Эта история началась, когда мы с Мишкой заканчивали шестой класс… Кто такой Мишка? Правильно, давай я по порядку рассказывать буду…
Мишка – это мой друг с первого класса и до сих пор. Вместе и учились, и в кружки всякие ходили, и школу «казёнили» (хотя учились неплохо – по всем предметам нормальные оценки были, кроме поведения).
Ну, что может нормальных пацанов в таком возрасте интересовать? Ясно, девчонки – как они там устроены и как бы на них посмотреть (а если повезёт – то полапать или ещё чего придумать). Шестиклассники – это же сплошь половые гиганты, если их послушать! Все друг другу врут про свои подвиги, и верят ведь!
Мне в этом смысле было ещё тяжелее терпеть… жил я в «коммуналке» на две семьи и соседская дочка Ленка всё время у меня перед глазами вертелась. Она была на год младше нас с Мишкой и училась в нашей школе, только в пятом классе. Эх, если б не взрослые…
Надо сказать, мы с соседями жили практически одной семьёй. Работали ленкины родители – тётя Люба и дядя Гриша – в одном НИИ с моими предками, даже в одном отделе. Они часто мотались по командировкам, но кто-то из взрослых обязательно оставался за нами присматривать. А если уж никак не получалось, так к нам на это время моя тётка Валя переезжала. А она археолог, вроде как должна только всякими древностями интересоваться… Фигу там, при ней ещё хуже было – и вовремя приди, и вовремя поешь, и то нельзя, и это не надо…
Я уже поверил, что нет в этой жизни никакой справедливости, но тут случилось чудо! Если точнее, даже два чуда подряд… во-первых, у наших начался аврал, какой-то там цех новый запускали, так что весь их отдел загнали в командировку на две недели (потом оказалось, что на месяц почти). А второе чудо – тётя Валя в это время умотала в экспедицию, ковыряться в древней помойке, так что как предки не кряхтели, а пришлось им нас с Ленкой одних оставить!
Надавали всяких указаний, продуктов накупили как полярникам на зимовку, денег дали на всякий случай, и – прощайте, взрослые!
А дядя Гриша ещё на прощанье выдал, мол, ты же знаешь, что Ленка учится не хочет, так делай что хочешь, но чтоб все домашние задания она тебе показывала. Да, думаю, дядя Гриша, знал бы ты, ЧТО я с ней делать хочу!
Уехали они утром, как раз мы с Ленкой в школу уходили. Ну, ясно, мне в тот день не до уроков было – я всё представлял, какая сказочная жизнь у меня после обеда начнётся. И страшновато было – как это вдруг взять девчонку и раздеть? – и хотелось до ужаса. Я, понятно, себя утешил, что «наглость – второе счастье», но, если честно, когда входную дверь открывал, даже руки дрожали. Я знал, что за ней меня ждёт ещё ни о чём не подозревающая Ленка (у неё на один урок меньше в тот день было).
Фиг она ждала! Притащилась только через два часа вместе со своей одноклассницей и подружкой Иркой – это они после школы прогулку решили устроить.
Ладно, всё-таки пришла. Ну, теперь-то, люди добрые, не видать ей улицы, как своих ушей…
Первым делом я их накормил, а потом посадил за уроки. В общем, я уже представил, как чего будет… Приходилось ещё потерпеть, чтоб потом всё произошло на законном основании, так что Ленке и пожаловаться будет не на что.
Конечно, когда я через полчасика заглянул в ленкину комнату, никаких уроков они не делали, а сидели и хихикали. Я вытурил Ирку, а Ленку очень грозно предупредил…
– Или ты мне через два часа все домашние задания покажешь, или я тебя отшлёпаю!
– Только я сначала погуляю, да?
– Ещё не нагулялась? Правда ведь получишь по заднице!
Понятно, Ленка не собиралась меня слушаться. И вообще это такой любитель уроков был… Ну так я же на это и рассчитывал!
Я сел в засаду у себя в комнате и начал ждать… Хватило Ленки минут на десять.
Когда за дверью послышались осторожные шаги, я вышел, по-хозяйски взял Ленку за ухо и повёл к себе.
