Я давно ее знал. Она всегда была экстремально-агрессивной девушкой, гораздо более, чем я, и потому нравилась мне.
Раньше мы были одноклассниками, но потом наши пути разошлись. Надолго. Чтобы потом вновь пересечься, в результате чего и произошла эта история…
Я с радостным удивлением встретил ее на пьянке у одного из наших общих знакомых. Как же она изменилась за эти два года, что я не видела ее – одетая во все черное, с пронзающими подведенными глазами, в серебряных украшениях, она скользила по квартире с бессчетной банкой какой-то химической дряни, отрешенно поглядывая на незнакомых ей парней и оживляясь при виде старых приятелей. Завидев мой силуэт, она радостно повисла у меня на шее. Алкоголь и два года изменений сделали свое дело, и через часа два мы уже шли по направлению к ее дому… … … Еще в лифте она спросила меня, сверкая снизу вверх хмельными зелеными глазами…
– А как ты относишься к садомазохизму??? – при этом ее лицо обрело хищно-сладостное выражение.
– Да никак… нормально…… не пробовал… – сознался я.
– Хочешь… поиграть?
Я ухмыльнулся, ибо прекрасно осознавал, зачем именно мы направляемся к ней, сбежав с шумной пати у Трамала, и допустил, что можно позволить любые игры, если дело закончится все равно одним. Заслышав утвердительный ответ, она со внезапно холодным взглядом предупредила…
– В таком случае, пока ты не удовлетворишь меня полностью, ты будешь выполнять все мои требования, а потом уж можешь делать что хочешь.
Я не мог похвастаться какими-то изощренными фантазиями. Я ее просто хотел, как парни хотят красивых и необычных девушек. Я еще не знал, что она мне откинет…
… Мы тихо прокрались в квартиру, и в промежутках между ненасытными поцелуями я развязал свои и ее гриндерсы. Она отправила меня в ванную, а сама ринулась в свою комнату. Когда я через пару минут туда зашел, вожделенно нащупывая презервативы в карманах джинсов, то просто охуел. Она медленно встала со стула, и с тихим скрипом распрямился виниловый корсет, жестокой черной блестящей поверхностью сковывавший ее грудь и ребра. Он чуть заострялся книзу, под ним дерзкие кружева стрингов подчеркивали ее массивные белоснежные бедра, приподнятые из-за лаковых узких сапожек до колен на высокой шпильке. Сетчатые чулки и нарукавники до локтей довершали этот садистский образ. Я не сразу обратил внимания на узкий ремень с клепками в ее тонких пальцах. Она качнулась на каблуках.
– Ну что, Санечка, мечтал ли ты о такой Госпоже? – спросила она с насмешкой.
– Ты…… – я был очарован, заворожен, пленен, у меня не было слов.
– Раздевайся… – призрачно прошептала она, обходя вокруг меня; свет настольной лампы отражался в большом зеркале на противоположном конце комнаты, дробился в стеклянных гранях среди засушенных роз, в зеленых вытянутых бутылках с увядшими цветами и отливал в ее длинных волосах кровавым цветом. Я снял рубашку и начал расстегивать ремень на джинсах, а моя Госпожа подошла ко мне сзади, провела острыми коготками вдоль всего позвоночника, отчего я вздрогнул и в паху у меня все налилось жидким огнем, и ласково прошептала, обжигая меня своим дыханием и губами…
– Ты такой худенький, мой сладкий, такой подтянутый, такой… – она удовлетворенно вздохнула и взмахнула ремнем… – Как восхитительно будет хлестать тебя!
