(рассказ попутчика)
— Ну, а вы чем публику позабавите? – подмигнул я, наливая в стаканы очередную порцию коньяка.
Несмотря на разницу в возрасте и положении (Сергей Владимирович был лет на десять старше меня и выглядел куда солиднее), мы довольно быстро нашли с ним общий язык, и переход к совместному распитию припасенной им бутылки «Арарата» был вопросом времени.
— За женщин!
Мы чокнулись и выпили. Мой попутчик деликатно откашлялся.
— Вот был у меня однажды случай… кстати, тоже, в известном смысле, на работе, — после некоторой паузы сообщил он, — и вспоминать не хочется, и забыть не могу, хотя уже столько лет прошло. Очень уж грустная история получилась. Боль, можно сказать, на всю оставшуюся жизнь…
После моих жизнеутверждающих трелей о прелестях работы в дамском коллективе, такое невеселое вступление прозвучало легким диссонансом – все-таки соседей по купе принято развлекать, а не грузить давними проблемами. Однако выпитый коньяк позволял относиться с юмором буквально ко всему, к тому же мне смертельно надоело чесать языком в одиночку.
— Что, тоже застукали и уволили? – попытался схохмить я, — Такое иногда случается, особенно если у тебя роман с женой начальника.
— Да какой там роман! – покачал головой сосед, — Мы и познакомиться-то толком не успели.
— То есть…
— И виделись всего один раз в жизни.
— Ну-у, значит это действительно было нечто! Любопытно было бы послушать.
— Могу рассказать. Только предупреждаю, скабрезных историй про всеобщий разврат на этот раз не будет. Прошу также заметить, что я давно и счастливо женат. У меня про другое… и попытайтесь понять все правильно.
И он начал свой рассказ.
* * *
«Я в ту пору еще молодой был, неженатый. Жил на периферии, работал в районной газете, писал разные статейки, в основном на производственные темы. Помимо прочего, был у нас в городе крупный химический завод, где не то удобрения, не то ядохимикаты выпускали. Сколько помню, оттуда вечно какой-нибудь гадостью тянуло. И вот посылает меня как-то раз туда главный редактор. Срочно понадобился ко Дню химика репортаж об их славном трудовом коллективе. В частности, про то, как они за чистоту окружающей среды борются. Хотя по мне, так они все вокруг только травили. Но раньше-то как было – что велят, то и пишешь… Кстати, и сейчас в этом плане немногим лучше.
Деваться некуда, беру редакционную машину, еду. Там всех уже предупредили – мигом выписали мне пропуск, проинструктировали, чего там можно, чего нельзя, согласовали, какие цеха мне стоит посмотреть (а какие, стало быть, не стоит?), и персонального провожатого выделили, главного специалиста из отдела техники безопасности. Звали его забавно – не то Галимзян Рашидович, не то Рашид Галимзянович, татарское какое-то имя-отчество. Хотя говорил он без всякого акцента. Ну вот, стало быть, идем мы с этим Галимзяном по заводу, принюхиваемся к ароматам и разговоры разговариваем. Вдруг он останавливается и хлопает себя ладонью по лбу.
— Извините, — говорит, — вам в какой цех?
— В 11-й, — смотрю я в бумажку.
— А в ЦЗЛ зайти не хотите?
— Простите, ЦЗЛ – что это такое?
— Центральная заводская лаборатория.
Я снова заглядываю в бумажку.
— Нет, лаборатория в списке не значится.
Тем не менее, выясняется, что ему там срочно какой-то документ надо забрать. А бросить меня одного посередь завода он не имеет права.
— Вообще-то мне после 11-го еще в 7-й идти, потом в технический отдел, да еще на очистные сооружения заехать, – отнекиваюсь я, — Программа обширная, а время уже к обеду…
— Да это тут недалеко, — уговаривает он меня, — Кстати, в ЦЗЛ женщины работают. Некоторые – очень даже ничего.
Как ни странно, это сработало.
— Ладно, — говорю, — Идемте, посмотрим ваших женщин.
Короче, свернули мы с ним в сторону. Шли минут пять.
— Вот это цех №4, — показывает главспец на массивный кирпичный корпус справа, — А вон то – здание ЦЗЛ. Нам туда.
Зашли, поднялись на второй этаж, заглянули в одну из дверей. Ну, что сказать? Лаборатория, как лаборатория – шкафчики, стеллажи, столы, приборы какие-то… На высоких табуретках сидят две невзрачные тетки с нездоровым цветом лица и – о, чудо! – симпатичная молодая девчонка. Я ее как увидел, сразу глаз положил – глаза большие, фигурка стройная, ноги длинные, и даже рабочий халат ее не особенно портил, поскольку совсем коротенький был. Так вот, значит, сидят они и журнальчиками обмахиваются. Самое начало лета, а уже жара стоит…
— Всем доброе утро, – заходит главспец.
— А, Галимзян Рашидович! Что-то вы к нам зачастили… Ой, а кто это с вами такой молодой, интересный?
— Знакомьтесь. Сергей Владимирович Балашов, корреспондент из «Красной зари». Пишет репортаж о заводе.
— Здравствуйте! – немного смущенно привстала с табуретки одна из теток, чисто по-мужски протягивая мне руку, — Кузина Марья Михайловна, инженер-химик.
Очевидно, она была тут старшей.
— Очень приятно, — церемонно пожал я протянутую руку и вопросительно посмотрел на остальных.
— А это лаборантки из нашего сектора, — сбивчиво затараторила тетка, — Попова Зинаида Ивановна… Рябоконь Елена… извини, забыла, как тебя по отчеству… Лена у нас недавно, после училища…
— Да какое там отчество, — фыркает девушка, — Просто Лена.
