Приподняв крышку схрона, замаскированную небольшой елкой, проводник ОУН «Нечай» непроизвольно выругался от резонувшей по глазам яркой белизны. Снег выпал неожиданно рано и толстым слоем. Спецруппа СБ ОУН оказалась в ловушке. Даже плюнуть в лесу – означало навести на себя истребков МГБ. Оставалось ждать оттепели.
Нечай аккуратно закрыл люк и спустился в бункер. Пять пар глаз выжидательно смотрели на него. Четверо рослых молодых парней и девушка, лет шестнадцати, кароокая коренастая связная Марыся. Хлопцы в группе подобрались отборные – «Явор», «Коса», «Сокол» и «Гром». «Явор», а по крещению – Тимофей, был братом Марыси. Их село находилось в четырех километрах от схрона и накануне девушка принесла «грипс» об обстановке в районе и продукты. Ненастье застало ее в дороге. Связная испугалась возвращаться в темноте и Нечай разрешил ей остаться до утра. Продуктов хватало надолго, но Марыся…? Ждем оттепели,-решил Нечай. Первый снег долго не лежит.
Прошли два дня…
Испражнялись в специальном отсеке с вытяжкой в дупло старой сосны, хотя в землянке сразу остро запахло мужской мочой и неуловимо тонким будоражащим ароматом выделений молодой самки. Давно немытые молодые тела немилосердно чесались во влажной духоте, особенно гениталии и под мышками. Члены болезненно ломило от прикосновения рук и блудливых мыслей. Глаза невольно сверлили белизну круглых аппетитных девичьих коленок. Патриотические речи Нечая растворялись в кипении молодой крови и звучали нелепо. Хлопцам хотелось ебаться…
Скудный свет полусгоревшей свечки создавал мистический интим и, глядя на колеблющийся язычек пламени, самцам чудилось извивающееся голое тело связной. В критических ситуациях то один, то другой уходил, якобы по нужде, подрочиться в нужник, но от этого не легчало. Запах спермы пропитал землянку и будоражил обоняние девушки, как наркотик. Она не была девственницей, полгода назад подарив себя в патриотическом порыве другу брата. Оба они ушли в подполье после бесшабашной замены красного флага – желто-голубым на халупе сельского совета. Охрим, так звали парня, бездарно порвал ей целку, трижды извергнувшись перед прорывом липкими фонтанами семени. Промежность долго болела и воспоминания о дурацком порыве были Марысе неприятны. Через три месяца тело Охрима ночью похоронили на сельском кладбище. Он взорвал себя гранатой, попав в чекистскую засаду. Марыся стала гордиться своим прощальным подарком герою и сожалела о минутах раскаяния. По ночам сентиментально плакала в подушку и готова была подарить свою любовь, тело и ласки всем повстанцам за «незалежную» Украину. Морально она была готова к такой высокой жертве и чувствовала, что этот час пришел.
Нечай хладнокровно мог убить любого, во имя идеи. Он и убивал много. Сам и силой своих полномочий лишал жизни руками других. Жена с двумя детьми лишь изредка получала скудные вести от него. Муж был идейным борцом и своим фанатизмом вызывал страх даже у нее. Во имя идеи он мог перешагнуть и ее жизнь и … детей. Телесные удовольствия у Нечая были редки и непрогнозируемы. Последний праздник тела он позволил себе с комсомольской активисткой, захваченной с кооперативным обозом. Нечай сам увел ее в лесную чащу для ликвидации. Девушка, в преддверии смерти, кинула ему под ноги себя. Сорвав одежды, она дрожащим голосом попросила…
– Сразу убей, но лучше возьми меня, а потом убей… Если рука поднимется…
Нечай взял ее. И это был незабываемый секс палача и жертвы.
Она часто стала сниться по ночам… Улыбается с закрытыми глазами и приглашает к себе. Обнаженная и красивая. Плохо, когда покойники зовут к себе…
Глядя на связную и свою команду, Нечай понимал, что катастрофически назревает сексуальный обвал и его спецотряд превращается в группу обыкновенных сопляков, разум которых перекочевал в штаны. Для сохранения боездатности группы следовало немедленно избавиться от Марыси. Или отправить в село, или… ликвидировать. Но брат! Последствия непредсказуемы. Да и сам Нечай с удовольствием чесал глаза о точенные коленки да титьки девушки и член его ломило от тесноты пространства.