Я похолодел, чувствуя, как мое прежнее желание заняться с ней сексом уступает место какому-то новому и странному; я по-прежнему желал ее, но уже как некое божественное недостижимое существо – и начинал ненавидеть себя за то, что я нахожусь во власти безумной девушки, связанный ее колючим взглядом и своим честным словом удовлетворить ее прихоти, прежде чем сам буду с ней что-то делать. А ведь это было только начало…
– На колени. – приказала она твердым тоном. Я опустился, смерив ее взглядом, она нежно погладила меня по недавно забритой голове, потрепала за мою крашеную панковскую челку – ей нравилось меня ласкать, как ласкают жертву – я понял это определение позже, и внезапно грубо пнула сапогом, отчего я повалился животом на ее разложенный диван, из-за обилия подушек и пледов напоминавший царское ложе. Она бесцеремонно пресекла мои попытки подняться – ее эта моя поза – лежа на диване животом, стоя на коленях – видимо полностью удовлетворяла для проведения дальнейших экзекуций. Но меня – нет, и я яростно заорал от оскорбления…
– Бля, Вик, что ты делаешь?!!! Мы так не договаривались!!!
– Лежи, саб! – ледяным голосом произнесла она и больно вдавила острый каблук мне в основание шеи. – Мы ТАК договаривались.
Я еще не начала. Не бойся, наши друзья никогда ни о чем не узнают. Они будут только осведомлены о том, что ты в этот вечер, когда мы удалились под их красноречивые взгляды вдвоем, затрахал меня до полусмерти – и все. А твое нынешнее положение – это только мое изысканное удовольствие. Ну ты же мне его даруешь???
– Уууууу, какая ж ты… – но тут я почувствовал ее холодные пальцы на своем члене – и меня аж током шибануло. Я, насколько мог, повернул голову – она склонялась надо мной, ее красные пряди волос, словно кровавые плети, облизывали мои лопатки, а на лице застыл восторг хищницы. Вытащив руку из моих джинсов, она протянула мне ее для поцелуя, и я, не сумев воспротивиться внутреннему порыву, жадно впился в ее кисть, а после, как будто благословляя, прикоснулся губами к ремню. Она снисходительно улыбнулась, нежно провела ручкой по спине и внезапно нанесла резкий удар. А потом еще. И еще. Я внутренне настроился выдержать до конца это издевательство не издав ни звука, а потом уж задать этой садистке по полной программе. А удары – отрывистые, тяжелые, резкие в своей боли, с оттяжкой продолжали ложится на мои сжимавшиеся плечи, спину и зад. Я представлял себе, как там все будет кошмарно исполосовано – при парнях потом футболку не задерешь, если что, и не испытывал никакой поэзии, типа.
Нет, я чувствовал лишь регулярно вспыхивающую по всей длине спины пронзающую боль на монотонно пылавшем фоне и по мере ее нарастания все сильнее стискивал зубы. И через некоторое время моя беспощадная Госпожа пришла в неистовство; за ускоряющимся свистом ремня я услышал ее бешеный вскрик…
– Почему ты не стонешь! Вой! Вопи! Я хочу услышать твои крики боли! Тебе же больно… нестерпимо больно, я знаю!!! – она прекрасно видела мой профиль, исказившийся в стремлении выдержать все, что еще грядет от руки этой кровожадной суки, и я понимал, что это доставляет ей немалое наслаждение. Она драла меня так, как будто ненавидела всей душой, как будто ее жизненной задачей было высечь из меня кровь и мольбы о пощаде. Кровь, я думаю, к тому времени там уже показалась, и один-единственный вопль она все же из меня выбила. Уже под конец, усталая и раздраженная, с фанатичным блеском в глазах, она, нанеся предпоследний удар, замерла, и когда я уже более-менее расслабил сведенные исполосованные плечи, ощущая непроизвольную нервную дрожь в мускулах, она внезапно что есть силы стеганула меня по заду и огрела по яйцам. Я взвыл от безудержной болевой вспышки и рывком приподнялся на руках; Вика отбросила скрученный ремень, опустилась на диван и прижала меня к себе, покрывая мое лицо, голову, шею и плечи жестокими поцелуями – я заметил, как она дрожит от удовольствия. Ей, по-видимому, безумно нравилось играть роль этакой утешительницы после акта недевичьего садизма. Чувствуя, что всю мою спину будто окутало огненное марево, я дрогнул всем телом и сел на колени, опустив голову на ее обтянутые чулками ноги; она гладила меня и что-то ласково шептала. Наконец она подняла мою голову и посмотрела мне в глаза. Видок у меня был, видимо, измученный, и лицо ее озарило торжество.