— Здрасьте, — еще раз говорю я, нахально подсаживаясь к ней на свободный табурет, — Очень приятно. А меня тогда можете звать просто Сергеем.
— Вы, значит, тут товарищу покажите чего-нибудь интересное, — засуетился главспец, — а я пока к вашему начальнику загляну…
— Да чего тут смотреть? – пожала плечами девушка, нехотя пряча журнал в стол, — Вас что-то конкретно интересует?
Специфика работы заводского лаборанта всегда была для меня тайной за семью печатями, поэтому ничего конкретного я спросить не мог. Но замялся я главным образом потому, что в этот момент девушка несколько опрометчиво раздвинула ножки, в результате чего я узрел, что у нее под халатиком не было вообще ничего, кроме легкомысленных ажурных трусиков. Это неожиданное открытие сразило меня наповал. Понимаете, до прихода сюда я был свято уверен, что на этом провонявшем всю округу заводе работают злобные мутанты, дышащие ядовитыми газами и купающиеся в серной кислоте. И вдруг обнаруживаю здесь очаровательную девушку в халатике на голое тело! У меня было ощущение, что весь мир внезапно завертелся вокруг ее стройных ножек.
— Понятия не имею! – вздохнул я, продолжая бестактно изучать рисунок ее нижнего белья.
— Что-нибудь не так? – забеспокоилась девушка, на всякий случай немного сдвинув коленки.
— Да нет, все в порядке. Просто я гляжу, спецодежда у вас… хм… несколько облегченная…
Она смутилась, но не сильно.
— А, вы про халат? Это мне по ошибке такой короткий выдали. Я сначала поменять хотела, а потом привыкла.
— Хм, понятно… вообще-то вам даже идет, — отпустил я неловкий комплимент, — Так как насчет что-нибудь посмотреть?
— А вы разве еще не все посмотрели? – ехидно поинтересовалась девушка, сдвигая ноги плотнее и демонстративно одергивая полы халатика.
Мне захотелось провалиться сквозь землю, но я сделал вид, что не понял намека.
— Нет, я про лабораторию. Что-нибудь интересное из вашей работы.
— Запросто. Анализ из работающих аппаратов подойдет?
— Вполне.
— Только это не в самой лаборатории. Это в 4-й цех идти надо.
— Надо, так надо. Я готов!
Я действительно был готов идти за ней хоть на край света. Несмотря на то, что она вела себя со мной довольно холодно.
«Что такое со мной? Неужели втюрился?»
— Галимзян Рашидович, можно мне в 4-й цех?
— А как же ваша программа? – съехидничал главспец, притормаживая в дверях, — Он же у вас тоже в списке не значится.
— Я ненадолго, — пообещал я, — Туда и обратно.
— Что, появился интерес? – подмигнул он мне, косясь на хорошенькую Лену, — Ну-ну…
Лена тем временем полезла под стол, чтобы вытащить какой-то напоминающим чемоданчик аппарат, при этом так эффектно присев на корточки, что мое сердце чуть не выскочило из груди.
— Штаны надень, стыдоба, — заворчали тетки, — Не на танцы собралась!
— Да ну вас с вашими штанами, — хихикает та в ответ, — И так жарко.
— Действительно, жарковато сегодня что-то, — согласился я.
— А в цехе еще жарче будет. Там реактора горячие, трубчатые печи, паропроводы…
— Как это – реактора горячие? – насторожился я.
У меня при слове «реактор» до сих пор Чернобыль почему-то вспоминается.
— Так. Синтез же ради вас никто останавливать не будет?
Реактора, синтез… Слова-то все какие, мне даже не по себе немного стало.
— Да вы не бойтесь! – успокаивает меня Лена, — На самом деле ничего страшного. Так, пованивает немножко…
И вешает через плечо матерчатую противогазную сумку.
— Ничего себе «пованивает»! Это что – противогаз?!
— Ага. Без него в цех не пускают.
— Там так опасно?
— Да нет, просто положено. На всякий случай. Если авария там, или еще чего.
— То есть надевать его вы не будете?
— Буду, — потупилась Лена, — Отбор проб – строго в противогазе. Хотя это просто ужас…
— Ничего, Рябоконь, – буркнул главспец, — Лучше часок помучиться, чем разок отравиться. В нашем деле главное – что?
— Соблюдение правил техники безопасности, – нарочито бодро похлопала по висящей на боку сумке Лена.
— Слышите, барышни? – многозначительно посмотрел главспец на женщин.
— Слышим, слышим, Галимзян Рашидович…
Из всего этого я сделал вывод, что правила эти здесь частенько нарушаются.
— Ну и работа у вас, товарищи женщины, – искренне удивился я, — Как же она выдержит в противогазе, да еще в такую жару?!
— Захочет, выдержит… Все еще хотите взглянуть?
— Хочу. Если, конечно, можно.
— Можно. Только каску наденьте. И еще вот это тоже прихватите…
Мой провожатый пробежал взглядом по стеллажу с противогазами.
— Знаете, как пользоваться?
— Показывали когда-то.
— Вот, возьмите. Третий размер, должен подойти, – и, заметив кислое выражение на моем лице, добавил, — Не бойтесь, для вас это всего лишь мера предосторожности. Надевать не придется. Ну что, теперь вперед и с песней?
Я кивнул, хотя и без прежнего энтузиазма.
— Главное, на верхние площадки не поднимайтесь и ничего не трогайте. Да, и не вздумайте там курить!
— Я не курю.
