Я скрестил руки на груди, не думал, что попаду в точку. Эрик не мог сопротивляться Норберту, этот мужланистый бюргер имел странную власть над моим партнером. Стоило Эрику поехать в Бон, как он изменял мне с мужиком, похожим на лавочника, некрасивым, недородным, обычным пивным алкоголиком. И чего только Эрик находил в нем, я понять никогда не мог.
– Что мне сделать, чтобы ты простил меня, Эндрю? – Эрик ползал у моих ног, роняя горькие слезы.
– Ну хватит! – я поднял его сильным, резким движением. – Я тоже в Нью-Йорке не в монастыре жил. Проехали.
Эрик приник ко мне, вздрагивая от рыданий, а я отчего-то представил Норберта и передернулся от отвращения. Захотелось отослать своего друга помыться. Хотя я знал, что он уже давно вернулся, давно дожидался меня, но не мог отделаться от мысли, что сальные руки этого мужлана ласкали моего малыша, дарили ему странные, непонятные мне ласки. Чем он зацепил-то, никогда до меня не доходило. Спрашивать я не решался, поскольку Эрик всегда болезненно переживал свои измены, в которых он обязательно сознавался.
– Я больше никогда, никогда, клянусь… – стонал Эрик. Я поцеловал его и ушел в комнату, почему-то мне ничего не хотелось, ни прикосновений, ни ласк, ни секса.
Я прилег на кровать и закурил. Представил Марка, как он сидит в одиночестве, как смотрит на телефонную трубку, ожидая моего звонка. Что он тогда сказал? Будет ждать меня на том месте, где я его оставлю, как собака, брошенная хозяином, интересно. Я улыбнулся, проследил за сизоватым дымком, поднимающимся к потолку. Соврал, конечно соврал. Не успел мой самолет оторваться от взлетной полосы, как Марк сайгаком поскакал в казино, просаживать деньги, которые я оставил ему. «Надо было назначить поверенного, – думал я, – чтобы он контролировал финансы. Выдавал бы нужные суммы и только на самое необходимое. Сам закупал продукты и строго следил за расходами моего слуги. Хотя, – рассуждал я дальше, – это был бы еще один слуга, а потом к этому слуге понадобился еще один слуга и так до бесконечности, а зачем мне это, и одного достаточно».
В дверь поскреблись.
– Ты ужинать будешь? – голос Эрика дрожал, похоже, он все еще переживал, бедный мальчик.
– Нет, ешь без меня, – я постарался сделать голос как можно мягче, но отчего-то образ Норберта всплыл в моем сознании: толстые влажные губы, короткие жирные пальцы и огромный отвислый живот. Видимо, интонации моего голоса ожесточились от этого видения, потому что я услышал, как Эрик всхлипнул за дверью. Он больше ничего не сказал, постоял еще немного, видимо, решаясь на что-то, а потом ушел.
Я лежал, курил сигарету и думал: «отчего я так устроен, сам изменяю, и ничего, а стоило другу пойти налево, я тут же влезаю в бутылку. Да нет же, – рассуждал я, – у меня все мужики, как мужики, а этот выбрал себе, тьфу, без слез не глянешь, можно охарактеризовать Норберта одним словом – мужлан, никогда бы не подумал, что такой способен на пылкую связь с чувствительным и ласковым Эриком».
Похоже я задремал, потому что когда проснулся на часах было два ночи, а лег я в девять, время пролетело незаметно. За дверью послышался шорох и уже не первый, поскольку я и сквозь сон, что-то слышал. Видимо, Эрик топтался около моей комнаты, но войти не решался.
– Эй, что ты там бродишь? – спросил я.
– Ты не спишь? – голос снова дрожащий, и это начинает раздражать, не люблю когда он такой рохля.
– Заходи, раз уж все равно топчешься там.
Эрик открыл дверь, заглянул и тихонечко проскользнул в комнату. Я приподнялся, облокотился на локоть.