– Ты был так прекрасен, когда извивался под ремнем… прекрасен в стремлении подавить боль… – поэтично выразилась она – она любила метафоричные речи. Я нервно посмотрел на нее.
– Сука!
– Госпожа. – напомнила она мне.
– Нет, ты сука! Сука! Садистка! – на самом деле, у меня было много чего ей высказать, но с моих пересохших губ слетели лишь эти два понятия, вместившие в себя всю мою злобу.
– Я знаю. Ты оскорблен? Ты помнишь наш разговор до этого? Помнишь??? – она приподняла меня за подбородок.
– Да… но ведь нельзя так!…
– Можно! Конец близок, потерпи же! – она дала мне пощечину и оттолкнула от себя, поднялась и воздвигнулась надо мной с ремнем. Я рванулся было встать, но Вика посмотрела на меня так, что я решил остаться на коленях. В рассеянном полумраке ее лицо в багряном ореоле волос и бледная кожа в контрасте с черными одеждами навевали на меня какие-то дикие образы и ассоциации – все, с чем она была для меня всегда связана косвенно, а теперь – непосредственно. И моя злость постепенно перетекала в обожание, страсть и желание растянуть это мгновение в пространстве, чтобы еще долгое время она так стояла надо мной, а я смотрел на нее снизу вверх, угадывая в высокомерно-алчной улыбке ее остальные замыслы. Моя Садистка поигрывала ремнем.
– Ну?… – неопределенно вопросила она.
– Госпожа….
– Уже лучше. Целуй! – она указала на вытянутый нос сапога. Я прикоснулся к черной гладкой поверхности ртом и поймал себя на мысли о том, что я уже не жажду телесной мести, что мне начинает нравится подчиняться ей и целовать сапоги, которыми она меня пинает, целовать ремень и руки, которые меня мучают. И от этого неестественного положения вещей в природе я пришел в ужас. Мое стало разрываться на две части, два желания – жестоко взять эту красивую стерву и в перерывах между оргазмами дать ей повыгибаться под ее же собственным ремнем…. или выполнять все прихоти ее больного самолюбия дальше, страдая от ее отношения ко мне одновременно как к рабу и как к раненому возлюбленному. Пока я думал, я прослушал какой-то ее приказ, и из размышлений меня вырвал удар взвизгнувшего ремня по лицу, опаливший мою кожу и разбивший губу в кровь.
– Я не буду повторять дважды, саб!!!
– Ах, ты… – я ощупал вздувшийся рубец и увидел на пальцах кровь.
– Чтооо??? – тихо, но до визга пронзительно прошипела она, и стала стегать меня по лицу и рукам, которыми я тщетно закрывался от ее гнева. Прижав меня к стенке, она внезапно успокоилась, села опять на диван и поманила меня к себе.Я подполз к ней, увидев мельком свое лицо в зеркале – разбитая губа, пролегающая по скуле багровая полоса, взъерошенная белая челка и сверкающие глаза повстанца. Она зажала меня коленями и даровала длительный любовный поцелуй, и проблеск надежды и разочарования мелькнул в моей душе – неужели все? Вика откинула голову назад, как бы любуясь мною. Даже страшно предполагать, сколько всего было в моем взгляде. Она нежно дотронулась хрупкими, почему-то всегда ледяными пальцами до кровоподтека, и я поймал их губами, пытаясь согреть своим дыханием, не отводя своих глаз от ее – двух темных, словно лесные овраги, ям угасающего зверства.