— Ну и правильно. Теперь мне налево, а вам направо. Встречаемся здесь, минут через двадцать.
Нахлобучив каску, я попрощался с тетками, и мы с Леной двинулись по коридору.
— Смотри, принцесса, не умори там молодого человека, – донеслось нам вслед, — Ему еще статью про нас писать!
— Да уж прямо – про вас, – не оборачиваясь, проворчала Лена, — Разбежались!
Идя следом, я невольно любовался ее точеной фигуркой в коротком приталенном халатике. Хотя тащить приборы ей было явно неудобно, и походка девушки от этого заметно страдала. Да и настроение, похоже, тоже.
— Разрешите вам помочь? – решил я вдруг проявить галантность и, не дожидаясь ответа, перехватил в свои руки все ее химическое барахло.
Взгляд девушки немедленно потеплел.
— Спасибо, – улыбнулась она, расцветая трогательными ямочками на щечках, — Вот всегда бы так!
Мы свернули в длинный мрачный переход с давно не мытыми стеклами, куда указывала стрелка с надписью «цех №4», и вскоре прибыли на место. Сам цех впечатление произвел жутковатое: полумрак, где-то что-то гудит, где-то что-то булькает, кругом змеятся трубы, откуда-то с шипением пробивается пар, снуют люди в замызганных спецовках и с противогазными сумками на боку… Вдобавок ко всему, несмотря на надсадно воющие вытяжные вентиляторы здесь стояла неистребимая, какая-то сугубо химическая вонь. Может быть, не очень сильная, но довольно мерзкая. Ну, и жарища, как меня и предупреждали – градусов под сорок. Идти дальше, честно говоря, уже не хотелось, но перед девушкой я решил держаться молодцом и вообще стараться делать вид, что мы, мол, и не такое проходили. Что касается самой девушки, то она, похоже, чувствовала себя вполне комфортно даже в такой обстановке.
— Не пугайтесь, этот цех хоть и старый, но не самый плохой, — весело щебетала Лена, грациозно ныряя под очередную связку трубопроводов, — А недавно они новую импортную установку запустили, вообще красота.
— Посмотреть можно?
— Так мы туда и идем. Да вот же она!
Установка оказалась сверкающей нержавеющей сталью и сплошь опутанной трубами хитроумной конструкцией высотой с трехэтажный дом – странно, как она вообще поместилась под крышей цеха. Людей видно почти не было, потому что, по словам Лены, все узлы управлялись автоматикой. И только пробы, как и раньше, приходилось лазить отбирать живым лаборанткам (ну, это, я вам скажу, очень по-нашенски). Между тем я уже внизу весь вспотел, а каково же наверху тогда будет?
Впрочем, Лена лезть в это пекло и не торопилась. Вместо этого она велела мне поставить приборы на пол, после чего, рискуя обжечь голые ляжки, по-хозяйски уселась на какую-то выкрашенную в ядовито-желтый цвет трубу.
— Кого-то ждем? – спросил я.
— Да тут, аппаратчика одного знакомого… помогает мне обычно… только я, кажется, рановато заявилась, – зевнула она, жестом приглашая меня присесть рядом.
Коротая время, она начала рассказывать мне о своей работе, но я все равно мало что понял (у меня в школе по химии тройка была), поэтому решил, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Наконец она устала ждать и показала рукой в направлении площадки обслуживания на установке.
— Ну, мне туда. А вы тут постойте, если хотите…
— Позвольте, как же вы все это одна наверх попрете? – возмутился я, вырывая из ее рук чемоданчик.
— Ой, что вы! – замахала руками Лена, — Вам туда нельзя!
— Глупости! Почему это я не могу помочь красивой девушке? Или знакомый аппаратчик будет против?
— Да ну вас, скажете тоже, — смутилась Лена, — Хорошо, только осторожно. Здесь ступеньки очень крутые.
— Да я бы сказал, почти вертикальные, — усмехнулся я.
И мы полезли по трапу наверх, она спереди, я следом. Чтобы, значит, если вдруг что-то уроню, так хоть не ей на голову. Чувствую, а с чемоданом-то, блин, и впрямь неудобно. Не то, чтоб тяжело, но – неудобно, одной руки категорически не хватает. И как только она раньше тут лазила? Задираю голову посмотреть, долго ли еще – мамочка, а там такие виды!!! Я чуть с лестницы не навернулся… сами посудите, какая может быть координация движений, когда у тебя прямо над головой голая женская задница?! То есть, трусики на девочке, конечно, были, но такого смелого покроя, что сзади попа их скушала напрочь… Чемоданчиком с приборами о перила приложился – гул по всему цеху пошел. Моя обольстительница, естественно, тут же оборачивается.
— Ой! Меня начальница за эти приборы убьет! – восклицает она, жеманно поигрывая складками попы.
— Да нет, вроде бы ничего не разбилось, — спешу заверить ее я.
А сам, забыв о всяких приличиях, пялюсь ей в зад, и краской заливаюсь, как малолетний пацан. И тут до нее, наконец, доходит, как же лихо она подставилась.
— Ай-яй-яй, ну куда вы смотрите? Так же и шею свернуть недолго!
Я конфузливо опускаю голову, но глаза-то сами наверх косятся… в общем, последние пару метров она лезла, прикрывая зад ладошкой. Смех и грех. Хотя, если разобраться, сама была виновата – еще бы в купальнике в цех пришла. Но и мне, наверное, не следовало лезть впритирку за ней. Короче, оба хороши.
А на площадке уже конкретное пекло, и воняет с непривычки – вообще караул. Ставлю я ее барахло на настил и лоб вспотевший вытираю, будучи все еще под впечатлением от увиденного. Лена, кажется, смотрит на меня с легкой укоризной, и я ее прекрасно понимаю – хотел помочь, помогай, но зачем под юбку пялиться?