«Коса» мучался физически. После ликвидации сексота МГБ в соседнем райцентре он уходил последним и уже на задворках городка, в сумерках, повстречался с юродивой, одетой в старое подвенечное платье. Тридцатилетняя дурочка, радостно улыбаясь, шла навстречу Косе и проникновенно нараспев приговаривала…
– Радость моя! Любовь моя! Как долго я ждала… Мой красавец… Моя жизнь… Обними меня…, я так хочу тебя..!
Женщина обвила боевика руками за шею и прижалась к нему всем телом. От нее пахло развратом от недавней ебли с местными сопляками-стажерами.
Парень с опозданием стал отталкивать дурочку, но она мертвой хваткой вцепилась в воображаемого жениха и тот возбудился. Жестоко возбудился. Сказалось долгое воздержание, молодая кровь и напряжение после проведенной операции. С трудом владея собой, Коса, боковым зрением быстро изучил обстановку и резво уволок женщину в высокие лопухи. «Невеста» была счастлива, а «жених» нетерпелив и горяч. Едва вставив член в скользкую от пацанской спермы щель дурочки, его клапан прорвало и он долго и обильно поливал ее матку своим семенем. Сбросив напряжение, Коса бросился бегом к месту сбора группы.
Через день член покраснел, раздулся и заплакал седым гноем. Ссать стало мучительно больно и неинтересно.
«Явор» морально страдал больше всех. Его идейная платформа переломилась на айсберге ситуации и он наиболее трезво оценивал обстановку. Он очень любил Марысю и ему было крайне неприятно наблюдать за деформацией нравственности группы и самой сестры. Даже у жестокого «зверхныка» Нечая пошла крыша, т. к. глаза его масляно шарили по телу девушки. Явор кожей чувствовал неизбежность падения сестры и не знал, как предотвратить ее позор.
– Москали-и-и-и! – зловещей дробью по тесовым стенам землянки ударили слова дозорного Сокола, наблюдавшего за подходами к бункеру через своеобразный перископ.
Нечай грубо оттолкнул его и прилип к окуляру.
Взвод красноармейцев цепочкой на лыжах торовал снег, соблюдая безопасную дистанцию друг от друга. Во главе шеренги бежала на поводке рослая черная овчарка, беспокойно поводя носом по сторонам. Вдруг она резко остановилась и глухо пролаяла в сторону схрона.
– Пар! Пар из дупла! – заорал один из солдат, тыкая пальцем в сосну над схроном.
Нечай сорвал с себя свитер и комом вогнал его в вытяжку.
Цепочка остановилась, ощетинившись автоматными стволами.
– Хуйн-я-я! – возразил старший. – Может белка вильнула!
Несколько томительных минут цепь созерцала сосну и двинулась дальше. Овчарка огрызалась и норовила повернуть назад.
– Пронесло!, – устало опустился на нары Нечай, – Но кляп не вынимать. Могут проверить ночью.
Через час стало душно и повстанцы разделись до пояса, потно блестя в бликах свечи.
Марыся тоже сняла свитер и сидела в тонкой ситцевой кофточке, прилипшей к потному телу. Как голая.
Минувшая опасность сделала всех говорливыми и счастливыми. Марыся, наименее приспособленная к таким стрессам, вдруг экзальтировано бросилась на грудь Нечая и стала осыпать его лицо поцелуями…
– Миленький!… Спасибо… Ты спас нас… Я так люблю тебя!…
Неосторожным движением она сбила свечу на пол и землянку поглотила темень.
В абсолютной тишине слышно только чмоканье губ Марыси и нарастающее сопение Нечая. Он инстинктивно прижал девушку к груди и их губы слились в жадном поцелуе. Рука ее шарила по бугру штанов и нетерпеливо расстегивала пуговицы шириньки. В каком-то угаре, как под гипнозом, забыв обо всем на свете, степенный главарь боевки службы безопасности ОУН и его связная, почти малолетка сошлись в любовном танце.
Нечай ебал Марысю, как буд-то не ебался никогда. С нетерпеливой пацанской прытью влетел застоявшимся членом в горячее лоно девушки и размазал ее тело по лежаку. Член сорвался с предохранителя быстро, но кончал долго и мощно, пульсируя в недрах Марыси и она застонала громко и страстно, потом тише, тише и устало замычала уже закрытым ртом. Марыся впервые познала оргазм.
Возбужденные повстанцы дырявили торчащими членами доски своих лежаков и даже Явор потерял контроль над собой и жаждал поебаться с сестрой.
