С трудом разминувшись в узком коридоре c почти двухметровым детиной, я закрыл за ним входную дверь.
– У нас есть минут пять, – сказал я. – Наташка пса выгуливает. Сейчас зайдет.
Малый у тещи на даче.
– А что за собака? Проблем не будет? – озабоченно спросил Вадим.
– Нет. Да это и не пес – песик, полтора кг весом и даже не гавкает.
– Чувак, я это, может не надо, а? С надеждой в голосе спросил Вадик. Дай отбой пока не поздно.
– Надо, Федя, надо. – Напряженно ответил я, нервно хихикнув.
Мы прошли в гостинную. Слева стоял диван два кресла и журналный столик, напротив в углу 40 инчевый LCD «Sony»с прибамбасами.
Вадик притащил из кухни стул. Я сел на него верхом как был – в трусах и в футболке. Вадик за минуту приторочил меня к нему бельевой веревкой.
– Прикинь, всю ночь узлы вязать учился. Как бля, привяжу, бля, хуй отвяжешься. – пытался шутить напарник. – Не ссы, брателла. Все путем.
По моему Вадик не только узлы учил, но и речь крутого пацана попытался освоить. Да видать времени было в обрез и артист чаще заменял феню банальным матом.
Игра игрой, но ощущение полной беспомощности и страха было почти настоящим.
– Последний штрих, – произнес Вадик, заклеивая мне рот скотчем. Не иначе с собой принес, ссука.
Загремела входная дверь. У нас в подъезде, ссука, все двери железные. Грюкают целый день, как пиздец какой-то.
Вадик выхватил из кармана нож-бабочку и сделал лихой жиганский финт. Бабочка на мгновение ожила в его руке, а через долю секунды замерла в ладони острым, как бритва, смертоносным лезвием.
Одним движениемон on натянул омоновскую пидорку с прорезями для глаз и рта.
Звонко, по-игрушечному тявкнул мой любимый песик, купленный с пьяну в переходе киевского метро за 200 баксов два года назад.
– Ты где мой-муж-объелся – груш? – позвала Наташка.
Столько лет прошло, а у меня от ее голоса по-прежнему хуй встает. Правда на остальных тоже встает. Но не на голос же, хе-хе. Люблю, ссука.
В коридоре послышался сдавленный вскрик.
Через секунду, пыхтя от напряжения, Вадик втащил отчаянно сопротивляющуюся Наташку. Увидев меня посреди комнаты связанного, со смесью ужаса и мольбы (бровки домиком) в глазах, она обмякла и безучастно опустилась на диван.
Неглупая женщина, глотающая детективы пачками и, безусловно, не пропускающая ни одного криминального сериала, сразу проклюкала злую фишку: Ахтунг – ахтунг. Сопротивление бесполезно.
– Тихо, хозяюшка, не дергайся, – запоздало и почему-то шепотом приказал Вадим.
Его руки ходили ходуном. Да… держать нож у горла ничего не подозревающей женщины – нелегкое испытание, даже для такого законченного циника как он.
Наташка отчаянно закивала головой в знак согласия.
– Что тебе от нас нужно? – прошептала она. – Деньги, ценности. Бери и уходи сейчас же, негодяй.
– Расслабься красавица. Мне твое лавэ до фени. Я сам при бабле. Отмаксаю скока надо. Мне ваша хата нужна на пару часов отсидеться, пока мои пацаны подтянутся. Братва уже в пути.
– Короче, тут такая шняга. – продолжал он. – Я в вашем клоповнике (так оскорбить любимый город, ссука) проездом, типа, из парижу в рио де крыжополь. Оно вам и на хуй не надо знать. Мочить вас не собираюсь, чего и в маске парюсь, чтоб если че ментам, типа, особые приметы. Сечешь? (как будто его стать 195 – 120 не есть самая приметная примета.)
Он присел на угол журнального столика. Столик невнятно возмутился, но выдежал вес гиганта.
Остапа несло.
– Зашел тут рядом пивка попить (у нас пивбар в соседнем доме), – вещал он обращаясь к Наталье, – а тут какие-то козлы мееестные доебались, ни за хуй. В натуре ни за хуй, сам не знаю. Их трое я один. Ну я перо достал, пощекотал их малёха. Не знаю как остальные-один точно кони двинул, бля буду. Тут их с общаги набежало как тараканов. Я – когти. В ваш подъезд нырнул, на этаж взлетел и, это, в первую попавшуюся дверь позвонил. Браток видать тебя ждал, в глазок болезный не глянул, а тут Я. Тут – как-тут. Хе-хе.
