Рано или поздно у каждого пацана в жизни наступает момент, когда очень сильно хочется трахнуть любимую девчонку. Вот и я не исключение. Возникает вопрос: где?
Не зря говорят, что темнота — друг молодежи.
Вечером я провожал свою Еленку домой. Она, сунув ладошку в карман моей ветровки, испуганно шарит глазами по предпоследним этажам высотки: должно ей влететь от матери, опоздала на полтора часа!
Лифт не работает. Веду Еленку на гребаный одиннадцатый этаж. Я голодный, как собака, а в штанах — беспредельная эрекция. Это оттого, что не трахаемся. Сколько можно лизаться да лизаться, когда же она даст?
Доползли до одиннадцатого, жмемся на темной лестничной площадке.
— Ну, я пойду, пока…
Опять обжимаемся, то да се. Груди у нее маленькие, соски от волнения скукожились. Гладкий животик. Рука моя в который раз за этот вечер скользит в ее трусики…
— Давай сейчас! — шепчу я ей. — Чего ты боишься?
Она сильней прижимается ко мне, ничего не говорит. Я подхватываю ее, как перышко, лихорадочно достаю член. У нее все там так узко, что не могу попасть. В углу какие-то ящики, друг на друге. Я перемещаюсь вместе с Еленкой на руках в этот угол, сажаю ее на них. Она расположилась полулежа, голова уперлась в стену, она испуганно хлопает глазами.
— На, попробуй сама! — И я передаю ей в руки измученный член.
Черт, как долго она его мнет, теребит и поглаживает, а я ее подбадриваю:
— Ну давай, не бойся, чего ты зажалась, как мышка!
Наконец она наставляет мой член куда надо — а я резко даю полный вперед всем телом… От неожиданности она вскрикивает. Я, опешив от ее крика, заваливаюсь на бок, тяну ее вместе с ящиками на себя — и вся наша суперконструкция валится на пол и рассыпается на отдельные элементы.
Вот идиотизм — в ящиках-то бутылки 0,7! Кто-то их приготовил сдавать. Встревоженные грохотом, на площадку выползают соседи, время от времени покрикивая в темноту:
— Кто здесь? Чего тут шастаете без дела?
— Наркоманов развелось, просто ужас! — вторит пьяно сиплый мужской голос.
Мы с Еленкой, поспешно натягивая портки, отползаем в кромешной тьме к лестнице — и кубарем вниз, придерживая ширинки!
Долго ли, коротко мы еще тусовались во дворе, чтобы без подозрений снова подняться на этот сраный одиннадцатый, но это все равно случилось.
Тетя Валя, ничего не подозревая, всыпала Еленке до слез, но потом все равно пригрела нас, смазала ее ободранные коленки перекисью, как бы невзначай спросила:
— Интересно, разве можно так сильно покорябаться, если ты в джинсах? Ведь ты же в джинсах была!
Я похолодел от предстоящего разоблачения.
— Когда? — испуганно спросила Елена.
— Ну как — когда? Когда споткнулась во дворе и упала?
— Конечно в джинсах! — облегченно подхватил я предмет разговора.
Тетя Валя постелила мне, естественно, отдельно. Лежу в чужом доме с ощущением полного кретинизма. К тому же ёб… опять стоит и не падает. Забавно, что стоит не на Еленку, которую я сейчас тихо ненавижу за ее глупость и нерешительность, а на тетю Валю. Когда она смазывала колени, сильно наклонилась и мне сверху под ее халатом открылась самая настоящая грудь, а не пародия, которая у ее дочки. И чем настойчивее я гоню от себя эту грудь, тем сильнее возбуждаюсь, тем отчетливее представляю бедную тетю Валю в таких непристойных позах, которые ей и не снились.
Провалялся я в этих мучениях полночи и наконец так смачно выдрочился на тетю Валю, что слон растекся на полпростыне. Это я утром со стыдом заметил. На следующую ночь повторилось то же самое, но уже дома. Напрасно я гнал от себя грудь тети Вали, она стояла перед глазами, как живая…
И даже после того, как Еленку я все-таки трахнул, еще примерно полгода кончал на тетю Валю в своем воображении. Бывает же такое!