Нечай пренес обмякшее тело девушки на ее топчан.
Через непродолжительное время дрожащая рука Косы уже гладила, мяла груди Марыси а вторая шарила по кустистому лобку, попадая пальцами в скользский от начальственной спермы зев влагалища. Молодой организм девушки быстро адекватно отреагировал на ласки и она шумно задышала. Гноящийся толстый и длинный ствол мягко проскользнул внутрь и заработал, словно поршень. Марыся уже корчилась в сладких муках, а Коса никак не мог разрядиться. И, уже когда тело под ним перестало реагировать на фрикции, головку члена болезненно, но так приятно заломило и из него зафонтанировало обильно и сладко-сладко.
Явор пришел утешить сестру после всех. Он дважды кончил, слушая звуки и стоны с ее топчана. Брат хотел приголубить беспутницу, а главное, убедиться, что она не страдает.
В кромешной темноте рука Явора попала на грудь и задержалась. Грудь была оголена, ибо девушка уже находилась в прострации. Измотанная оргазмами, с горящим влагалищем и засосанными губами она почти отключилась. Жаркая рука брата на груди вновь вернула ее к реальности.
– Больше не могу, – жалобно попросила она.
– Не бойся, Марыська, это я, Тима.
Марыся притянула брата к себе и он прилег рядом, оставив руку на груди.
– Тимка, ты не осуждаешь меня? Ты никому не расскажешь? Я не жалею… Я, я, я… не знаю, что со мною… Я всех вас люблю…
Сестра шептала оправдания своей беспутности, а брат успокаивающе гладил ее грудь и… возбуждался. Член его налился силой и Марыся услышала, почувствовала похоть брата. Она повернулась боком, освободила его член, благовейно погладив его ладошкой.
– Возьми меня Тимчик, – попросила Марыся, – Никто не узнает. Теперь все равно…
Явор ебал сестру, стараясь не сопеть, тихо и плавно скользя в нее и зануриваясь до конца, замирал, давая крови немного успокоиться, выравнивал дыхание. Марыся скоро потеряла контроль над собой, бесновалась телом, стонала и он закрывал ее уста своими, впервые целуя сестру в губы.Кончили они одновременно, жарко и напористо. Одна кровь, один темперамент…
Утром Нечай отметил наступление оттепели. Снег почернел и обильно таял на открытых местах. Все повеселели и наперебой сыпали шутками. Марыся краснела, если произносились двусмысленности, но общая надежда скорого освобождения из подземного плена делала их детьми.
Следующие две ночи стали для Марыси почти кошмаром. Она потеряла чувство реальности. Казалось, что огромный, тернистый и пульсирующий член врос в нее и тер наждаком нежные складки губ ее влагалища, клешни рук больно мяли девичьи груди, а уста от боли потеряли чувствительность и перестали ощущать прикосновение губ любовников.
К жестокой реальности девушка вернулась от резкой боли в руке, за которую ее грубо стянул с лежака Нечай.
Ярко горели свечи. Боевка стояла на вытяжку. Глаза «героев» сверлили пол.
– Так ты, курва, заразила всех! Знала и заразила!,-зловеще хрипел главарь, брызгая слюной Марысе в лицо.
Она прикрыла рукой голые груди и охнула от боли в промежности, пытаясь согнуться. Нечай врезал связной кулаком в живот, но не дал ей упасть, придерживая за пышые растрепанные волосы. Явор негодующе рванулся на защиту сестры, но напоролся на ствол браунинга. Коса зловеще улыбался… Он всегда улыбался, в преддверии свежей крови…
– Снять штаны! – тихо приказал всем Нечай, и штаны повстанцев упали долу.
– Посмотри, курво, что ты из моих стрельцов сделала…
Взору Марыси открылись висящие члены «надежды нации». Красно-фиолетовые, раздутые и противные…, особенно у Косы. Явор штаны не снял. Он ненавидеще смотрел в глаза проводника и готов был растерзать его…
– А вы, панэ проводник, почему штанов не снимете? От вас все и пошло!
– Москали-и-и-и! – остудил всех дозорный Сокол.
Нечай бросился к окуляру, как к спасению от позора. Но то, что он увидел, было страшнее позора.
На проторенной лыжне снова стояла цепочка сыскарей, рассматривающих злополучную сосну с вентиляционным дуплом. Через полчаса они ушли, но остался смутный осадок преддверия смерти. И мигнула в сознании тень активистки, зовущей за собой…
– Через два часа уходим! – приказал Нечай., – Сейчас отдых.
