Среди нашего народа существует поверье, что сексуальные претензии, основанные на карьерном росте, могут предъявлять только мужики. Но, поверьте, что и среди женщин, облеченных властью встречаются сексуальные террористки. Особенно это проявляется в маленьких городках. В этих городках все становится известно, еще до непосредственного грехопадения участников будущей сплетни. И в этих местах популярными объектами для перепихов и перетрахов становятся командированные мужики. Мужик сделал дело, уехал и тишина. А не сделает, то и уедет ни с чем.
Это произошло около двух лет назад. Как обычно, мы с Рустемом поехали в командировку в город Судиславль, что под Костромой. Поездка предстояла не легкая, так как прошлый раз директорша одной аптеки, а работаем мы с аптеками, а директорши в аптеках одни женщины, намекнула, что надо ее позвать в ресторан, а затем в гости, если сказать проще, то надо ее отколбасить, иначе продления контракта о сотрудничестве с ней, нам не видать, как собственного члена при зеркальной болезни! При этом мы не поняли, кого из нас двоих она предпочитает.
Женщина эта была злобного сексуального возраста, тридцати семи лет. Одно только смущало в ее внешности это ее неимоверно курносый нос. При разговоре с ней, когда смотришь на ее вывеску в упор, кажется, что у тетки не нос, электрическая розетка на морде.
Еще прошлый раз мы навели справки по поводу этого объекта сексуальных претензий к нам с Рустемом, и узнали, что муж у нее есть, есть трое детей. Дети все – девицы, и мужик ее перешел из-за этого бабьего царства в разряд гаражных автолюбителей – все время что-то чинит в машине, но домой идет только под вечер и сразу ложится спать. Короче своим штепселем не работает!
Если честно, то ехали мы как на эшафот. Я предложил Рустему взять на себя столь нелегкую и ответственную миссию, упирая на то, что Рустем татарин и, говорю ему, вам татарам, что водка, что пулемет – лишь бы с ног сбивало. Рустем конечно согласился, что им татарам – лишь бы даром. Но это – не тот случай. Да и не обрезанный он, в отчаянье заявил Рустем. Папа комунякой был и письку сыну резать не дал.
– Так бы долгоиграющим был бы… – тоскливо закончил Рустем.
Ему всегда казалось, что если крайнюю плоть оторвали, то в койке с мадамой такой мужик дольше и качественнее продержится.
Время принятия решения приближалось. Мы поселились в люксе Костромской гостиницы. Номер был трехкомнатный, с двумя толчками, с биде и ванной. На мои доводы, что я уже ушел из большого секса на тренерскую работу Рустем ответил решительным отказом.
– Давай кидать жребий, – предложил я Рустему. Тот от бессилия, что-либо предложить другое – согласился. Мы взяли по железному рублю, вытащили из вазы, стоящей на столе в большой комнате, могильные цветы, поставленных туда для напоминания проживающим постояльцам о бренности бытия, и встав на край протертого ковра по очереди бросили рубли в вазу. Я попал легко и точно – Рустему не повезло. Когда рубль закончил движение по полу, Рустем тихо под итожил:
– Не Сабонис….
Жертва сексуального насилия справедливо была определена.
Рустем набрал рабочий телефон аптекарши. Пока он тыкал в клавиши телефона, он в слух надеялся, что она тихо кончается в сортире от поноса или от ящура, или ее срочно вызвали на семинар в район и встречаться ни с кем не надо. Но ему ответили. Он, как Штирлиц произнес условную фразу, описал место, где мы с ним остановились, назвал номер люкса, и что завтра готовы прибыть для продления контракта сроком на один год. Если бы не бабки, которые нам с Рустемом светили за контракт, то послали бы мы эту бабу далеко и по шпалам! Тут же – материальный компонент пересилил.
– Часа через два припрется – прогнусил Рустем, положив на место телефонную трубку.
Расстояние от Судиславля до Костромы около шестидесяти километров. Местным помороженным водилам надо летом полтора часа, для преодоления этого расстояния, а зимой еще полчаса накинуть надо. Пока аптечный водила ее довезет, короче, раньше пяти вечера аптекаршу мы не чаяли и увидеть.
Я спросил Рустема про то, куда он мне предложил бы на пару часов исчезнуть, но он сказал, что номер трехкомнатный, и если я тихонько посижу в дальней от спальни комнате, то никому не помешаю. Я согласился, да там и телик стоял.