– Да, пока тебя не отлупишь – ты не успокоишься!
Сев на диван, я поставил её боком к себе, зажал ленкины ножки у себя между колен и попробовал задрать платье. Перепуганная таким оборотом дел Ленка извивалась и цеплялась руками за подол.
– Ой, Борька, ну что ты, ну, не надо, пожалуйста!..
Не обращая внимания на её писк, я оторвал от платья ленкины руки, сложил их вместе у неё за спиной и, держа одной рукой за запястья, локтём той же руки упёрся Ленке между лопаток, заставив её лечь животиком мне на колено. Свободной рукой аккуратно завернул подол платья и, собравшись с духом, решительно сдёрнул вниз смешные трусики в горошек…
Я хотел отшлёпать Ленку, но когда увидел эту кругленькую, розовую и беззащитную попку, у меня аж дух захватило. Я легко-легко похлопал по этим чудесным половинкам, а потом начал гладить и чувствовал, как они мелко дрожат под моей рукой…
– Ну, что, будешь слушаться или всё-таки отшлёпать, чудо ты голопопое?
– Ай, буду, всё буду, ну не надо, ну отпусти! – верещало «голопопое чудо».
И я её отпустил. Не то чтобы совсем отпустил, но взял её ручки в обе свои руки и поставил Ленку перед собой, опять держа её ножки у себя между колен. Подол платья упал на место, так что видно мне не было ничего, но красная как рак Леночка вырывалась и бормотала…
– Борька, отпусти! Борька, отпусти!
– А, значит, хоть чего-то тебе стыдно! Слушаться будешь? Уроки сделаешь?
Взяв с мало что соображающей Ленки торжественную клятву, я выпустил её «на волю, в пампасы».
– … А то раздену догола, раз ты этого стесняешься. Надо же тебя как-то наказывать, правильно?
Кое-как натянув трусы, Леночка пулей выскочила из моей комнаты, успев на пороге показать мне язык и крикнуть «дурак !».
Я вернулся в свою засаду под дверью. Теперь Ленка поняла, чего я хочу. Вроде бы и она совсем не против такого приключения, раз не разревелась, да ещё дразнится. Весь вопрос, хватит ли у неё смелости?
На улицу Ленка намылилась минут через пять. Пока она пританцовывала около входной двери, стараясь справиться с нашим стареньким замком, я оказался сзади неё.
Ленка попыталась прошмыгнуть у меня под рукой, но я успел её прижать за талию к себе. В результате получилось, что она висит в воздухе у меня подмышкой головой назад, спинкой кверху. Одна её рука скреблась у меня за спиной. Вторую, чтоб не мешала, я свободной рукой завёл Ленке под животик и держал там той рукой, которой её обнимал.
Трусики удалось стащить только до колен, потому что Леночка изо всех сил сжимала ножки. Зато босоножки и гольфики снялись с первой попытки.
Притащив малышку к себе в комнату, я бросил её кверху попкой на диван, сел ей на коленки и отпустил обе ручки. Пока Ленка безуспешно старалась выскрести из-под меня свои трусики, я расстегнул ей пуговицы на рукавах и воротничке платья и, не реагируя на протестующие вопли, стащил платье и оказавшийся под ним топик. С трусами я справился просто… встал и, стаскивая их одной рукой, другой слегка пощекотал ленкину ступню и она сама выдернула из них ножку …
Воспользовавшись свободой, Ленка тут же свернулась калачиком, но тут я окончательно вытряхнул её из трусов, перевернул пузиком кверху и начал щекотать, лапать, шлёпать – всё сразу.
Тут уже голышке стало не до протестов – она только успевала ойкать, хихикать и пыталась сообразить, как можно двумя тоненькими ручками закрыть одновременно свою прямо-таки созданную для шлепков попку, маленькие сисята и начавшую взрослеть письку… Она пыталась перевернуться на бочок, но я каждый раз возвращал её на спинку.