Он сразу погасил свечи и присел у изголовья морально растоптанной связной. Почувствовав рядом Нечая, Марыся доверчиво потянулась к нему и беззвучно заплакала, как незаслуженно обиженный ребенок.
Нечай погладил ее лицо, мокрое от слез и нежное-нежное, как шелк. Затем грубая ладонь вытерла слезы с губ, опустилась на дрожащий подбородок и пальцами, едва ощутимо прошлась по атласу изгиба шеи, приподняла голову Марыси и … девушка задохнулась от суровой удавки. Специалист по смерти в доли секунды затянул на шее девушки примитивно-страшный зашморг (именуемый спецами СБ «удавкой») и она затрепыхалась, как рыба без воды, замычала протяжно и затихла под грузом тела проводника.
Коса непроизвольно захихикал… Звуки смерти и зачатия так похожи… Как смех и рыдания. Только гримасы разные..
При свете фонаря боевка выходила из схрона. Явор, Сокол и Гром – первыми и сразу ж залегли, держа под прицелом свой сектор леса.
Нечай оставил Косу для выноса тела Марыси. Ему он почему-то доверял больше всего. Схрон могли использовать другие группы и труп в нем оставлять было нельзя. Поднявшись на поверхность, Нечай принял завернутое в одеяло тело девушки и положил его на снег.
Явор с нарастающим ужасом прислушивался к эвакуации боевки из схрона… Он не слышал ни звука от сестры. Ни стона, ни возмущения, ни радости. Как будто ее и не было… Он повернул голову к лазу и глаза его впились в темный, неподвижный сверток на снегу. Явор прозрел и презрев условности приказов, дисциплины, боязни начальства…, даже страха смерти – встал и пошел к свертку.
– Назад! На пост!-прошипел главарь, но Явор уже откинул край ткани и его страх придал силы безумству страдания и позора. Искаженное предсмертной мукой с выпученными от удушья глазами застывшее лицо сестры смотрело в никуда.
Нечай на мгновение растерялся и это мгновение стало последним в его жизни. Два громких свинцовых плевка из ТТ выпустили душу проводника на вечную свободу. Или в ад. Специалисты разберутся.
Первый выстрел Косы прошил мякоть плеча Явора и он выронил пистолет. Вторая пуля шла в затылок, но секудное промедление, поворот корпуса и свинец в профиль, как бездарный стоматолог, вырвал Явору кутние зубы и часть языка. И сознание…
Сыскари МГБ застыли, услышав четыре выстрела и, повинуясь команде, развернулись редкой цепью по направлению к схрону. Через пятнадцать минут Сокол короткой очередью скосил передового красноармейца, но вскоре боевка была в кольце. Коса не отстреливался, ибо на вспышку выстрела отвечали десятки выстрелов. Он лежал рядом с мертвой Марысей и ее братом, прикрытый их телами от шальной пули. Вскоре стрельба прекратилась. У Сокола и Грома кончились патроны.
– Мы предлагаем Вам сдаться! – прокричал зычный баритон со стороны цепи. – Обещаем жизнь и справедливое решение суда.
– Обещала кицька мишке сиську… – зло сплюнул в снег Гром и поднялся во весь рост.
Сокол тоже встал и с поднятыми руками пошел к Грому. Они встретились, обнялись лоб в лоб и… запели в пол-голоса «Ще нэ вмерла Украина…».
– Близко не подходить! – заорал баритон, но концовка его крика растворилась в яркой вспышке и грохоте взрыва противотанковой гранаты. Души молоденьких повстанцев присоединились к проводниковой, а членам больше не требовалось лечение.
***
Сменялись зимы…
Явор с обезображенной мордой и нечленораздельной речью женился уже в ссылке на выселеной из Украины красавице Орысе из семьи «врага народа». В Сибири. у них родились две дочурки-Марыся и Олеся. В 60-е, оттепельные годы, вернулись на родину. Коса освободился из ссылки годом позже Явора. Он почти не изменился, но голос стал писклявым, как у евнуха. В тюремном лазарете Косе вырезали прогнившие мужские достопримечательности и с той поры член использовался им только в качестве письки.
Через день побывки, полный радостного энтузиазма и, даже не успев пообщаться с многочисленной родней, Коса болтался совершенно мертвый на дверной ручке дощатого туалета во дворе родного дома…
ЧУЛЫМ
12.11.0