– А ты хреновой одеждой запасся? – спросил я Рустема, имея в виду презервативы.
– А зачем? – удивился Рустем – Она же аптекарша и сто раз проверенная.
– За то ты не проверенный! – возразил я ему.
Рустем согласился и поперся на первый этаж в аптечный киоск за резинками. Но то, что он принес через некоторое время, повергло меня в состояние полного не стояния!
– Двадцать три рубля – с гордостью сообщил мне напарник. Презерватив был один! Сувенирный! И представлял из себя прзрачную пластиковую коробочку с фигуркой вождя мирового пролетариата – В. И. Ленина, стоящего на скрученном в кольцо резиновом основании с протянутой в даль, к женским эрогенным зонам рукой, словно говоря, что верной дорогой идете пихари-товарищи!
Этот резиновый гаденыш был выполнен с потрясающей достоверностью. Рустем, после того, как я вытер обильные от смеха слезы и сопли, обиженным голосом прогнусил, что там еще Чебурашка был и Снеговик с носом, но нос у него синий был и он его взять не рискнул.
Смеховые судороги меня опять выключили на некоторое время из действительности. Рустему я не сказал, но в лицах представил мужичка, у которого волосы на голове калькулятором пересчитать можно, а зубов на одну драку осталось – да еще с Лениным на хрену! Рустем дождался, когда я снова стану серьезным, и с обидой произнес:
– Следующий раз сам иди!
Сам я решил, пока есть время, сходить за водкой и закуской. Ведь уйдет эта дура, а Рустему и мне надо выпить за свою и особенно его поруганную честь.
Я решил угостить Рустема, за его труды и потому взял бутылку, тоника, апельсинов и прочей фигни, для восполнения здоровья и сил жертвы сексуальных домогательств. Принеся жратву в номер, я засунул все в холодильник, чтоб охладилось и, чтобы аптекарша случайно не взяла в качестве сувениров. Да тут и она вскоре замолотила в дверь со стороны коридора, как – будто к себе домой пришла. Я быстро просочился в комнату, считающуюся кабинетом. Меня отделяла только дверь с мутным стеклом. Только низ этого стекла когда-то давно дыл разбит и заменен обычным прозрачным стеклом. И фрагмент комнаты мне был виден. Из-за двери раздалось:
– Ну, куда идти?
Торопится, подумал я, как врач к больному пришла. Через прозрачную щель двери я увидел разутые ноги аптекарши, обутые в мужские носки, почему-то разного цвета. Один был белый, а другой темный. Синий или черный – я не разобрал. Наверно у ее автолюбителя одинаковых целых носков нет, вот и носит что есть. На фоне слоновьего топота аптекарши доносилось попискивание Рустема в виде дешевых комплиментов. Вдруг все стихло.
– Началось – подумал я.
Но тут послышались топочущие шаги аптекарши и в комнату заглянул одетый Рустем.
– Постираться пошла, а то говорит дома воды нет – сообщил мне Рустем.
– Может за этим и в гости просилась – прокомментировал я.
Рустем опять скрылся за дверью, а я включил телевизор. Минут через тридцать вода в ванной затихла и я притаился у прозрачного стекла двери. Аптекарша вышла из ванной в одних трусах и в неизменных мужских носках. Наверно, чтобы ноги не запачкать. Зрелище было очень грустное и без исходное. Задница аптекарши была еще ничего, сойдет за третий сорт в темноте, а ноги – это песня! Это были две тощие кривые палки, сходящиеся книзу вместе. Там же, где начинались трусы между ногами пролез бы ксерокопировальный аппарат среднего калибра. Рустема было жалко… Аптекарша немного повернулась и мне стали видны ее сиськи, по форме и размеру напоминающие уши спаниеля. Висящие требушины с огромными черно-коричневыми сосками. Если дойдет до дела, то и с не обрезанной пиписькой Рустему час трудиться, не меньше. Мотнув своей мясомолочной фермой, аптекарша поскакала к Рустему в комнату, а я углубился в просмотр телепередачи. Правда посмотрел телик я не долго. Из комнаты брачующихся послышался звук, напоминающий звуки, причем на одной ноте, и на пороге, где я прятался, комнаты появился голый Рустем в позе футболиста, стоящего в стенке, перед прбитием штрафного.
– А у тебя в машине пинцет есть? – спросил он, с надеждой в голосе.
Вот, думаю, провинциальные тетки дают! В Москве про секс с пинцетом и не слышали!