– Дерзить начал, хе-хе, пришлось к стулу примотать, чтоб не падал, а то не устойчивый он у тебя, сука. Рот заклеил, чтоб песни не орал. Слуха ж у него, сама знаешь, – хуй. Шутка. Бамбарбия киргуду, короче.
– Будешь хорошей девочкой-с тобой мы эту унизительную процедуру пропустим. хе-хе. Пропустим. Каламбур.
– Я вообще-то парень не злой, но резкий. Две ходки нервишки попортили. Хе-хе.
Наташка тупо смотрела на меня абсолютно не понимая, что говорит Вадик.
Ее била мелкая дрожь
– Да не трясись, ты! Всё путем, – сказал Вадик, обращаясь к Наташе.
– Эй, браток, орать не будешь – рот расклею, водовки со мной хряснешь. Или западло тебе со мной водовку кушать?
Я отрицательно помотал головой отвечая сразу на все вопросы: «Hе буду, не западло, и нету водовки-то. Один сплошной коньяк. «
Вадик резко сдернул скотч с лица. Слезы градом покатились из глаз. Ну, сволочь, мог бы и поаккуратнее.
– Эй браток, Водка то в доме есть? (клянусь, так с большой буквы и звучало – Водка).
– Водки нет – есть коньяк, – подала голос Наталья.
– Один хер-неси, что есть, – милостиво разрешил Вадик.
Наташка вскочила и побежала на кухню. Ее суетливо-бестолковыми движениями управлял животный страх. Она металась по маленькой совдеповской кухне в поисках сначала лимона, потом сахара, вилок, тарелок, еще бог знает чего. Вдруг она замерла, как будто из нее враз выпустили весь воздух, не глядя поставила приготовленные выпивку и закуску на поднос, униженно склонив голову просеменила в комнату и осторожно поставила поднос на столик.
Одинокая пузатенькая хрустальная рюмка граммов на 25, не больше, сиротливо притулилась к благородному соседу – Хенесси 1. 75 размер ноги, блядь, 120 бакинских за пузырь.
Как линкор и шлюпка.
В пизду – Как линкор и весло от шлюпки.
Кислотно – желтые дольки лимона влажной стайкой приютились на дне изумительного по красоте блюдца времен второй династии Цин, обгрызенного по краям Наташиными предками во время голодомора 30-годов. То, что недогрызли – бережно передаеся по наследству.
Пару раз в молодости, по неведению, выбрасывал его на хуй. Потом – имел что послушатью Рекрутировал армию бомжей. Перерыли невъебенный мусорный полигон. Ннашлось, блядь. Терпеть ненавижу.
Какого хуя реликвия на столе!!!! Эх жаль рот заклеен. Хорошо бы Вадька сам догадался его расхуярить.
Элегантным пасьянсом разлеглась геометрически точно нарезанная ветчина, возведенная в офицерский чин каперсами. Блюдо с сыром несло отпечаток напряженной внутренней борьбы порядка и хаоса. Хаос победил, и в результате, неискушенному зрителю со стороны, могло показаться, что на блюде сражались благородные представители по крайней мере 20-ти лучших сыроварен Старого света. На самом же деле смертью храбрых пали только 8 бойцов, без которых завтрак эстетствующего сибарита-есть лишь осознанная оскорбленным желудком необходимость.
И почему-то сало…, к коньяку, … аппетитно нарезанное тонкими ломтиками, я бы даже сказал, не побоюсь этого слова, Шматочками!! Смужка сала, смужка м’яса. Смужка сала-смужка м’яса. Белоснежное… Тонюсенькая янтарная шкурка, по уму обработанная прошлогодней соломкой. И чеснок, блядь. Все. Слюны полный рот. Судорожно сглатываю, чтобы не захлебнуться.
– A что это за уродский сосуд?! – возмутился Вадик. – Ну-ка, мухой. Нормальная посуда в доме есть?
На столе волшебным образом появились два внушительных стакана.
Вадик не глядя плеснул грамм по 150 в каждый и наполнил рюмку.
– Тост скажу. Короче. За вас хозяева. Чтоб везло вам побольше, а ногами в маргарин встревали – поменьше.
Вадик в один прием осушил стакан, слегка приподняв маску. Привычка пить на халяву благородные напитки прочно закрепилась за ним со времен нашего каштаново – березкинского детства. Протянув клешню Вадик цапнул бутылку, поднес к лицу и близоруко щурясь (во пиздун) по слогам прочитал:
– Хе-не – си. Хуйня французская на постном масле. Наша то водка куда как получше будет, – вдруг ни с того – ни с акцентом заокал Вадик.