Когда я поймал ритм, у нас с Леночкой вышло что-то вроде танца…
– Я щекочу малышку за бока и она сгибает ножки, подтягивая колени к подбородку…
– Тут я звонко шлёпаю её по выставленной попке и голышка резко бросает ноги обратно, даже прогибаясь дугой, как в мостике…
– Я тереблю пальцами эту замечательную пельменьку, которой Ленка тычет в мою сторону…
– Её лапки рвутся на помощь оскорблённой письке, а мои руки уже на открывшихся ладненьких лисятках – сисятках…
– Мой милый котёнок закрывает ладошками свои пока скромные близняшки, я в это время соскальзываю с них на «щекотальные» местечки и мы начинаем новый тур этого необычного вальса…
Я потом, когда у Пастернака прочитал, помнишь, «на освещённый потолок ложились тени; скрещенье рук, скрещенье рук, судьбы скрещенье…», так задумался, может, у него тоже такое чудо прыгало, скользило и извивалось под руками, а?
Когда я наконец смог остановиться, Ленка уже была вся потная, красная и дышала, как загнанная лошадь. Она тут же вытянулась «солдатиком», закрыв одной ручкой письку, а другой – грудки.
Я смотрел на малышку – голышку, и испытывал к ней какие-то необычные чувства. Братские, что ли?.. Такая она вся была маленькая, голенькая, беспомощная, что хотелось сгрести её в охапку, гладить, тискать и никогда – никогда не отпускать от себя.
Она тоже на меня таращилась как-то странно, будто первый раз увидела. Самое удивительное – Ленка молчала. То ли и у неё разные чувства прорезались, то ли понравилось голышом на диване кувыркаться?
Я не выдержал, сел к ней на кровать и посадил этого зайчонка к себе на колени.
– Отдай, Борька, – попросила Леночка, протягивая руку в сторону своей разбросанной на полу одежды.
– Чтобы ты опять на улицу смылась? – уточнил я, потрепав её по волосам.
– Ну пожалуйста… Ну мне же стыдно… Я ведь не могу так ходить… Мне ведь двенадцать, а не три годика… – забормотала Ленка, вдруг стремительно краснея.
– Вспомнила через полчаса, – засмеялся я и спустил голышку на пол. – Только пообещай, что не удерёшь, а сядешь за уроки.
Она натянула трусики и топик, взяла платье и пошла в коридор подбирать свои босоножки и носочки. А я завалился на диван, уставился в потолок и попробовал сообразить, что же это у нас с ней такое стряслось, что ещё будет, а главное – как я до сих пор мог жить без этого голопопого цыплёнка…
Так я лежал и балдел, пока незаметно не уснул, а когда через часик проснулся, оказалось, что уроки никто и не начинал, и вообще Ленка всё-таки смылась во двор.
Пришлось спуститься, взять за шиворот это коварное создание и вернуть его на родину на глазах у всего двора. Маленькая дурочка шла со мной красная, как помидор – наверно, ей казалось, будто все знают, ЗАЧЕМ я её домой тащу.
В наказание Ленке пришлось бегать голышом весь вечер и всё следующее утро перед школой.Уроки она всё-таки сделала – сидя за столом верхом у меня на коленях.
