбку в уголках ее губ и понял: точно догадалась, что хочу поебаться с другой, вся исходит ревностью.
Не люблю, когда обламывают мои мероприятия, и не прощаю. Ксюшка почувствовала это и замерла со склоненной головой, ожидая, что вдарю. Однажды я по пьяне провел с ней воспитательную работу, лечил от ревности. Дней пять с синяком ходила. На этот раз удержался и решил наказать ее по-другому…
Сперва я решил: дерну ее в очко. Это я с ней уже проделывал однажды. Очко у нее слишком узкое для моего члена. Ей было очень больно, плакала, но не обламывала, терпела до конца. Правда, я растер себе головку и потом несколько дней мучился…