– Хотя… – Он прислушался к ощущениям. – На душе потеплело. Надо будет запомнить» Хе-не-си».
Наташка пригубила, вернув рюмку на стол.
– Э, э нет – так не пойдет.
Он опять наполнил свой High Ball наполовину (хронометраж для любителей хорошего коньяка), взял со столика полную рюмку, стукнул их друг о друга на весу и передал рюмку Наташке.
– До дна! Я, сказал!, – голосом В. С. прохрипел мнимый бандит.
Ну вылитый Жеглов в маске.
А я сижу, аки мумияюю И что-то так мне хуево на душе от всего этого. Перенервничал, на Наташку больно смотреть… Короче, чуть по ковру ладошкой не захлопал. Камера стоп.
Тут вовремя нарисовался подельник со стаканом и начал неуклюже заливать содержимое внутрь меня, избрав для этого самый неудобный способ – через рот..
Знает же, ссука, ну не умею я пить алкоголь сразу много. Я умею много, но по чуть – чуть.
Я было приготовился плеваться и хвастаться содержимым желудка, но коньяк удивительно мягко по дружески обошелся с моим небом, по приятельски попрощался с языком, сказав персональное «By-by» каждому из вкусовых сосочков, чудом оставшихся в живых после многолетнего употребления табака.
Каайфф.
Продвижение напитка вглубь обеспечила земная гравитация. Совершать глотательные движения я счел кощунством.
Предательски-олигофренская струйка слюны ртутью скользнула на слабую грудь. И все сразу стало хорошо и похуй.
Банкет продолжается!!!
Гляжу Наташка со страху выпила коньяк. В сценнарии этого не было. Если кто помнит «Blind date», то Ким Бейсингер и моя жена – близнецы – сестры.
Вадик с упорством скарабея наполнял емкости.
Цикнув, на было собравшуюся пьяно протестовать Наташку, снова сунул ей полную рюмку.
– Ну, за нас. Учись студент!
Еще одна немалая порция моего любимого коньяка исчезла в черной дыре под маской.
Со мной процедура повторилась. Я не возражал. Я плыл еще на первом стакане. На втором я приплыл. Т. е. я был пьян в жопу. И весел.
Режущая острота сомнения в однозначной правильности происходящего, слегка притупилась, но ощущение безусловной необходимости совершаемого действа еще не пришло.
На этой философской ноте, пьяно улыбнувшись своим мыслям, я наткнулся на совершенно бессмысленный Наташкин взгляд. Я перевел взгляд на Вадика и чуть не протрезвел, Вадик был пьян в зюзю. Вот, блядь, алкаш. Они там все в театре водку глушат ведрами, а от одной рюмки – в гааавно.Богема, ети их мать.
– Слышь, брателлла-а? А зовут то тебя как?
– Вася, – тихо ответил я.
– Ух ты! Как верблюда. – раскатисто гоготнул Вадик-бандит.
– Слышь, Васек, а давай видак позырим. Порнуха есть? – поинтересовался Вадик – придурок.
Нету, – отозвался я.
– Не пизди, мудак! – с полоборота завелся Вадик. – Видак есть, тельчик » ну его на хуй» – есть, жена чтоб ебать есть – а порнухи нет. Давай не жмись, чучело.
– На шкафу, как бы нехотя сказал я.
Вадик заглянул на шкаф, достал две кассеты с надписью » Собрание на ликеро-водочном заводе ч. 1, ч. 2 «. Кассеты – современницы раннего Жванецкого я отрыл в куче старого хлама на балконе. Оттуда и название. Навеяло.
Со словами: » Конспираторы хуевы » Вадик воткнул кассету и уставился на экран.
Затем он опять протянул руку, достал из горки бутылку – близнеца на букву Х. Разлил. Наташка опять сомнамбулично выпила. Вадик на сей раз медленно цедил напиток не отрывая взгляд от экрана.
На экране, тем временем, здоровенный негр тыкал длинным, но не стоячим членом в лицо обаятельно – костлявой крашеной блондинки в возрасте между 20-ю и 50-ю.
– A че это у нигера не стоит? – подал голос Вадик-эксперт. – Баба вроде ничего, я худых люблю. А еще говорят негры крутые ёбари. Пиздежь (мягкий знак-цитата).
– И пиписка у меня больше. Ты че, Васек, лыбу давишь.? Не веришь что ли?
Я тебе конечно верю…
Разве могут быть сомненья?
Ведь с тобой мы столько дево
Поимели на двоих…
Чуть не пропел