Не самая удобная поза, конечно, особенно если тебя в это время нахально по письке гладят и по-свойски за сиськи лапают, а за каждую ошибку начинают щекотать, так что ты ржёшь, как лошадь, до икоты и думаешь только, как бы тебе не описаться невзначай, навек не опозориться, или без всяких разговоров опрокидывают кверху попкой и шлёпают – только звон стоит и ты уже поняла, что хнычь – не хнычь, а отпустят тебя только когда рука устанет, и садись опять на колени, как на коня, к Борьке задом, к лесу (ой, к столу, то-есть) передом, и думать надо не про то, что у тебя ноги раздвинуты и всё видно, что ты до сих пор от всех прятала и та самая рука, которая тебя лупила, на письке твоей отдыхает, а про то, чему же это равна гипотенуза проклятая… И стихотворение наизусть надо читать почему-то обязательно стоя на столе, ноги шире плеч, руки за спиной сложены, да читать с выражением, выдала бы я ему выражения, мучителю этому, ой, опять я слово перепутала, хва-а-тит…, не надо…, ой, ха-ха-ха, щекот… ой, щекотно, ха-ха-хватит… А в туалет, садист, не отпускает, пока все уроки не сделаю… Наконец-то назад, в родное седло… Хорошо-то как, оказывается, у Борьки на коленях, и что мне, дуре, не нравилось?.. Не больно, не щекотно, чего ж ещё надо-то? Так, пока он моей писькой опять занялся, надо срочно контурную карту дорисовать, а то ещё одной щекотки я не выдержу… А, кстати, не так уж это неприятно, когда тебе губки писькины мнут, будто пельмень лепят, только почему-то, чем их Борька старательнее закрывает, тем они шире в разные стороны расползаются, вот странно-то… И стыдно, и приятно, или это потому и приятно, что стыдно?.. Только писать очень хочется… Так, тут коричневым ещё закрасить… Всё? Неужели всё уже сделала?.. Боренька, я закончила уроки! Ой, мамочки, как на свободе здорово… Ещё бы до туалета успеть добежать…
Ленка и правда все домашние задания одолела – впервые в жизни, наверно! Мы с ней поужинали, а как раз когда завёрнутая в махровое полотенце, отмытая до скрипа Ленка ехала у меня на руках в кровать, позвонили наши предки. Я поставил её на стул возле телефона, успокоил наших, что всё у нас хорошо и потом голышка подтвердила, что да – да, всё здорово, вы за нас не волнуйтесь, только Борька ужас какой садист – он меня мучил, пока я все уроки не сделала. Сама она в это время подхихикивала мне, и глазищи у неё были такие лукавые… В общем, я спокойно вытирал своё маленькое счастье – ясно было, что ничего она никому не расскажет и довольна она ещё больше меня.
Перед сном оставалось последнее дело. Я постелил на стол одеяло, положил на спинку своё чудо и о-о-очень тщательно намазал ей детским кремом и письку, и попку. Почему-то я об этом с утра мечтал, все уроки представлял, как мазать её буду, будто младенца… Не зря по дороге домой в аптеку зашёл, крем купил! И правда, приятно это было – добираться пальцами до каждой складочки, до всех местечек, где уже побывали мои намыленные руки, пока я её купал, видеть, как надувается опять шишечка клитора, чувствовать, как Ленка «покусывает» палец, осторожно ввинченный ей внуть попки. И опять, с новой порцией крема… А губки набухают и так доверчиво раскрываются всё шире и шире, а малышка – голышка кряхтит… Я сначала подумал, что ей больно и спросил, а она хихикнула, и я понял, что это не от боли, а от какой-то незнакомой мне радости порыкивает Ленка, и вспомнил, как пацаны говорили, что девчонки тоже кончают, как и мы, и с каким-то сладким ужасом подумал, что это оно, видно, и есть, и захотелось, чтобы она кончила, она это заслужила сегодня, моя маленькая, и тогда я начал указательным пальцем водить вокруг её ануса, и ещё кружок, и ещё, и теперь внутрь, и сразу обратно, ну да, я же слышал, я знал, что взрослые так «трахаются» (какое страшное и желанное слово!..), а пальцы второй руки, как гитарные струны, перебирают губки, и я чуть касаюсь клитора кончиком пальца, и накатываю на него непослушные губки, я вижу, нет, я просто чувствую, что приятно Ленке, а она уже рычит и дёргает ногами, словно её лупит током, и вдруг выгибается дугой и, когда я опять ловлю её руками, она их убирает, и её колотит крупной дрожью, и я уже думаю, а вдруг она сошла с ума, или это эпилепсия, или ещё что-то страшное… Но меньше, меньше, и вот она уже спокойно лежит, вся мокрая, с закрытыми глазами и такой счастливой мордашкой, что я уже ни о чём не спрашиваю, и чуть позже несу её обратно в ванну, в тёплую воду, и сразу в постельку, и мне почему-то очень неудобно ходить, и только когда Ленка зысыпает у стенки, прижавшись ко мне, я понимаю, что всё это время моё восставшее «хозяйство» пыталось порвать мои же любимые шорты, и здорово болит внизу живота, и я, проваливаясь в сон, ещё успеваю почувствовать себя совершенным идиотом..
