– Оставь, Иваныч! – это произнес Витек. Он был совершенно голым. На груди его красовалась наколка: над океаном болтается сморщенный воздушный шар, а ниже подпись – «мы опускаемся!»
– Правда, Иваныч, – засопел мастер: давай-ка её лучше Самоваром угостим!
Рабочие воодушевились. Под общий хохот девочка была. водворена обратно в подсобку, а на дверь помещения была приляпана бумажка: «как увидишь целку, береги eё! Й»
– А ты – со мной! – Иваныч бесцеремонно потащил ту, нахальную, – За козла отвечать будем, козочка.
– Что такое «самовар»? А, Аркадий? – возбуждение, смешанное с любопытством снова колотило меня.
– Не что, а кто! Самовар – это круто… А, впрочем, чего я тебе рассказываю, еще не вечер – сам увидишь!
Аркадия вдруг обильно пронесло. Победно гикая, он украсил рожу зелёными разводами а-ля Виниту сын Инчучуна, и нещадно воняя, ускакал куда-тоЙ.
Совсем рядом раздавалась какая-то возня. Обернувшись, я увидел, что девушка почти раздета. Она располагалась на стуле, прогнувшись в поясе и выставив назад попку. Руки ее обнимали спинку стула, глаза были закрыты. Стоящая на коленях перед ней Вафля мазала водкой и лизала ее воспаленные сосочки.. Владимир Иваныч неспешно оглаживал крепкую, загорелую спину девушки, руки опытного слесаря опускались все ниже, пока тот, наконец, не добрался до последнего препятствия – трусики были стянуты и нашим взорам, как пейзаж Левитана, открылись широкие, в подростковых «хотюнчиках», ягодицы.
Возбуждение рабочих заряжало девушку. Вся раскрывшись, она ждала, мутно оглядываясь на нас. Владимир Иваныч двинул вперед свею булаву и коснулся половых губ фиолетовой головкой. Почувствовав мужчину, девушка подалась к нему и, обхватив руками полушария ягодиц, мягко развела их. Сряди курчавой поросли промежности открылась розовая щель. Владимир Иваныч поцеловал девушку между тонких лопаток и взял ее – влагалище эластично обтянуло член и проглотило.
– Вперед, Иваныч! – Витька энергично катал пальцами свой яйца.
Медленные и глубокие толчки Владимира Иваныча доставляли девушке видимое наслаждение. Как при замедленней съемке она вращала задом, навинчиваясь на член, словно стараясь всю себя без остатка отдать мужчине.
Вафля, бросив грудь девушки, устроилась в её ногах. Ловко работая красным язычком, она поддевала клитор, гладила eго головку-морковкой. Застонав, девушка, кончая, вытянулась в протяжных судорогах. Ее выделения бежали уже беспрерывно: смешиваясь с соком мужчины они янтарной струйкой мочили стройное бедре. Вафля выгнулась и, едва не сломав шею, бросилась подлизывать отяжелевшие губы девушки, выворачивая и покусывая их.
Мы все сходили с ума. Со стороны казалось, что два существа сошлись в битве за право обладания заветным пульсирующим отверстием – член и язычок поочерёдно занимали алую норку, выпихивая друг друга…
– Эх, Иваныч!..
С удивлением я обнаружил, что Витьку нисколько не занимает сцена сношения. Вожделеющий взгляд его был намертво прикован к заднице Владимира Иваныча. Приспущенное трико приоткрывало капитально разработанный анус старого педераста.
Победно гикая, Витька помчался к верстаку и, схватив бутыль машинного масла, опрокинул ее содержимое на свей член, после чего, не теряя даром времени, с разбегу засадил его товарищу. От неожиданности Владимир Иваныч тесно пёрднув, вздрогнул, потеряв контакт с девушкой. Из влагалища пердяще пошёл воздух.
– Ну что ты? Еби же, козёл старый!.. Вон, закачал сколькоЙ – девушка совершенно изнемогала, её рот был распахнут, хищные яркие губки ловили воздух.
Настал черед озвереть и мне. Я разорвал брюки и как сосиску вывалил «хозяйство» в прелестный ротик. Губы сомкнулись и в жаркой и влажней глубине заработал проворный язычок. От наслаждения я закрыл глаза, инстинктивно стараясь затолкать ей член в самую глотку.
Тем временем Владимир Иваныч безуспешно пытался восстановить ритм, сбитый неожиданным «помощником», прилипшим к нему сзади.
– Погоди же, дьявол! – заорал он, злобно жуя бороду: на минутку остановись, сейчас устроим греческий паровозик!