– Ну, чего тебе?
Высокий и нескладный Эрик подошел к кровати, бухнулся на колени, обнял мои ступни, прижался к ним лицом.
– Накажи меня, умоляю, – прошептал он, – мне не вынести твоего равнодушия. Накажи меня.
Он пополз вдоль кровати на коленях, оголил плечи и покорно склонил спину передо мной. Я знал, как мой малыш не любит подобных игр, ненавидит наказания, видимо припекло его здорово мое поведение, раз он решился сам напроситься на подобное.
Шелковистая ткань халата соскользнула по спине, заструилась возле его ног, и я увидел, что Эрик абсолютно обнажен.
– Прекрати, вставай и ложись. – Я похлопал по постели.
Эрик замотал головой.
– Меня надо воспитывать, Эндрю, я виноват перед тобой, накажи меня…
Я не знал, что двигало им: угодить мне, ведь он знал, как меня заводят подобные игры, или действительно настолько чувствовал себя виноватым, что хотел пройти через наказание и очистить свою душу.
Обнаженный, покорно склонившийся передо мной Эрик, в этот миг был таким сладким и соблазнительным, что я потянулся к нему. Он ухватился за мою руку и с жаром припал к ней губами.
– Я виноват, Эндрю, прости меня, только не игнорируй…
Я присел и свободной рукой ударил его по лицу, не сильно, только чтобы прочувствовал. Эрик вздрогнул, но не отвернулся, подставил лицо для следующего удара. Глаза его горели лихорадочным огнем, и в них стояли слезы и мольба.
– Я грязный, Эндрю, накажи меня, воспитай меня, сделай меня таким, каким ты хочешь, прошу тебя… – он шептал эти слова, а я видел, что делает он это не искренне.
– Убирайся! – крикнул я, – уходи отсюда!
– За что? – Эрик ухватился за мои руки, повис на них, заплакал. – Избей меня, умоляю, издевайся, отлупи ремнем, только не прогоняй…
– Да не сержусь я на тебя, – я прижал Эрика к себе, – не сержусь, не нужно себя ломать, чтобы сделать мне приятное, мне этого от тебя не надо.
– Я не ломаю себя, я нуждаюсь в том, чтобы ты избил меня, ведь другого ты ничего мне не даешь, так пусть хоть синяки, хоть что-то, лишь бы видеть, что ты все еще что-то чувствуешь ко мне…
Он всхлипнул и опустил голову мне на плечо.
– Глупый мой малыш, ну что ты несешь? – Я погладил его по спине, и он задрожал, снова поймал мою руку и стал целовать ее.
Я лег и уложил его рядом, он ткнулся лицом в мою грудь и обнял меня руками, прижался всем телом, всхлипывая и вздрагивая.
– Я люблю тебя, я так сильно тебя люблю! – Эрик пополз вниз и принялся ласкать меня ртом, он всегда делал это чувственно и старательно. Я откинулся на подушку и вздохнул.
– Я тоже тебя люблю, малыш.
Спустя два месяца я собрался в Россию, меня давно звала в гости сестра. Эрик было собрался со мной, но потом расхворался и решил остаться дома. Тогда-то и пришла мне в голову мысль позвать с собой Марка.
– Хозяин!. . – привычно отозвался он в трубке, – как дела?
– Не хочешь прогуляться?
Он ждал меня в аэропорту. Высокий, статный, мужественный. Я наблюдал за ним, время позволяло постоять в сторонке. Марк не смотрел по сторонам, только на двери, он ждал. Изредка вздрагивал, вскидывался, глаза его загорались неподдельной радостью, но тут же гасли, как только он понимал, что обознался, широкие плечи никли, а взгляд, изголодавшегося, раненного зверя, так и буравил дверь. Мне было приятно замечать взгляды женщин, полные восхищения, которым они одаривали Марка, проходя мимо. Но так же, я неосознанно радовался, что мой слуга ни на одну из них даже мельком не взглянул, сконцентрировав все свое внимание на входящих людях.