— Спасибо вам, Сережа! – неожиданно касается она губами моей щеки, и сердце мое подпрыгивает до небес, — А теперь вниз, пожалуйста, я все равно больше разговаривать не смогу…
И натягивает противогаз. Я от неожиданности аж вздрогнул. И то сказать – была симпатичная девушка, а стала лысая страхолюдина с хоботом, как у слона.
— У-у! А-а? – мычит эта очкастая образина, грозно сверкая стеклами. Типа, ну как?
— Действительно, ужас… — потрясенно бормочу я, трясущимися руками расчехляя фотоаппарат, — Можно сделать пару кадров для истории?
Она протестующее замотала головой, что-то неразборчиво гугукнула (в этой жуткой маске действительно не больно-то поговоришь) и, подхватив чемоданчик, направилась к точке отбора. Зрелище, скажу я вам, было чумовое. Фигурное катание видели? Ну вот, представьте себе фигуристку в противогазе… А между тем, откуда-то таким дерьмом несет, что противогаз и впрямь не помешал бы. Только вот напяливать его – увольте, меня от одного запаха резины с детства мутит. Поэтому погладил я Лену сзади нежно по гладкой резиновой макушке и спустился быстренько вниз.
А она, бедная, осталась на площадке париться: то в люк чуть ли не с головой нырнет, то с приборами начнет возиться, то какие-то шланги с места на место таскает… так увлеклась, что на меня и не смотрит даже. Что запомнилось, ее голые ноги от жары сплошь красные сделались. Ох, и жалела, должно быть, девочка, что штаны не надела, как ей умные люди советовали… Через какое-то время чувствую – от всех этих наблюдений за рабочим процессом у меня под ширинкой конкретные проблемы начинаются. В смысле, плоть начинает восставать. Еще бы… она же зад-то ладошкой больше не прикрывала! А когда она, не снимая резиновых перчаток и противогаза, затеяла трусики в попке поправлять, я вообще едва не кончил. Так по-девчачьи мило все это выглядело… Естественно, трусики скоро обратно в попу залезли, и больше она их уже без толку не теребила, но я что сказать хочу – сколько раз с тех пор настоящий стриптиз смотрел, и ни разу сердце так бешено не колотилось, как тогда. А с чего бы, казалось? подумаешь, девчонка трусы поправила…
Я, конечно, не обольщался, что это шоу устроено специально для меня (думаю, самой Лене было тогда глубоко наплевать, кто и как на нее в этот момент смотрит), но твердо решил, что с такой интересной девушкой стоит познакомиться поближе. Однако ждать, пока она освободится, я не мог… да и шея затекла… в общем, сложил я ладони рупором и крикнул ей, что, мол, спасибо за рассказ и показ, но мне пора – а раз так, то не спуститься ли ей вниз на пару слов? Она в ответ кивнула, сделала пару шагов к спусковому трапу, и вдруг… начала тихо сползать по стеночке прямо на решетчатый пол. Что такое?! Не успел я холодный пот со лба смахнуть, как она уже во весь рост на площадке растянулась. К слову сказать, в такой эротичной позе, что… ох, держите меня семеро!.. но тут уж мне совсем не до эротики стало. Потому как чувствую, что-то неладное происходит. Не отдохнуть же она прилегла, в самом деле.
— Эй!!! – ору ей наверх, — Помощь требуется?
А она все лежит, только рука потянулась к горлу, как если бы ей воздуха не хватало. Если она что и сказала при этом, не слышно было. Опять же, противогаз на ней.
— Лена!!! – продолжаю орать я, размахивая руками.
Она по-прежнему ноль эмоций. Как на грех, весь инструктаж по технике безопасности у меня из головы тут же улетучился. Что делать? Куда бежать? Кого звать? Хрен его знает. И вокруг ни души. Выждал я несколько секунд – чувствую, вроде бы хуже мне не делается. И сигнализация молчит. А, думаю, к черту все инструкции! И полез за ней сам. Главное, про собственный противогаз даже не вспомнил, хотя в такой ситуации, пожалуй, стоило бы надеть на всякий случай. Ладно, бог с ним. Забираюсь на площадку. Она все так же лежит с невозмутимой мордой – ноги враскроряку, по животу хобот змеится, волосы из-под маски по грязному настилу разметались… Причем непонятно даже, дышит или нет. Тут уж я струхнул не на шутку.
— Лена! – осторожно беру я ее за руку, пытаясь нащупать пульс, — Что с тобой?
А пульс, как назло, никак не прощупывается. Ну, в общем, меня всего уже натурально трясет… умирает же девушка! да и мне – долго ли осталось? и тут вдруг она медленно поворачивает голову ко мне, и начинает жалобно так стонать. Еле слышно, как будто ей подушку на лицо положили. Но я все равно обрадовался. Слава богу, думаю, живая… Но что с ней тогда стряслось? я ж вот тут рядом стою без всяких средств защиты и даже не кашляю? Немного мутит от духоты – это да, а в целом… И тут меня осенило. Это же она просто в обморок упала! Жара, да еще столько времени в душном противогазе, вот вам и результат.
Моментально сорвал с нее маску, так – веришь, нет? – оттуда целая струйка пота вытекла. Видимо, это называется у них работать в поте лица. А лицо у нее, ты бы видел – все в испарине, под глазами круги, а губы — аж синие. Бедная девочка! Но веки уже дрожат, и вроде бы дышит сама, а то я ей уже искусственное дыхание «рот в рот» пристроился делать. Ограничился тем, что расстегнул ей пару верхних пуговиц на халате, чтобы легче дышалось, да шлепнул разок по румяной попке, чтобы быстрее в себя пришла. Я знаю, так новорожденным делают. Гляжу, помогло – открыла глаза.