– А теперь… – она придвинулась к краю дивана ближе, отчего резинка ее левого чулка слегка завернулась, и я неистово, прежде чем мог остановить самого себя, припал к черным кружевам с липкой изнанкой, граничащим с теплой кожей ее бедра и впился в эту грань вожделеющим поцелуем, расправив резинку как надо. Моя Садисточка величественно улыбнулась, провела рукой по моему бритому затылку и внезапно неприятно вцепилась в мою челку.
– А теперь лижи меня. Вылизывай!!!
Одной рукой она отодвинула стринги, а другой тут же дернула меня вниз. На несколько секунд меня охватило полнейшее оцепенение… я еще ни разу не лизал ни у одной девушки, считая, что это они должны брать в рот – и только, это был как акт доказательства мужской власти и силы над женщиной, но, очевидно, моя Госпожа была другого мнения об этом. Она повелительно ткнула меня в свою полностью выбритую киску, и я увидел вздыбившиеся стальные шипы, охватывающие клитор – у нее был генитальный пирсинг. В штанах у меня все онемело…
– Лизать!!! – раздался приказ с поднебесья, и острые ногти впились в мой затылок. Я робко посмотрел вверх, встретился взглядом с ее грозными очами, получил ремнем по спине и тогда провел языком по нежной плоти…
Я плохо осознавал, что я делаю; что она заставляет меня делать. Вика зажала меня между ног своими обтянутыми сеткой коленями и опустила свои томные веки, как всегда, накрашенные черными тенями. Я подозревал, что ремень она судорожно зажимает в кулаке, готовый сейчас, в таком ее состоянии, в любую минуту за любое промедление обрушиться на меня, поэтому прилагал все усилия, чтобы удовлетворить свою Госпожу, хотя не умел это делать искусно. Я тщательно вылизывал ее лоно, по ее вздрогам определяя, где ей приятней всего, я терзал настолько нежно и яростно, насколько мог, ее проколотый клитор, и шипы отдавали во рту кисловатым привкусом металла; погружаясь языком в святая святых, я сглатывал вязкие выделения, и постепенно этот процесс, этот слабый животный сладостный запах стал так меня возбуждать, что я боялся спустить прямо в штаны. Викино хриплое, стиснутое в груди корсетом дыхание стало переходить в тяжелые стоны; она вздрагивала, стискивая меня между ног, и всхлипывала. Я открыл крепко зажмуренные глаза и вскинул взгляд наверх – на лицо мне свесились рыжие пряди, моя Садистка опираясь руками назад склонилась вперед настолько, насколько позволяла ей жесткая шнуровка спереди и сзади; ее бледное лицо приняло страдальческое выражение, а губы искривились в болезненном вампирском оскале, казалось, вместо удовольствия она терпит истязание. Я залюбовался этим восхитительным зрелищем, и тут она приоткрыла глаза и взвыла…
– Давай же!!! Приказываю!!! – и, срываясь на порывистый хриплый шепот, – Санечка, пожалуйста, я не могу, ну же, еще, давай, мой сладкий, ты так хорошо это делаешь, нууууу!!..
Я вновь лизал ее между ног как одержимый, и мой член уже болел, тогда я расстегнул штаны (руки у меня были свободны) и выпустил его, в полуобморочном состоянии готовясь кончить. Садистка вцепилась скрюченными пальцами мне в шею, глубоко вонзив ногти, и сильно задрожала; в страстнейших поцелуях ее киски я задел зубами ту пронзенную пирсингом плоть – и раздался животный вскрик, Вика продрала мне шею, резко отшвырнула от себя и обхватила руками трясущиеся колени, всхлипывая, как после сильной истерики. Я же в те моменты наконец-то спустил на ковер, чувствуя себя изнуренным, как после бурной ночи… И предвкушал, что я сейчас буду с ней делать……..