– Прозевал ты меня! – я подошел сзади и не успел даже сообразить, как оказался в его объятиях.
– Раздавишь! – задыхаясь, возмутился я.
– Хозяин!. .
Мне показалось, что Марк борется с желанием расцеловать меня и он уже почти наклонился, но я представил эту картину и рукой остановил его.
– Не время, позже.
– Я так рад видеть тебя.
Мы взошли на борт самолета, и я позволил Марку сесть у окна. Он накрыл своей широкой ладонью мою ладонь, и я почувствовал как что-то твердое толкнулось в руку.
– Что это? – я взглянул на странный пластиковый предмет.
Марк ослабил воротник рубашки, и я увидел, что на его шею одет ошейник.
– Что за игры? – я усмехнулся и понял, что в моих руках дистанционка от электрошокового ошейника.
– Мне нужен контроль, хозяин, я едва удержался, чтобы не сорваться, только слово данное тебе еще держало меня, но руки, так и тянулись к фишкам, прости…
– Так ты не играл? – Марк отрицательно мотнул головой, – ни разу? – я не верил.
– Если сомневаешься в моей честности, лучше сразу выкини меня из самолета. – Буркнул Марк и посмотрел на меня сурово.
– Ты у меня хороший мальчик, – я погладил его по руке, – послушный, я верю тебе. Но никогда не смей решать за меня! – я сильно сдавил его пальцы, – я, и только я решаю когда и как накажу тебя.
– Да, хозяин! – прошептал он, взгляд его поменялся, и тут же был опущен долу. – Прости!
Щеки Марка порозовели, я видел, что ему приятно чувствовать себя немного униженным. Не успел я отпустить его пальцы, как он тут же схватил мою руку, слегка наклонился, прижал мою ладонь к губам, лизнул, поцеловал так нежно, что внутри меня все затрепетало. Я сильно пожалел, что взял билеты на сегодняшний рейс, надо было встретить Марка и отвезти его в свою городскую квартиру, у меня не было сил терпеть, поэтому оставалось мысленно взмолиться только об одном: «приземлиться бы, и поскорее!»
В гостиничном номере было уютно. Хотя в первое мгновение, как только мы выпроводили боя, притащившего наши вещи, нам было не до разглядывания обстановки. Мы бросились друг к другу, Марк словно ополоумел. Он буквально рвал на мне одежду, затем поднял на руки, целуя меня в уши, в шею, в плечи, понес к кровати, завалил, навалился сверху, придавив своей массой. Поцелуи, руки, дыхание – все это слилось для меня в единую форму наслаждения. Я отдавался своему возлюбленному с жаром и страстью, пока не заявляя на него своих прав, потому что видел, чувствовал и осознавал, что он соскучился, ждал меня с верной покорностью, а поэтому сейчас должен получить сполна. Марк вошел в меня мощно, без спроса, без раздумий, просто вломился, причинив боль. Я вскрикнул от неожиданности, не думал, что он может быть столь грубым со мной.
– Прости, хозяин, – зашептал Марк, проталкиваясь все глубже, я от боли зажмурился и почувствовал, как по моим щекам побежали слезы, а он все толкался, и я услышал, как он начал приговаривать – вот так, хорошо, вот так, давай, хорошо…
Марк жестко ухватил меня за волосы, вскинул мою голову максимально вверх.Я попытался прекратить это странное насилие, но Марк не позволил. Он жестоко осадил меня, придавил, заставил вытянуть руки вперед. Я сопротивлялся, но он подавил сопротивление. Руки мои были перетянуты ремнем, я задыхался от недавней борьбы и ничего не говорил. Марк подтянул меня к себе, поставил на четвереньки, лбом я уперся в твердую кожу ремня, связывающего мои руки, и вдыхал запах кожи, к которому примешивался запах Марка. Как я ненавидел его в эту минуту. Марк, снова вторгся в меня и сделал это с особой жестокостью, еще болезненнее. Все это было унизительно и возбуждение вдруг пропало, растворилось, заменившись на острую, неприятную боль. Я стоял на четвереньках, чувствуя, как меня насилует здоровый мужик, голова моя покачивалась в такт его движениям, а тело сотрясалось от боли. В этот миг я думал только о том, чтобы он поскорее закончил и отпустил меня, я больше ничего не испытывал, ничего не чувствовал, все происходящее мне не нравилось.