— Руки уберите, пожалуйста! — говорит полушепотом. И первым делом подол одергивает, чтоб прелести свои прикрыть.
Ну, я не в претензии, да и девушку можно понять. Хотя вот интересно, она нарочно лифчик на размер меньше надела, или по ошибке? По-хорошему, надо было бы и его расстегнуть, чтобы грудь освободить, но на это у меня наглости уже не хватило. Я с девушками с места в карьер обычно не рву. Ну там сперва поговорить, потом поцеловать, а там уж можно и до лифчика добираться…
— Ф-ф-у-у! Чуть не задохлась! – стонет Лена, брезгливо запихивая противогаз в сумку.
— Что, не помогает?
— Да ну его на фиг, свиное рыло! – морщится девушка, — Что-то не то с ним сегодня…
Минут пять она в себя приходила. А я стоял рядом посреди этой вони и думал, какие все-таки сволочи ее начальники. Своих-то дочерей сюда, небось, не посылают. Еще бы! Это же форменный кошмар, а не работа. И чего я у себя в редакции вечно чем-то недоволен, привереда? То пишущую машинку кто-то без спроса взял, то паста в ручке кончилась… Подумаешь, трудности! Да у меня, по сравнению с некоторыми, не работа, а курорт.
— Знаешь, Лена, ты бы лучше домой шла. А еще лучше к врачу. У тебя же обморок был!
— Ну да! А работать кто будет? Все и так в отпусках…
— А эти ваши тетки, как их там?
— Кто, Марья Михайловна и Зинаида Ивановна?! – засмеялась Лена, — Да куда им, они старенькие уже…
И чего только ругают современную молодежь? Вон, какая забота о престарелых и убогих.
— Зато у тебя, я гляжу, здоровья больше всех, – не унимаюсь я, — Ну как опять отключишься и вниз свалишься?
— Тут кругом ограждения, захочешь – не упадешь. Да вы за меня не волнуйтесь…
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь… Может, все-таки перейдем на ты? И потом, как же мне не волноваться, если ты только что на моих глазах умирающего лебедя изображала!
Лена посмотрела на меня с недоумением.
— Так я ж противогаз-то больше надевать не буду!
— Как это? А не боишься?
— Разок-то можно, если лицо в сторону от люка держать. Все лучше, чем в этом наморднике.
— Что, настолько тяжело? – сочувственно спросил я.
— Сегодня – да. А вообще у нас и раньше женщины в противогазах сознание теряли, особенно летом.
— И что, — спрашиваю, — никто не жаловался?
— А что толку жаловаться? Это ж химзавод, а не кондитерская фабрика.
— Верно подмечено. Почему же вы тогда по двое не ходите, раз такое случается?
— Раньше ходили, сейчас людей не хватает. Вообще-то, за нами аппаратчики обычно присматривают (я бы на их месте тоже присматривал, причем исключительно снизу!) Да и мы ведь не каждый день в обморок падаем…
И впрямь полегчало ей, видать, раз шутить пытается. Что за девушка, право! Только вот лицо у нее теперь резиной воняет, никакими духами не забить.
— Ты сам-то как, Сережа? Голова не кружится? Глаза не слезятся?
— Спасибо, ничего, — говорю, — Привыкаю понемногу. Что дальше делать будем?
— Я на верхнюю площадку, там еще пара точек. А вы… а ты быстренько вниз, пока не увидели. Да и вредно тут долго находиться.
— А как же ты?
— Уж как-нибудь. Мне хотя бы за вредность доплачивают, и молоко дают… Только не говори, что я на отборе противогаз сняла. Наказать могут.
— Пускай тогда уж меня наказывают, это ж я его с тебя снял.
— Да, и про обморок этот дурацкий тоже никому не рассказывай!
— Это еще почему?
— Медосмотр не пройду – переведут в уборщицы, или вообще уволят по статье.
— Может, оно и к лучшему?
— Ага! А жить на что? У меня мама болеет, папа на пенсии…
Спорить с ней было сложно.
— Ладно, не скажу.
— Ой, Рашидович идет! – вздрогнула Лена, — Легок на помине… Прячьтесь!
Я, как мальчишка, шмыгнул за какую-то трубу. Гляжу, а внизу и впрямь главспец по ТБ. Причем вид у него самый что ни на есть воинственный.
— Эй, наверху! – орет он срывающимся от возмущения фальцетом, — Что за безобразие! Почему без противогаза на площадке?
— Галимзян Рашидович, миленький… может, не надо противогаз? – взмолилась Лена, глядя на него глазами испуганного олененка, — Здесь и загазованности-то почти нет!
Но главспец службу знает туго.
— Разговорчики в строю! Надевай немедленно – или от работы отстраню!
— В нем дышать трудно! – жалобно канючит Лена, — И лицо потеет… и шланг мешается. Можно, я в «лепестке» поработаю? Он у меня с собой.
— Да что ты говоришь? — в голосе главспеца прорезаются откровенно издевательские интонации, — Ты инструкцию по отбору вообще-то читала?
— Ну, читала…
— Есть там что-нибудь про респираторы?
— Нет, но…
— Никаких «но»! «Лепесток» только пыль фильтрует! От паров и газов – не защищает, пора бы знать такие вещи.
Леночка выразительно закатывает глаза и нехотя лезет в сумку за противогазом.
