– … Ты маленькая сучка, – прошептал я ей в ухо.
– Ещё…
– Ты грязная блядь, ёбаная в рот…
Её передёрнуло.
– Глубже…
– Там у тебя матка, всё, до конца!
– Хуйня, еби!
Я чуть-чуть подвинул вперёд. Она застонала, закусив губу.
– Ну что, больно?
– Ну давай же, мудило!
Я с силой всадил ей под корешок. Она хрипло заорала, ловко вывернулась из-под меня и уселась рядом, поджав ноги.
– Ну и дрын у тебя, дядя, вот отрастил, боров сраный!
– Ну ты ж сама просила!
– Просила, хуила! Порвёшь мне всё, блядун хуев! Давай я тебе лучше пососу.
Она глубоко вдохнула, широко открыла рот, с размаху ткнулась в меня, потом издала горлом какой-то странный звук и насадилась так глубоко, что упёрлась носом мне в лобок. Моя залупа была у неё где-то в пищеводе, мне казалось, ещё чуть-чуть и я влезу ей в желудок. Сверху я видел лишь её худенькую спину с выступающими позвонками, узкие бёдра и маленькие ягодицы. Я сжал в ладонях её детскую попку, раздвинул её и, нащупав пальцем отверстие, засунул туда средний палец, сначала немного, а потом резко всунул его до конца, упёршись в твёрдую массу кала.
– Ну вот, и до говна добрался, – подумал я.
Она двумя резкими движениями выпрямилась и отклонилась от меня, пытаясь отдышаться.
– Палец убери, залупа, обосрусь сейчас!
Я вытащил палец. Кончик его был испачкан. С отвращением и наслаждением я облизал его.
– Чего ты всё матом ругаешься? Ты нормально говорить умеешь?
– Ебись ты в жопу!
«Ну в самом деле, чего я к ней пристал», – подумал я. «Она мне хуй сосёт, а я её хорошим манерам учить собрался. Пусть себе. Такое не каждый день бывает»
– Ты где этому научилась? – глупо спросил я.
– Хуля тут учиться, такие, как ты, и учили. Хочешь, пизду мне полижи.
– Ну ты хоть помойся, что ли…
– Хуй тебе, лижи так.
Она уселась на меня сверху, лицом к моим ногам и, наклонившись, снова насадилась горлом на мою торчащую палку. Прямо передо мной оказалось маленькое отверстие в попке и длинная щель между её ног. Волос на лобке не было, совершенно, даже признаков, была мягкая розовая кожа; если бы она не раздвинула ноги, можно было бы подумать, что это пухлый лобок детсадовского ребёнка. Внутри щели зияла дыра, красная, натёртая, какие-то белые сгустки лепились по краям. Пизда отвратительно пахла застарелой мочой. Мне было уже всё равно. Я всосался в мокрые складки и втянул себе между губ длинный отросток, как червячок, вылезающий у неё из складок. Такого клитора мне ещё не приходилось видеть. Язык ощутил края упругого влагалища, мокрого, солёного и вонючего. Видели бы мои сотрудники, как их начальник с упоением присосался к пизде десятилетней бляди!
Приподнимаясь, она натирала мой онемевший от напряжения хуй своими внутренностями, залупа скользила по её пищеводу, плотно обхваченная тонкими стенками. «Как же она дышит?» – подумал я, но сам насаживал её, как на кол, всё сильнее и чаще. Приближалась разрядка, я лизал ей щель, сам выгибался, пытаясь проникнуть в самое нутро. Наконец, я выплеснул ей сперму, наверное, прямо в желудок, она подождала конца моих конвульсий, выпрямилась и слезла.
Вытерев ладонью губы от остатков спермы, она улеглась рядом со мной на спину, бесстыдно расставив ноги и со скучающим лицом уставилась в потолок.
– Ну что, ебанёшь ещё раз? – вяло и деловито спросила она.
– Ты что, рехнулась, я уже четыре раза кончил, дай передохнуть…
– Ну ты слабак, даром что дрын охуенный, меня один хер вчера часов пять ебал без перерыва, вот это мужик! Если хуй не стоит, может пальчиком подрочишь, я согласна!
«Ах ты сучка, подначивает меня, видит, что я уже не могу. Ну погоди же!»
– Полежи тут, я сейчас приду, – сказал я ей и кинулся на кухню.
Там, на подоконнике, лежали длинные парниковые огурцы, я выбрал из них самый длинный, сантиметров под сорок. Первым движением было помыть его, но пред моими глазами ещё стояла её грязная пизда; так сойдет, подумал я и вернулся в комнату.
– Я вот тебе подарок принёс, дай-ка попробуем.
– Ни хуя себе, ты чё, в меня его запихаешь?