Наконец, все закончилось, и Марк повалился на постель, прижал меня к себе, обхватив руками и ногами.
– Пусти! – я дернулся, но стальные мышцы не разжались. – Сказал, пусти!
– Что? – не понял Марк и слегка ослабил хватку.
Я встал и, не глянув в его сторону, направился в душ. Мне хотелось смыть с себя его похоть. Сначала, я яростно намыливался, а затем просто стоял под теплыми струями воды.
– Прости! – он вошел в душевую, и я невольно отвернулся от него.
– Я тебя звал? – мой голос прозвучал слишком уж глухо.
Марк подошел ко мне и опустился к моим ногам, обнял колени, прижался щекой. Струйки воды побежали по его шее, змейками разбежались по спине.
– Я просто соскучился, – пробубнил он, – и ты не остановил меня, я подумал, что тебе тоже все по кайфу.
– Не по кайфу, как видишь! – зло произнес я.
Марк поднял голову, и мне показалось на миг, что он плачет, но это была только вода из душа. Синие глаза его смотрели на меня с мольбой, в них легко было прочитать раскаяние и боль.
– Я больше никогда так не поступлю, прости меня, – прошептал он, и я заметил, что он действительно плачет, покрасневшие веки выдали его.
Я наклонился и поцеловал его глаза, да, он плакал, я ощутил соль на языке.
– Не надо, не плачь, Марк, – прошептал я, испытывая, тем не менее, благодарность за его слезы, – я больше не сержусь на тебя, ты ведь хороший мальчик.
Он покачал головой.
– Ты знаешь, когда я стану хорошим мальчиком, хозяин, сделай это со мной, пожалуйста…
Да, это был не Эрик. Марк просил по-настоящему, он любил, то, что мы делали с ним, он играл в ту же игру, которая заводила меня. Мы вышли из душа, и Марк укутал меня в белое пушистое полотенце.
– Хозяин!. . – в глазах неподдельное желание, восторг и ожидание. Я размахиваюсь, и он подставляет мне свою щеку, бью наотмашь, сильно, так, что его голова дергается в сторону.
– На колени! – рычу я, чувствуя, как горячей волной поднимается желание. Хватаю Марка за волосы и бросаю на пол, он подчиняется, безропотно падает у моих ног, припадает к ним губами. Бью ногой по губам. – Не заслужил!
– Да, хозяин!
Покорный изгиб спины, сажусь на него сверху, хватаю за волосы и сильно задираю голову вверх, он послушен, только немного напрягает шею, но это не сопротивление, скорее, рефлекс. Целую, сильно и властно, и он отвечает, покорно и робко. «Сегодня я накажу тебя особенно жестоко, мой мальчик». Отпускаю его и толкаю ногой в бок.
– Надень ошейник!
Марк быстро встает и берет ошейник с тумбочки. Подносит его мне, снова оказывается на коленях, подставляет шею.
– Сказал, надень! – бью его по затылку, затем ногой под зад.
– Прости, хозяин.
Голос становится чуть хрипловатым, Марк обращается ко мне с придыханием, почтительно, готов сделать все что угодно, я сразу это чувствую, и возбуждение делает меня еще более жестоким. Едва дожидаюсь, когда он наденет «адскую машинку». Заставляю опуститься лицом в пол и беру ремень с кровати (им ты меня связывал?). Удар, и мой раб вздрагивает. Нажимаю на кнопку дистанционки ошейника в момент второго удара и вижу, как сотрясается тело моей жертвы.