— Ну вот, всегда так… сам бы в нем поработал, перестраховщик…
— А вы, молодой человек, почему нарушаете? – обрушивается главспец теперь уже на меня, — Не прячьтесь, я вас вижу! Немедленно спускайтесь вниз, посторонним там нельзя находиться!
Я поднимаю руки кверху: виноват, мол, каюсь. Напоследок поворачиваюсь к Леночке, чтобы попрощаться. Ох, блин, ну и вид у нее. Без слез не взглянешь.
— Пока, Лена! Мне в другой цех идти надо.
— Угу!
— Тебе еще долго здесь?
— Угу!
— Геройская ты девчонка! Я бы в этой резине и пяти минут не продержался.
— Угу-гу-гу-гу! — то ли смеется, то ли стонет она, демонстративно потрясая хоботом. Самой, мол, надоело до смерти.
Все-таки есть что-то глубоко противоестественное в разговоре с девушкой, на которую напялен противогаз. Ты ей что-то говоришь, а она только мычит в ответ и выглядит, как последняя уродка. Господи, ну почему женщины у нас должны работать в таких нечеловеческих условиях? Тем более, молодые красивые девчата.
— Лена, а давай встретимся после работы? Я у тебя еще раз интервью возьму. Если хочешь – тет-а-тет…
Эх, поцеловать бы ее еще напоследок… девушки от этого просто млеют… но не эту же резиновую харю чмокать?
— Угу! – натужно сопит она, как-то неопределенно качая головой.
— Товарищ корреспондент! Сергей Владимирович! – надрывается главспец, — Я же за вас отвечаю! Немедленно вниз!
— Все, иду! Иду!
В общем, так и не успел я разобрать смысл этого ее последнего «угу»… Я лишь делаю ей на прощание ручкой и лезу вниз. А она, тяжело дыша и еле перебирая ногами – наверх. Когда из-под халатика снова мелькнула знакомая голая попка, я просто зажмурился. Эх, Лена, Лена, что же ты с нами делаешь! Всех работяг здесь, наверное, давно с ума свела, причем, не прилагая никаких усилий. Как бы тебе все-таки объяснить, что нельзя так на работу наряжаться, дабы не провоцировать сердечные приступы у бедных аппаратчиков и слесарей?
К тому времени главспец уже слегка поостыл.
— Дисциплинка, вашу мать! – по инерции выругался он, когда я подошел поближе, — Видали? Говоришь этим девчонкам, говоришь… как будто это мне, а не им нужно!
— Она не виновата, — попытался я заступиться за Лену, — У нее с противогазом что-то.
— Проверю. А вы тоже хороши… добро, хоть надышаться ничем не успели, откачивай потом… А то был у нас тут один такой герой-писатель – когда обратно через проходную выходил, весь пиджак был, как решето, и морда в крапинку. Кислотой обрызгало… Так его жена на нас чуть в суд не подала!
— Да я все время внизу возле окошка стоял, — заверил я его, — Только под конец поднялся помочь.
— А чего помогать-то было? (ну да, тебе бы это точно в голову не пришло)
— Так, просто…
— Вы глядите, без самодеятельности. Здесь вам не кондитерская фабрика!
— Да, мне уже говорили, — иронически хмыкнул я.
— Кстати, как вам наши лаборантки?
— Молодцы, трудятся в поте лица. Но им не позавидуешь.
— В каком смысле?
— Ну… хотя бы в том, что заставлять женщин работать в противогазе, да еще в такую жару – это не выход из положения. Лекарство не должно быть хуже болезни.
Кажется, Галимзян Рашидович смутился.
— Она вам что, про обмороки рассказала?
— Типа того.
— Болтают что ни попадя… Так вот! – запальчиво произнес он, пригрозив пальцем сидящей наверху девушке, — Во-первых, это было всего пару раз, во-вторых, тогда над девчонками просто глупо подшутили – засунули, понимаешь, капроновый чулок в шланг, типа боевого крещения – кстати, мы этим шутницам потом по строгачу влепили, а в-третьих…
— Пару раз, говорите? – я уже открыл было рот, чтобы выложить ему всю правду о сегодняшнем инциденте, но вовремя вспомнил предостережение Лены и не стал развивать тему, — Кстати, сколько лет этой девушке?
— Не волнуйтесь, совершеннолетняя. Да вы не думайте, я все понимаю. Женщины – они везде женщины… им прическа и макияж иной раз важнее жизни… Но и нас понять нужно. Разреши им без противогазов работать, половина тут же перетравится, а половина из больничных вылезать не будет! Я ж не виноват, что он прическу мнет и дышать в нем трудно… да, кстати, не так уж трудно, просто привыкнуть надо. Вон, когда здесь в войну иприт делали, вообще одни девчата восемнадцатилетние работали, так они по восемь часов из противогазов и защитных костюмов не вылезали! Кто втихаря снимал подышать, тех через полгода на кладбище везли. А остальным – нашатырный спирт в шланг, и клизму с холодной водой каждые два часа, чтобы сознание не потеряла. Вот это, я понимаю, была душегубка! А сейчас-то что, курорт почти…
— Вечная память тем девчатам, — говорю, — Но сейчас все-таки не война. Мужчин бы на их место… или приборы какие-нибудь автоматические.
— Так мужик-то наш не дурак за лаборантскую ставку здоровьем рисковать, — усмехнулся главспец, покачав головой, — Ему ниже аппаратчика не предлагай, да еще по особо вредной сетке! А там тебе все – и санатории, и дополнительные отпуска, и льготы разные. А насчет приборов… как вам новая установка? — это он, видать, тему решил сменить.