– А за каким хреном он тебе понадобился? – спросил резонно я его.
То, что он мне сообщил я не забуду, как родную мать, до пришествия судного дня или еще дольше. А произошло следующее. Применив по назначению вышеупомянутое резиновое изделие, Рустем влетел в аптекаршу, как весенняя пташка, не зная того, что аптекарша при перепихоне со своим мужем или другими особями мужского пола использует внутриматочную спираль. А направив своего боевого Ленина внутрь, он зацепился его указующей рукой за хвост этой спирали. И уже при движении наружу оставил Ленина висеть на этом турнике. Так там и оставшись, Ленин причинял хозяйке дикое чувство щекотки. Как говорится, то что мы принимали двадцать лет за оргазм, оказалось бронхиальной астмой! И звуки, доносившиеся до меня были истерическим смехом.
– Вытащить бы надо – промямлил Рустем.
Я пополз по полу, царапая ногтями ковровое покрытие.
– Хватит ржать! – уже грозно заорал Рустем – помрет еще от смеха…
Новый приступ смеха опять выключил меня на пару минут.
Деваться было некуда и я пошел на гостиничную стоянку за спасительным пинцетом.
Обернулся я мухой, минут за пять, а Рустем уже одетый ждал меня у двери.
– Пошли, помогать будешь!
– А я то тебе, на фига?
– Темно там, посветишь.
Я даже где темно спросить не смог. Он быстро потащил меня за собой в комнату. Увидев голую сверху и закрытую снизу одеялом аптекаршу, я за чем-то поздоровался и спросил как ее дела. Аптекарша была малинового цвета и вся тряслась.
– Чем светить-то? – спросил я Рустема.
– Хреном своим свети! – злобно вмешалась аптекарша.
Я по строению светлячка совсем не напоминаю, поэтому мое внимание привлек напольный торшер. Я по быстрому снял с него абажур, включил его в розетку, и встал на изготовку, как красноармеец при штыковой атаке.– Может пинцет водкой протрем, – предложил я Рустему – а то он ржавый?
Рустем посмотрел на меня откровенно злобно.
– У нее своей ржавчины полно, а вы – обратился он к аптекарше – перевернитесь.
Аптекарша встала на краю кровати на четвереньки, сиськи ее раскачивались, как занавес Большого театра, представив нам свою красу. Задница была, при ближайшем рассмотрении, дряблая и в мелких прыщах, как у обезьяны. На ее промежности я не ожидал, конечно же увидеть стрижку а-ля бразильская стрелка, но столь редкие по красоте и количеству спутанные волосья навеяли на меня глубокую тоску. Тут бы и термобигуди картины бы не исправили. Аптекарша, облегчая Рустему работу, двумя пальцами приоткрыла свое попорченное дупло.
Рустем направил пинцет внутрь. Ему бы, дятлу пучеглазому, помолчать бы немного, а он задумчиво изрек:
– Так вот ты какая – смерть гинеколога….
Я рухнул на пол вместе с торшером разбив светившую ему и мне внутрь аптекарши лампочку Ильича. Свернувшись калачиком – я просто плакал, смеяться уже было нечем.
Вернула меня к жизни аптекарша:
– Свети давай, мерин трелёвочный!
Я вывинтил из при кроватного светильника другую лампочку, включил торшер, а Рустем приступил к разминированию этой проспираленной сволочи. Видимо, как надо ухватившись, он дернул пинцет на себя. Вынос тела из волосатого мавзолея был завершен. Тетка, то ли от радости окончания работ, то ли давно терпела, выпустила злого духа (говоря по-русски пернула)
Рустему прямо в нос.
– Так ведь нельзя! – обиделся он.
Аптекарша ни слова не говоря оделась с такой быстротой, что мы моргнуть не успели, как дверь за этой жертвой ленинизма захлопнулась.
Рустем загадочно произнес:
– Надо было снеговика брать
Потом выпив водки, он долго уговаривал меня никому не рассказывать о случившемся, чтобы не смеялись и не дразнили.
И я, естественно пошел ему на встречу, и по возвращении на работу, рассказал всем, кому надо, и кому не надо. Так ведь жить веселее!
А мы с ним не только не продлили контракта, и не получили премиальных, а в добавок лишились по сто пятьдесят баксов из зарплаты, за не выполненную работу. Вот так люди гибнут за интим! Пролетарии всех стран, не сношайтесь с кем ни попадя.