– Вытяни руки вперед. – Беспрекословное подчинение.
Опять бью и вновь ток, пальцы его рук сжимаются, а все тело сотрясается в конвульсиях. Завожусь, и ремень начинает опускаться на ягодицы с завидной регулярностью.
Не торопясь обхожу его, вижу как напрягается мой раб. Встаю около лица и поднимаю ногу. Удар по его рукам, и в ответ жалостливый стон, еще раз удар по рукам, а за тем снова разряд тока, чтобы знал свое место. Поцелуи сыплются на мои ноги, и я чувствую, что он снова плачет, теперь уже от боли и унижения.
– Ты, кажется, осмелился поднять свой член и без спроса воспользоваться им? – задаю вопрос.
– Прости, хозяин! – ему стыдно, я это вижу и упиваюсь этим стыдом, он сейчас полностью зависим от моего гнева, и я наслаждаюсь его зависимостью. Размахиваюсь и бью ремнем по промежности, вот где у тебя точка взлома, мой мальчик. Марк упирается в ладони лбом, стонет так, что возбуждает меня окончательно. Теперь моя очередь вторгаться без приглашения. Беру его жестко, чтобы знал кто его хозяин, и Марк знает это, он стонет и прогибается, отдаваясь мне полностью. Я вижу, что в отличие от меня, его от этого ведет сильно.
– Раб! – шепчу, ухватив его за волосы, и снова задираю его голову вверх.
– Я ваша вещь, хозяин! – отзывается эхом мой слуга, и мы вместе кончаем. Это единый порыв, единая страсть. Такого со мной никогда не было, никогда и ни с кем до него.
– Спасибо, хозяин!. .
Я сижу в кресле, курю, а Марк обнимает мои ноги, не смея поднять голову и посмотреть на меня.
– Поднимись. – Он знает, что такой приказ позволяет лишь оторваться от пола, но ни в коем случае не подниматься с колен. Я разглядываю его тело, прищуриваюсь от дыма сигареты, он все-таки великолепен, этот чертов Марк. Встаю и вижу, как напрягается мой слуга. Он боится того, что его еще ожидает? Нет, это страх и обожание, он боготворит меня и боится, его страх и его любовь неразделимы.
– Ты иногда забываешься, раб, – обхожу его, встаю со спины, обхватываю рукой за шею и, сильно сдавливая горло, принуждаю выгнуться. Вижу, как соски моей жертвы постепенно наливаются возбуждением, твердеют.
– Сиди смирно, а иначе все закончится не начавшись, мой сладкий…
– Слушаюсь, хозяин.
Приношу сумку, в ней у меня привезенные вещи, все для того, что я задумал. Вынимаю набор игл для пирсинга, колечко из белого золота, которое сделали по моему заказу, средство для обработки места прокола, игл и серьги, а так же набор ватных тампонов. С удовольствием наблюдаю, за тем, как меняется в лице Марк, он бледнеет, следит за моими действиями со страхом в глазах.
– Руки за голову, и стой смирно, мой ягненочек. – Ласкаю его левый сосок языком и слышу возбужденный вздох.
– Ты покорен мне, раб? – спрашиваю, хотя знаю ответ.
– Хозяин, я в твоей власти…
– Хорошо, – оттягиваю сосок, – не вздумай кричать…
Марк сжимает зубы, бледнеет еще сильнее, в глазах неподдельный ужас перед предстоящей операцией. Прокалываю сосок иглой и слышу стон, вставляю кольцо, и вижу неподдельное обожание в его глазах. Он трется об мои руки щеками, лбом, лижет и целует их нежно и почтительно.
– Благодарю, хозяин!