— Сразу видно, полная автоматизация, — усмехнулся я.
— Так ведь за валюту покупали, – не уловил он сарказма, — Ну что, теперь в 11-й?
— Да. Только распорядитесь, пожалуйста – пусть за ней присмотрят. А то мало ли что…
Галимзян без лишних слов схватил за руку первого попавшегося рабочего (где они только раньше прятались?) и ткнул ему пальцем в Лену. Рабочий понимающе кивнул и, натянув противогаз, шустро полез наверх.
— Я не спорю, недостатки в нашей работе есть. А у кого их нету? Так что вы, пожалуйста, не сгущайте красок, когда писать будете. Как говорит Михаил Сергеевич, больше позитива!
— За это не беспокойтесь. Кто ж мне позволит?
Обошел я еще пару производств – там, слава богу, без приключений обошлось, в столовой пообедал, на очистные сооружения заехал, пару интервью в заводоуправлении взял – вроде бы все сделать успел. А тут уже рабочая смена закончилась, народ из проходных повалил. Эх, думаю, вот бы встретить сейчас мою Лену, да пообщаться с ней в спокойной обстановке, без дурацких противогазов и главспецов…
И знаете, мне повезло! Иду я к нашему редакционному «рафику», гляжу – на автобусной остановке в толпе женщин стоит моя давешняя знакомая. Я ее даже со спины узнал, она и тут в мини-юбке была, а уж эти ножки я бы ни с какими другими не спутал.
Естественно, сразу бросаюсь к ней.
— Лена! Как ты?
— Ой, Сережа! Привет!
— Привет! Извините, девушки, я у вас подружку конфискую ненадолго.
Ну, и конфисковал. А те вслед хихикают: «Повели нашу принцессу под белы рученьки!»
Я ее спрашиваю:
— Лена, а почему принцессу? У тебя папа, случаем, не король?
— Не король! – смеется она, — Он у меня здесь, на заводе, слесарем работал. А принцесса – это потому что все говорят, что я на принцессу из «Бременских музыкантов» похожа. Ну, из мультика.
— Точно, — говорю, — Там принцесса тоже в коротеньком платье. Только ей до тебя далеко!
— Правда так думаешь? – хлопает ресницами это чудо в мини-юбке.
Господи, кажется, я окончательно и бесповоротно влюбился.
— Есть в тебе что-то такое… На «мисс Химпром» выдвигаться не пробовала?
Она аж зарделась.
— А что, разве такой конкурс есть?
— Не знаю, — жму плечами, — Почему бы и нет? Я к тому, что тебе лучше по подиуму в купальнике ходить, чем на заводе горбатиться. Знаешь, противогаз тебе совсем не идет.
— Да кому же он идет? – конфузливо прыснула она в ладошку, — Представляю, как я выглядела с этим хоботом…
«И с голой попкой!» — ехидно улыбнулся я про себя. Судя по характерной рельефной тени, проступавшей сквозь тонкую материю юбки, ее легкомысленные ажурные трусики и сейчас были на ней.
— Могу потом фотографии прислать. Посмотришь.
— Ой, а ты что – все-таки снимал меня? В таком виде?!
— Извини, трудно было удержаться. Кстати, могу и еще раз снять. Без противогаза-то ты смотришься куда лучше!
— Вот как? Ну, давай, фоткай! – приосанилась она, кокетливо отставляя ножку, — Кстати, знаешь, почему я сегодня в цехе чуть не задохлась?
— Ну? – спросил я, наводя резкость.
— Да это Валька наша, уборщица, мыла вчера полы, и нечаянно скинула мой противогаз в ведро. Никому не сказала, сумку отжала и на стеллаж поставила. А коробка-то у противогаза отсырела, вот воздух через нее потом и не проходил! – тут она не выдержала и звонко засмеялась, — Валька так извинялась! А я-то еще думала, чего ж дышать-то так тяжело?
Иными словами, пока я беззастенчиво пялился на ее жопу, она молча сходила с ума от удушья, продолжая при этом работать, пока не свалилась без чувств. И все из-за какой-то дуры-уборщицы. А потом явился главспец, и этот ужас начался заново… Как она вообще осталась в живых, когда с одной стороны у нее был наполненный ядом вонючий реактор, с другой – грозящий репрессиями Галимзян, а на ней – только халатик, трусики и противогаз, в котором невозможно дышать?! С моей точки зрения ничего смешного тут не было вовсе, вспомнить только, какое у нее было лицо, когда я стянул с него маску. Краше в гроб кладут. А теперь вот, хохочет, как ни в чем не бывало. И даже зла на ту дуру-уборщицу не держит. Вот это девчонка! Просто супер.
— Знаешь, ты меня тогда здорово напугала!
— Да я сама испугалась, если честно. Вдруг такая слабость накатила, перед глазами круги черные пошли… Потом хлоп, лежу на полу, в ушах звенит, в глазах темно. Мамочка, думаю, где это я? И тут меня кто-то как шлепнет по попке!
Теперь уже настала очередь краснеть мне.
— Не обижайся, это я тебя так в чувство приводил. По щекам хлестать жалко было.
— А по заднице, значит, не жалко? – притворно надула губки Леночка, — Да ладно, все равно спасибо!
— На здоровье. Лена, один вопрос… Тебе не страшно здесь работать?
— Поначалу было немного, — призналась девушка, — А теперь привыкла. Зарплата хорошая, бесплатные путевки, пенсия в сорок пять…
— Ты что, серьезно рассчитываешь дожить здесь до пенсии?! – вырвалось у меня.
— Почему бы и нет? Другие-то работают. А у меня, между прочим, в школе пятерка по химии была.
