Рассказ назывался «Стивен и Джейн».
«В одно чудесное солнечное утро Стивен решил, что жизнь прекрасна. Он больше не хотел быть сторонним наблюдателем этой жизни, он захотел окунуться в самую ее пучину.
Его секретарша Джейн уже была на своем рабочем месте. Она была прилежным работником, а так же была молода и красива. Вместо обычного кивка головой, каким он всегда приветствовал Джейн, Стивен в этот раз широко улыбнулся, показывая красивые белые зубы, и сделал Джейн комплимент, заметив ее новое платье: «Вы сегодня особенно прекрасны, Джейн! Это платье вам так к лицу!» Джейн смущенно улыбнулась. «Чем вы заняты сегодня вечером, Джейн? — продолжал Стивен, глубоко заглядывая в глаза секретарши. — Мы могли бы вместе поужинать. Вы не против?» Джейн тут же согласилась, отдала ему папку с документами и на некоторое время задумалась, что же такое произошло с ее шефом, ведь он был сам на себя не похож сегодня.
Вечером они поехали в ресторан. Они пили дорогое белое вино и закусывали устрицами. Стивен был особенно остроумен в этот вечер, то и дело заставляя Джейн от души смеяться. Он так же был щедр, их стол ломился от яств, а удивленный официант получил огромные чаевые.
После ресторана они поехали к Стивену. В темном салоне такси Стивен положил свою тяжелую разгоряченную ладонь на упругое бедро секретарши, одетое в капроновый чулок. Джейн не шелохнулась. Рука Стивена двигалась все выше и выше, пока не нащупала упругий бугорок, расположенный прямо между двух женских ног. Трусики ее уже были влажными. Она прислонилась своей головой к его плечу и тихо, так, чтобы не слышал водитель, прошептала: «Не сейчас!..» Стивен, убрав руку, поправил на Джейн платье и с нетерпением ожидал, когда они прибудут по назначению.
Он почти внес Джейн на руках в свое жилище. С нетерпением он стал снимать с нее платье. Когда он снимал с нее трусики, произошел треск рвущейся материи. Он увидел прямо перед своими глазами скрытую под черными кучерявыми волосами влажную красную пещерку. Он тут же сбросил с себя брюки, обнажая все свое мужское достоинство. Из губ Джейн вырвался то ли стон, то ли вздох, который обозначал удивление. Она была поражена размерами маячившего перед ней органа. В ее душе зашевелился легкий испуг, сможет ли она принять в себя это грозное, почти нечеловеческое орудие? Стивен попросил секретаршу взять головку его члена в рот. После минутного скромничания Джейн, округлив губы, взяла. Она, надо сказать, с удовольствием сосала. А потом, после восхитительного минета, Стивен входил в нее и спереди и сзади.
Джейн, издавая крики восторга, получала оргазм за оргазмом, выделяя из своего влагалища множество ароматной прекрасной влаги. Наконец сам Стивен с диким, как зверь, рычанием кончил прямо на грудь секретарши и улегся с ней рядом.
На следующее утро, как ни в чем не бывало, Стивен, придя на работу, привычно кивнул в знак приветствия секретарше головой. Она ему ответила тем же. Он уже вошел в свой кабинет, но тут же опять вернулся, обронив: «Кстати, Джейн, большое вам спасибо за вчерашний вечер. Все было, как в сказке». Он ушел в кабинет. А Джейн счастливо улыбалась каким-то своим мыслям».
Гавриил Скороходов прочел свое краткое произведение, отложил тетрадь. Реакция слушательницы была вяло выраженной: казалось, ей было все одно, что Пушкин, что Шнеллер. Так оно и было. Острый наблюдатель подметил бы в ней явные признаки кретинизма. Но на фоне общего упадка она вполне соотносилась с нормой. Звали ее Света. Почти на всякое слово, обращенное к ней, она отвечала гугнивыми интонациями: «Однозначно!..» — и это превратилось у нее в некую абстракцию, в нечто обезличенное и многомерное, с помощью которого удавалось иной раз, что называется, «попасть в точку», казаться если не глубокомысленной, то по крайней мере не глупой.
Она жила где-то по соседству. Находчивый Гавриил тут же заметил во всем ее облике, в поведении какую-то незанятость, праздность, как у вещи, потерявшей хозяина. Он пригласил ее к себе, она не отказалась и пошла безразлично. Она закурила, усевшись в кресло, лениво перелистывала предложенные Гавриилом зарубежные эротические издания, откуда смотрели затуманенными глазами с дородными сиськами тетки.
Ей было лет 14. Гавриил знал, что она школьница, — очевидно, не из передовиков учебного процесса. Гавриил был старше ее лет, эдак, на десять. Он напоил ее натуральным, сваренным кофе; прочел ей один из своих эротических рассказов, которые населяли у него сплошь нежизнеспособные персонажи, проживающие в основном за рубежом, наделенные детородными органами, отвечающими мифическим характеристикам; он писал эти рассказы иногда, в основном в холодное время года, подчиняясь обуявшей его однажды графомании, основой которой служила некая сексуальная девиация. Она ответила гугниво: «Однозначно!..» Окрыленный Гавриил предложил ей прослушать еще одно произведение с названием «У гинеколога», помещенное в тонкой тетрадке для арифметики. Потом еще одно с названием «У проктолога». Ей было все равно, она слушала. Благо, рассказы были коротки (это были какие-то стихотворения в прозе), на большее у Гавриила не хватало ни терпения, ни таланта.