Витька повиновался. Владимир Иваныч извлек член из влагалища и приставив тупую головку к коричневому анусу девушки толкнул её. Девушка дернулась и заметала головой. Владимир Иваныч хлопнул ее по ягодице:
– Ты, голубок, поспокойнее, я тебе больно не сделаю. Жопу натужь, будто срать собралась, всё у нас сразу и получится!
Девушка напрягла живот и сморщенное отверстие вздулось упругим бугорком. Член с чмоком проник в жопу, тело девушки ослабело, а на глазах её показались слезы. Словно ватная она повиновалась новому общему ритму. Вафля, полностью завладев истекающим соком влагалищем, неистовствовала там, я с наслаждением лупил членом о зубки девушки, Витька пёр Владимира Иваныча, а тот, пыхтя, задавал нам темп. Центром композиции, несомненно, являлась ПТУшница. Её стоны и слезы придавали нам силы, воодушевляли на борьбу с её сильным молодым телом.
В тот миг, когда девушка, едва не откусив мой «посох», кончала, грубая и уверенная сила содрала с меня штаны и пригнула мне спину. Удар – и я почувствовал, как в моей заднице, раздирая и обжигая ее заходил мощный поршень. В бешенстве я обернулся.
– Терпи, казак, пока коня не спиздили! – покрякивая и жмурясь меня размеренно трахал Степан Петрович – наш мастер.
– Степан Петрович!!. – от обиды я готов был расплакаться.
– Ничего, ничего… – мастеру явно тяжело было говорить, настолько занимала его «работа», – в войну… между прочим… и не так было… вообще… вещь полезная…
– От запоров xоpошо!.. – процедил Витька и выстрелил во Владимира Иваныча.
– 0-о-й, бля! – захрипел Владимир Иваныч и, как саблю из ножен, выхватив из девушки член, разрисовал ее спину длинными соплями спермы.
– М-м-м… – девушка, неистово подмахивая жопой сосущей Вафле, кончила второй раз. Тут сдался и я… Судорожно проглотив мой эликсир, девушка высасывала последние капли, когда за моей спиной разразилась буря. Замычав, мастер встряхнул меня и, наддав пару, разрядился. Через мгновение затычка из моей задницы была извлечена и я почувствовал, как там сыро уютно… Мастер кокетливо погладил мне брюхо:
– Молодцом, Андреич!
Я чуть было не дал ему в морду, но, впрочем, передумал. Тем белее, что новые, прежде не испытанные ощущения, показались мне довольно своеобразными. «Ночная смена…» – подумал я. Завод нравился мне все больше. Полумертвая ПТУшница валялась на полу, постанывая и поглаживая груди. Сверху на нее водрузилась Вафля. Девицы взасос целовались; при этом Вафля успевала надрачивать свою неутолённую пизду. Тесная юбка едва приоткрыла густую щётку волос. Лоно Вафли было распалено. Несмотря на то, что член был словно вареный, я решил-таки помочь ей и, развернув слипшиеся от выделений губки девицы, с трудом заправил свою сосиску в ее влагалище. Вафля доверчиво распласталась подо мной, я нежно сношал девушку, с удовлетворением ощущая, как мой болван вновь обретает мощь… В конце концов я доскрёбся до её матки и длинными точками излился в нее. Девушка тонко вздохнула, принимая в себя долгожданную жидкость.
– Обожаю блядей! – выдохнул я, покусывая ее душистую шею.
– Уважаю мудил! – парировала Вафля. Расхохотавшись, мы разъединились.
– Толик! – из глубины цеха появился Аркадий. Он был обнажён и бледен, – тьфу, чего ты тут застрял? – Аркадий утирал пот.
– Да вот… Гимнастикой занимались!..
– Ага? Труппа под руководством Степана Петровича… Связался ж ты, Толик, с гомиками-педрилами!
– Не педрилами, Аркадий, а бисексуалами! – гордо произнес мастер, качавшийся на стуле. Он курил и лицо старика было счастливым. Аркадий ухмыльнулся:
– Эти «гомобисексуалисты» своего не упустят. С ними расслабляться не-льзя! – он взглянул на меня с хитринкой, – что грустишь, старина? По всему видать, девочек у нас в бригаде не осталось? Степан Петрович подмигнул мне.
Я развел руками.
– Да! – Аркадий картинно вздохнул, – девочек болыше нет, но любовь все равно умирает последней! В принципе, все это меня даже радует! Между прочим мы с Шуриком тут тоже покуролесили. Дамочку одну оприходовали, Наташу из сборочного… – Аркадий вознёс руки к небу, – дамочка, ты и – хуй! Й Это вам, господа, не греческий паровозик, это – эстетика!
– Эстет хуев! – Витьки был сердит. Он крепко почесал воздушный шар на груди.