Я в нерешительности остановился.
– Да не бзди, давай, только неглубоко. Жаль на нём, бля, пупырышек нет.
Я уселся на неё сверху и вставил кончик огурца ей в пизду. Нажал потихоньку, огурец начал плавно входить внутрь. Мягкими толчками я засовывал его всё глубже, отвоёвывая сантиметр за сантиметром.
– Хорош, не надо глубже, больно. Так подрочи.
«Ага, тебе больно, – зло подумал я, – наконец-то. Сейчас ты у меня запоёшь.»
Вместо того, чтобы вытащить огурец, я с силой толкнул его вглубь. Она заорала, дёрнулась, но я уже всем весом уселся на неё. Сдвинулся назад и голой жопой сел её прямо на лицо, заткнув рот. Теперь не вывернется. Она глухо мычала и дёргалась, но сдвинуть мои сто килограмм ей было не под силу. Я вытащил огурец, и почувствовал, как она облегчённо расслабилась. Ну уж нет, я тебя проучу, подумал я и с размаху засадил ей овощ, почувствовав как он сминает ей всё и упирается в мягкую преграду. Девочка застонала, замоталась, пытаясь вырваться, я снова его вытащил и снова вогнал, ещё глубже. Ярость и наслаждение захлестнули меня, я терзал её без остановки, с каждым разом загоняя ей всё глубже. Я почувствовал, как снова крепнет, набухает и твердеет мой хуй, уже и до кончика я могу дотянуться губами. Не останавливаясь, не прекращая яростно двигать огурцом внутри её тела, я обхватил залупу губами и всосался, чувствуя приближение разрядки. Сперма пошла, и я, вытянувшись, привстал с маленького тела, в последний раз, что было силы, засадил ей огурец, так что он ушёл внутрь почти весь, и выгнувшись, я выплеснул из себя жалкие капли на её ноги.
Только теперь, освободившись, я вдруг почувствовал, что девочка не сопротивляется и не стонет. Ещё боясь обернуться, я потихоньку стал вытаскивать огурец. Он был измазан в крови. Я потянул его сильнее и вдруг из пизды хлынула кровь, не полилась, а просто хлынула потоком. Я соскочил с кровати, вытирая окровавленные ладони о голый живот, и уставился на результаты своего экстаза. Девочка не двигалась, по простыне растекалось красное пятно. Худенькое, маленькое тельце, раздвинутые ноги в крови, расширенные глаза и открытый рот. Ещё не веря, я взял её за руку и подёргал, потом обхватил её за плечи и приподнял, вглядываясь в лицо и пытаясь уловить признаки жизни. Их не было.
Что-то оборвалось во мне, от ужаса желудок сжала спазма, удерживать рвоту у меня не было ни сил, ни желания, и густая блевотина выплеснулась из меня на то, что ещё четверть часа назад было предметом моей страсти. Вся наша совместная трапеза, всё, что я съел и выпил до того момента, когда я снял с неё платье и потянул вниз её полинявшие трусики, – всё это изверглось ей на живот, на лицо, на тонкие детские ножки и окровавленные простыни. Стоя пред ней на коленях, я сплёвывал горькую желчь и тягучие слюни, пытаясь утереться краем простыни. Наконец, отвалившись, я сполз с кровати, и на четвереньках, не в силах подняться, потащился в ванну. Только подставив лицо под холодный душ, я немного пришёл в себя, а смыв с себя кровь и блевотину, я вдруг ощутил в себе признаки надежды. Может там всё не так и страшно? Цепляясь за стены, я медленно побрёл в комнату. Усиливающийся запах рассеивал мои надежды. В комнате никаких перемен не было: на кровати, в той же непристойной позе лежала окровавленная заблёванная девочка, из пизды торчал огурец. Чуда не произошло.
Но с ужасом и восторгом я почувствовал, как снова растёт и набухает мой ненасытный хуй. Жгучее желание выебать этого мёртвого, грязного, заляпанного рвотой ребёнка, накатилось непреодолимо. «Не знаю, кто у тебя был первый, а я тебя выебу последний» – мелькнуло в моей голове, и преодолевая страх и отвращение, я вытащил огурец, лёг на измазанное, скользкое, в кусках неперевареной пищи тело и вогнал ей в пизду весь свой хуй до конца. Лобком почувствовал её упугий гладкий лобок и задёргался в конвульсиях, не ощущая внутри её тела никаких преград, проваливаясь залупой куда-то внутрь её живота, к кишкам. Внутри всё было порвано, и теплая кровь хлюпала в такт моим движениям. Наконец, я отвалился от неё, перекатился на бок, закрыл глаза и вытянулся.
Хватит на сегодня, потом разберёмся, подумал я, проваливаясь в тёмную пропасть.