— Ну и поступала бы в институт!
— Разве что заочно. У меня мама болеет…
И что же – теперь ты должна будешь всю жизнь добровольно возиться с химикалиями, дышать разной дрянью и падать в обмороки от удушья, чтобы в конечном итоге выйти на пенсию в сорок пять лет старухой-инвалидом, и тут же умереть от рака? Нет уж, моя девочка! Я заберу тебя отсюда, и чем скорее, тем лучше. Как насчет выйти за меня замуж? Да, даже о таких вещах мелькнула мысль… причем бредовой она мне ничуть не показалась.
— Лена, — тихо сказал я, беря ее за руку.
— Что, Сережа? – широко распахнула она свои огромные глаза.
— То самое…
Так состоялся наш первый поцелуй.
Ехать со мной в город она, правда, в тот раз отказалась, сказала, что в ближнем поселке живет и к маме торопится. Думаю, сказала правду… не похожа она была ни на блядь, ни на динамщицу, несмотря на привлекательную внешность и любовь к мини-юбкам. Да я и сам решил не торопить события. Короче, обменялись мы телефонами и договорились для начала пойти в субботу на пляж (из чего я сделал вывод, что постоянного парня у нее нет, иначе она вряд ли согласилась бы). Но тут меня срочно в командировку направили. А потом она куда-то пропала. В общем, так вышло, что больше мы с моей принцессой не виделись. А тот наш поцелуй так и остался последним…»
* * *
— Ну, что ж? Грустная, конечно, история… Но почему же – «боль на всю жизнь»?
Рассказчик тяжело вздохнул, и мне показалось, что в уголках его глаз блеснули слезы.
— Так ведь погибла она через неделю.
— Как???
— У них там авария произошла. Установка полыхнула. Почти все убежали, а она не успела. Ее так и нашли потом: в обугленном халатике и противогазе с перебитой трубкой. Маску от лица вместе с кожей пришлось отдирать. Это мне врач знакомый рассказывал, он сам там был… А я, бывало, как вспомню ее глаза, эти ямочки на щечках… да как представлю себе… Говорят, на похоронах гроб даже не открывали. А уж как ее родители убивались, это вообще страшное дело. Она ведь у них одна была.
— О, господи! – потрясенно воскликнул я, чувствуя, как невидимая рука сжимает и мое сердце.
— Естественно, никаких подробностей поначалу сообщали, — продолжал мой попутчик, — Мы в газете так и напечатали – мол, на заводе был пожар, но жертв и угрозы населению нет. Потом там все-таки признались, что жертвы были. Я даже их фамилии каким-то образом узнал – Павловский и Рябоконь. Ни имен, ни должностей. Ну, Павловский – бог с ним, а вот Рябоконь? Это ж фамилия моей Лены! Мне как ножом по сердцу резануло… правда, потом успокоил себя немного, вдруг, думаю, это какой-то ее родственник или однофамилец – одним словом, мужчина. Тоже, конечно, жалко, но все-таки… Звонил им, но никто трубку не брал. И только когда сообщили, что среди погибших девушка… вот тут и оборвалось у меня все внутри, и понял я, что больше своей Лены уже не увижу. Ее уж и похоронили к тому времени…
Сергей Владимирович прикрыл глаза и отрешенно замолчал. Я тоже молчал, да и что я мог сказать? Будь я трижды хохмач и циник, но когда разговор заходит о смерти, тут уж шутки в сторону.
— Давай, помянем ее, — неожиданно предложил он мне.
Выпили не чокаясь. Закусывать не стали. Потом он вдруг продолжил:
— И знаешь, что интересно? До этого случая жизнь у меня шла вкривь и вкось. Бился как рыба об лед, вкалывал, как проклятый, и все без толку. А потом вдруг все пошло, как по маслу! И в Москву переехал, и женился удачно, и почти сразу получил хорошую должность в крупной газете, несколько книг издал, дети умницы, старший недавно первое место на олимпиаде по физике занял. Опять же – загранкомандировки, квартира в центре, дача в Жуковке… и, главное, на здоровье никто из родных не жалуется, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Или вот, например. Лет десять назад меня завотделом назначили, в позапрошлом году – главным редактором. Так что ты думаешь? Оба раза приказы были подписаны в годовщину ее смерти, день в день!
— Вас послушать, прямо мистика какая-то…
— Мистика, не мистика, но чувство порой такое, что эта девочка… она как бы все мои грехи на всю оставшуюся жизнь с собой на тот свет унесла…
— Ну, это вряд ли. Наука такого не допускает.
— Да я сам понимаю, что вряд ли, но все равно ощущение часто возникает, будто я ей чем-то обязан. Веришь, нет, у меня до сих пор ее фотка на стенке висит, и даже жена не протестует. Когда бываю на родине, обязательно к ней на могилу прихожу с цветами, как на свидание. Главное, мало ли у меня знакомых девчонок было? так я и живых-то забывать начал, даже тех, с кем у меня и вправду что-то было, а тут, поди ж ты – мертвую забыть не могу!
— Она и вправду такая красавица была?
Глаза моего попутчика вновь предательски покраснели. Не говоря ни слова, он плеснул в стаканы остатки коньяка. Мы снова выпили.
— Слушай, Толя, — посмотрел он слегка замутненным взглядом сквозь грани пустого стакана, — А с чего мы вообще вдруг завели все эти разговоры про женщин? Нам что, поговорить больше не о чем?
— Есть, — в тон ему ответил я, — Но потребуется еще одна бутылка.
— Так в чем же дело? – криво усмехнулся он, и полез в портфель…