Я снова возбужден, но на этот раз беру его ласково, он и так настрадался, и Марк отдает мне всего себя целиком, слегка вздрагивает, когда я особенно сильно давлю на израненные ремнем ягодицы.
– Какой ты сладкий, – шепчу я, целуя его спину, оглаживаю руками его бока, живот, поднимаюсь выше, случайно задеваю за проколотый сосок и слышу стон. Ему больно, но скоро все пройдет, и это колечко, символ моей власти, будет еще сильнее возбуждать его. Теперь он полностью мой. Эрик никогда и ни за что бы не согласился сделать это для меня, а Марк безропотно и безоговорочно вверил себя в мои руки.
Позже, когда мы лежали с ним в обнимку, Марк прижался ко мне.
– Хозяин, позволь вопрос? – сказал он и замялся, – нет, скорее просьбу.
– Что? – спросил я.
– Ты бы мог меня клеймить, оставить отметину на моем теле, показать, что я твоя собственность?
– А кольца тебе мало? – спросил я, внутренне сотрясаясь от нового желания обладать этим исполином. Марк поцеловал мое плечо, поднял на меня глаза и, уголки его губ слегка приподнялись, обожаю такую его улыбку, задумчивую, с налетом грусти.
– Я принадлежу тебе, хозяин, я хочу чувствовать это не только сердцем, но и кожей.
– Хорошо, я подумаю над этим.
– Хозяин… – произносит дрожащими губами, в глазах сплошное обожание, – спасибо хозяин.
Я взял сигарету и тут же услышал щелчок зажигалки, мой слуга всегда внимателен к моим желаниям. Прикуриваю, глядя в синие глаза Марка, и он улыбается, целует мою руку, снова пристраивается рядом. Его теплое дыхание согревает шею, я медленно затягиваюсь и с наслаждением выпускаю дым, он сизым облачком поднимается к перекрещенным теням на слабоосвещенном потолке.
«Почему я позволил ему так со мной поступить сегодня? – невольно задаю сам себе этот вопрос, – что заставило меня молчать и терпеть, я мог просто приказать остановиться, и, знаю, Марк повиновался бы беспрекословно. Может мне просто хотелось дать ему волю, позволить отыграться за то, что он преданно ждал меня все это время? Вряд ли. Тогда что? – за этими мыслями я забыл о сигарете, и она докуривается сама, стряхиваю пепел и делаю последнюю затяжку, – похоже мне нравится позволять ему «грешить», а потом… – я мечтательно потянулся, – как же приятно видеть его глаза полные слез и раскаяния. Как мне нравится, что он испытывает стыд и угрызения совести. Нарочно дать «нагрешить», чтобы потом наказывать за проступок, который выглядит таким безответственным. Докатился». Я привстаю, прикуриваю от докурившейся сигареты новую, и снова ложусь. Меня не оставляет одна мысль, которая не дает мне покоя, нудит как оса, сидит в голове словно заноза. Я затягиваюсь. «Почему я больше не испытываю удовольствия, когда подчиняюсь? Ведь раньше это было самым сильным стимулом. Вот и сейчас, когда Марк делал все это со мной, волна пошла, но опала, осталось только омерзение, что это, я больше не хочу лежать снизу?». Я затушил окурок и глянул на своего слугу. «Я больше никогда не буду снизу!»
Марк давно перевернулся на спину и сейчас дремал, положив одну руку под голову, я глянул на колечко в его соске. Белое золото тускло поблескивало в скудном свете ночника, это колечко я заказал у нашего семейного ювелира. По всему кольцу шла надпись выполненная вензелями: «Besitz» (собственность), а на обратной стороне стояло клеймо с изображением грифона, этот зверь с давних пор охранял мой род и служил его символом. Теперь Марк действительно являлся моей собственностью. Он давно просил от меня знака, позволяющего ему знать, что он полностью принадлежит мне.